Паракритика паракритики
№ 2010 / 51, 23.02.2015
Не так давно писатель Иличевский мне подпихнул статью «Под парусами паракритики» Юлии Щербининой («Континент» № 145, 2010). «Хорошая работа, – говорит. – Замечательно, что родилась такая идея
Не так давно писатель Иличевский мне подпихнул статью «Под парусами паракритики» Юлии Щербининой («Континент» № 145, 2010). «Хорошая работа, – говорит. – Замечательно, что родилась такая идея, потому что в совокупности критика за малым исключением как раз и напоминает тот самый «Цветочный афедрон», с которым приходится иметь дело, от которого не отвертеться только презрением, потому что всё это выдаётся за механизм культуры, являясь глупостью и ложью».
 |
Я начал читать статью про критику и несколько расстроился. Я конечно, как прилежный человек, сразу прочитал во введении, что автор «занимается исследованием дискурсивных процессов в разных областях культуры», да только не ожидал, что до такой степени углубился в оные практики. Заранее сочувствую автору, разделяю многие его наблюдения, но не разделяю его увлечённость собственным стилем. Так писали в начале девяностых, когда многие дорвались-таки до чтения французских философов. А они – известно что: «подобие международной банды цыган-конокрадов, которые при любой возможности с гиканьем угоняют в темноту последние остатки простоты и здравого смысла». Рубежом, кстати, был 1990 год – годом раньше «Прогресс» издал «Избранные работы» Барта, серенький такой том, и после этого его все прямо обцитировались. Я знавал людей, что в ту пору только и говорили «Семиотикой».
Журнал «Континент», конечно умный, да только всё же не снабжён надписями «для специальных людей». Поэтому, как прочитаешь в нём неожиданно: «А для этого проникновение в художественный текст должно обрести утраченный статус сакральности – стать экзегезой», так приходишь в состояние, определяемое многими с помощью слова ругательного и неприличного.
Ну и наконец ужасный конец (каламбур). Идите в народ, сиять заставьте заново величественное слово критика… Любите не себя в критике, а критику в себе… Тьфу, Станиславский: «Для того, чтобы «взять курс» на экзегезу, литературной критике не требуется смена аналитического инструментария – необходимо изменить отношение к профессии. Здесь возможен только личностный, очень честный и очень смелый выбор: пересесть из фрегата в шлюпку и отправиться в свободное плавание. Вширь, но ещё более – вглубь. А оставшимся – минимизировать грехи паракритики, следуя известному правилу: С БОРТА СУДНА НЕ НЫРЯТЬ И НЕ РЫБАЧИТЬ!» – ну заглавные буквы мы вообще не будем обсуждать – оставим сетевым новичкам, любителям чатов.
Нет, я привык к тому, что в лихой час перемен то и дело раздаются призывы сбросить кого-нибудь с корабля современности, но вот так, самим… Раньше такого не слышал. Можно решить, что предложение кануть «вглубь» сделано в расчёте на то, что критики не тонут. Но ведь среди них могут оказаться и приличные люди!
И, опять же, что это означает-то такой совет? Возьмёмся за руки, друзья? Не сорите, уважайте труд уборщиц? Или «вы бы мяту, мужики, сеяли»?
Потом я начал, как говорят учёные люди, «деконструировать текст». Впрочем, чёрт, нет, конечно, я начал просто переводить его на русский язык – и с ним случилось то, что иногда происходило с советским маргарином: ты бросаешь его на сковородку, оно шипит, делает лужицу – и бац! – перед тобой снова чистая сковородка.
То есть, в статье было написано, что с критикой у нас проблемы. Ну, кто бы сомневался. Затем там было написано, что у больной критики семь свойств-грехов. Список этот возмутительно-пафосный, но главное – произвольный. Почему такие грехи, а не прочие?
Конечно, идея о том, что критика современная не разбери что такое – совершенно правильная. Хорошо бы понять вообще, что это – критика (первая проблема), но смущает меня особый птичьий, как бы научный, язык этого разбирательства (вторая проблема).
Дело в том, что если я наблюдаю высокую концентрацию учёных слов, так сразу напрягаюсь. Нет, я много где такое видел, и читал довольно экзотические книжки, да что говорить – кто по Ландау и Лифшицу учился, тот над стилем и сложностью изложения не смеётся. Но наукообразный язык, помимо всего прочего – точный индикатор, показывающий то, что если человек не может в общедоступном журнале говорить просто, значит, растёт недоверие к содержанию. Нет, у кого-то, наоборот, именины сердца – я всегда вспоминаю Пеперкорна из манновской «Волшебной горы», которого слова «осесть на земле» приводили в экстатическое состояние.
Предмет вопроса понимается следующим образом: «Под паракритикой следует понимать активно развивающийся в последнее время процесс отклонения литературной аналитики от непосредственного разбора-оценивания художественного произведения в сторону решения побочных (внелитературных) задач. А также результат этого процесса – совокупность текстов, отражающих признаки последовательной деконструкции литературной критики под влиянием культурных сдвигов в постиндустриальном социуме».
Но я всё-таки вынырну, чтобы набрать воздуха и попробую успеть сказать вот что: «Критика», как мне кажется, давно умерла. Я сам как-то, лет десять назад написал текст про то, что критика в её классическом понимании, какому нас учили в школах, с Белинским и Писаревым умерла. Ну нет этого пафоса, вскрытий и обличений в нашей жизни. А если кто начнёт говорить языком Белинского нынче, то выйдет некоторая неловкость.
Осталось, впрочем, рецензирование.
Нет, осталось ещё много чего – вон, Сеть полна читательских отзывов. Довольно много в ней и филологических штудий. Но это всё не «критика», сколько много не придумай ты терминов типа «литературная аналитика» или иных эвфемизмов.
Оттого все призывы куда-то спрыгнуть с какого-то фрегата, это всё – мысль мутная и мне совершено непонятная. Меж тем, тема-то ужасно интересная. Например, есть (как мне кажется – мысль-то на скорую руку) две точки приложения этих вторичных текстов: медиа и социальные сети.
Обсуждения ведутся в социальных сетях, и именно туда перекочевали все интересные разборы.
А вот что должно появляться в медиа – совершенно непонятно. То есть, какова роль нового типа журнала?
Вообще, какова роль сообществ – типа фендома у фантастов, или прочих писательских групп и кружков. Где писательские кружки? Ну, потеряли большие структуры для дискуссий, нет у нас западников и славянофилов, но где структуры новых форматов? И если они обнаружатся, то что от них ожидать?
Вот раньше единицей структуры был толстый литературный журнал – ну, понятно, журнал «Октябрь» нападал на журнал «Новый мир», и происходило то, что сейчас простыми и циничными людьми зовётся «движуха». А нынче быть толстым журналом так страшно, что поневоле жмёшься ещё живым к своим сотоварищам.
Но тут я себя одёргиваю. Я, может быть, на литературный процесс взъелся, оттого, что мне надобно горения души, пафоса, Кастальской академии вкупе с Серапионами и ОПОЯЗОМ, но я в себе эти порывы безумия всё-таки умею гасить. Но время от времени я встречаю очень сильные тексты и честно себе говорю: «Видишь, Владимир Сергеевич, как завёл тебя этот рассказ, тебе завидно даже». Так что тексты есть – а процесса никакого нет. Просто сейчас и движухи нет – оттого все так радовались появлению «Цветочного креста». Но вот чему обрадоваться на поле обсуждения критики – не ясно.
У меня мысли простые, как молоток: изменился социальный статус литературы – изменилась и критика, на ней кормящаяся. Обмелели финансовые потоки, одновременно широкие народные массы начали публично рефлексировать по поводу прочитанного. И это ещё больше повлияло на финансовые потоки: да и то – зачем выводить специальную породу филолога-профессионала, что способен дочитать до конца «Красное колесо», когда можно черпнуть из бурного моря народных отзывов, и будут любому изданию и рецензии, и авторы, и мнения, и пересказ содержания. К тому же выяснилось, что просто рецензия сама по себе не влияет на продажи, и, собственно, ни на что не влияет.
Да, да – я люблю вульгарный социологизм, ведь он многое объясняет. Не всё, конечно, но многое.
А самое лучшее в упомянутой статье – это цитаты из всяких безумных рецензий на не менее безумные книги.
И если ты улыбаешься, их читая, то это подтверждение того, что жить надо весело.
Весело, вот что я скажу.
Нам и не такое покажут.
Владимир БЕРЕЗИН
Добавить комментарий