Творчество – невротичная сублимация эротоманов
№ 2011 / 7, 23.02.2015
Василий Ширяев: Итак, Денис Анатолич, подводим итоги литгода.
Денис Пикулин: А чё там подводить, и так всё понятно.
ДИАЛОГ КАМЧАТСКИХ СТОРОЖЕЙ
Василий Ширяев: Итак, Денис Анатолич, подводим итоги литгода.
Денис Пикулин: А чё там подводить, и так всё понятно.
В.Ш.: Ну и чё тебе понятно?
 |
| Денис ПИКУЛИН |
Д.П.: Да чё, Плеве со Сракеным рулят. Всё остальное сосёт. Тут тандем типо Медведев–Толстой, Путин–Достоевский – дань, так сказать старине. А имена остальных писателей знают только критики, составляющие списки поминантов.
В.Ш.: Ты имеешь в виду?..
Д.П.: Ага.
В.Ш.: Я тебя понял. Что ты можешь сказать конкретно по Букеру?
Д.П.: Ну что Букер, ну… всё понятно. Выход книги давно не событие, так? Запрет книги – более значимый факт в её существовании, чем появление.
В.Ш.: Так.
Д.П.: А премия – событие. Премия – это и есть литература, а книжки, которые в неё входят – это так, стёршийся iероглиф. Их можно, в общем-то, не читать. Главное, чтоб премия рванула. Последнего Букера кто получил? Афедрон. Премию дали по сути за одно слово – вот где прорыв. Разрыв шаблона. Это как у нас в Камчатском театре с «Золушкой» получилось. То есть, ну Золушка и Золушка. Что Камчатке Золушка? А тут так хорошо пошутили с переводом поясов.
В.Ш.: Ты хочешь сказать, что всё идёт по плану?
Д.П.: Да, всё идёт по плану. Чем хуже – тем лучше. Прикинь, сколько людей из-за Колядиной вспомнило за аорист и прочую аппаратуру?..
В.Ш.: Изрядно.
Д.П.: Поэтому надо не книги писать, а премии создавать. Надо изнутри системы идти к цели и одновременно снаружи…
В.Ш.: А потом под свои же премии писать книги.
Д.П.: Точно. Кстати, я пересмотрел свой взгляд на заказную литературу, ну ты понял.
В.Ш.: Угу.
Д.П.: Понимаешь, чувак пишет что-то, не дай Бог, чтобы не усмотрели заказ. А это и есть заказ.
В.Ш.: А кто усмотрит?.. Кто смотрящий?
Д.П.: Ну, мы или они.
В.Ш.: Ага, мы-они.
Д.П.: Да, мы, они, какая разница.
 |
| Василий ШИРЯЕВ |
В.Ш.: Пусть лучше писатель работает на внятный заказ. Ты, кстати, матом не ругайся, вырежут.
Д.П.: Чёрт с ним. Писали же раньше в книжках посвящения на десять страниц. Графу там, герцогу такому-то. Сейчас можно не юлить, писать в аннотации: книжка написана на такую-то тему, заказ №. Лицензия такая-то. Просто если чувак пишет якобы без заказа, ориентируясь на поползновения «нас-их», «верхним чутьём», выходит ещё хреновей.
В.Ш.: Ты правильно тему поднял. Я давно всем говорю, что литература – это болезнь языка. У чуваков двойные вилы выходят: во-первых, они заблуждаются, что всё можно описать человеческим языком, во-вторых, они заблуждаются, что всё можно описать точно.
Д.П.: Ну я в курсе твоих идей по языку.
В.Ш.: Уже лет пятьсот рулят искусственные, формальные языки. Естественные языки, любые, – это каменный век, периферия. Они по-любому описывают хреново и неточно очень небольшой фрагмент реальности. Какие ещё вопросы могут быть к литературе?..
Д.П.: Это типа риторический вопрос?..
В.Ш.: А ты в курсе, кто отвечает риторическим вопросом на риторический вопрос?..
Д.П.: За риторический вопрос вообще никто не отвечает.
В.Ш.: Ну за риторику. (Пауза.) Так на чём я остановился?.. Понимаешь, последнее прибежище литературы – это такой Акакий Акакиевич с запросами типа «Душу мою угадай!»
Д.П.: Ну да, читатель типа хочет, чтоб в книжке было написано про него, про жизнь, про «что делать?», и чтобы доступно. Такой самоучитель жизни.
В.Ш.: Во-во, типа писатель – это врач, адвокат и психоаналитик в одном флаконе подешевле. Только врач, адвокат и психоаналитик – это дорого. Да у нас и нет нормальных-то – бабки только дерут.
Д.П.: Ещё священник и заговорщик для комплекта, зубы заговаривать. То есть, если б адвокаты и психоаналитики были дёшевы, все вопросы к инженерам чел. душ отпали сами собой, ты это хочешь сказать?..
В.Ш.: Да. «И все пошли домой». То есть кино снимать.
Д.П.: Вообще, я те скажу, письмо вообще патология. Да вообще любое творчество – невротичная сублимация эротоманов и потенциальных самоубийц. Я вот не пишу, потому сижу и с тобой адекватно базарю, как нормальный пацан, так?
В.Ш.: Ты на что намекаешь?
Д.П.: Да погоди, я сейчас не про тебя. Мы ж глобалим без подъ…бок. Тьфу, сбил. Ну. Это мой стакан? То есть, я что хочу сказать-то… а, ну да. Ну все ведь знают, что любые какбе творческие люди – это по сути психи, с разным успехом притворяющиеся нормальными. Но следующий вывод-то из этого какой?
В.Ш.: А какой из этого может быть вывод, кроме как?..
Д.П.: Короче, вывод такой, что ближе всех к возвышенной идее искусства – графоманы и прочие самодуры. Они ведь всё бескорыстно, из любви к феномену креативят, не за бабки там, славу, успех у баб… Хотя по стереотипу мечтают об этом – типо так положено, но двигатель у них реально другой. Они ведь буквально пытаются клонировать канон, тем самым как бы обнажают его, но зато ближе к правде подходят. Потреблять такие культурные продукты, правда, геморрой, но по сути надо тренироваться и изучать.
В.Ш.: Ну ты загнул, ё-маё. А примеры есть?
Д.П.: Ну про литературу замолчу, а вот за кино пажалуста. Вот я те скажу, что Михалков сейчас гениально снимает. Вот его УС-2 нереальный шедевр. Смотреть невозможно, но кино восхитительно. Хотя все ругают и плюются, но это гораздо лучше, чем всё, что он там раньше снимал. У него как крыша на почве мессианства отъехала, так сразу гением стал. А то, что раньше было, это так, профессиональные штучки. Что ты со своей стороны можешь сказать за «Овсянки»?
В.Ш.: Ну что, это кино правильно было назвать «Овсянки, сэр». Это такой шотландский юмор, которые прикалываются над тупыми саксами. Два героя эти – это Шерлок Холмс, а фотограф – это Ватсон. Любое кино фальсифицировано – это аксиома, так?..
Д.П.: Ну.
В.Ш.: То есть на самом деле это история о том, как два мужика убили бабу, и концы в воду. Топорища эти дурацкие покупают, черенки для лопат. А вся эта ахинея про мерю – это их собственная конфабуляция, ну, ты понял…
Д.П.: Ну попросту враньё, мифомания, да…
В.Ш.: Да, слово такое. Ну и они задним числом наврали три короба всей этой мифологии. Под предлогом, чтобы бабу изнасиловать и труп уничтожить. Черенком лопаты. Чистой воды криминал, только на фестивальный манер, чтоб типо красиво. Развод шибко умных лохов на вздохи. И ведь специально нудно под арт-хаус сняли – сразу ведь и не заподозришь, типо кинопоэтика, язык, дескать, такой. А вот как он бабу водкой протёр перед употреблением, так у меня как пелена с глаз и катарсис.
Д.П.: Типо «не доставайся же ты никому»?..
В.Ш.: Да это не важно. «И за борт её бросает». Ну, не поделили, предположим, да.
Д.П.: А у Холмса с Ватсоном, кстати, с бабами было хреновато. Там миссис Хадсон, Ирэн Адлер.
В.Ш.: Ну тем лучше, ещё два мотива плюс намёк на лондонских сидельцев. Посмотри на эти лица, на этих актёров! Это ж типичные саксонские ряхи, в английских костюмах, с юмором. Юмор – это, кстати, «мокруха» по-латыни.
Д.П.: Ну?
В.Ш.: Ну. Потом же все смотрели «Шерлока Холмса». Ватсон в Афгане воевал, значит, военный преступник. Холмс – наркоман, значит, драг-дилер. А где он брал дурь?.. Разумеется, у Ватсона. А Ватсон где брал?.. А у Ватсона был трафик с Афгана. Это же элементарно! Конфликт с профессором Мориарти – типичная разборка двух ОПГ. Ну вот в «Овсянках» это всё показано открытым текстом.
(Смех, непечатные ругательства.)
В.Ш.: Потом, все же в курсе, что это кино экспортное. То есть это кино типа «мы сделаем вид, что мы верим, что вы нам поверили, что мы верим в то, что вы поверите в то, что мы вам показали». Чо я сказал-то!
Д.П.: Ага, «кто ж на Плюке правду думает».
В.Ш.: Оно самое. Вообще русское кино очень просто снимать. Русское кино – это гибрид иконы и анекдота. Знаешь, икона с житием?.. В центре лик, а вокруг картинок штук 20 – житие. Вот русское кино и складывается из этих житийных длинных планов минут по пять, и лик пару раз мелькает. Вот и вся любовь.
Д.П.: Помнишь, как протопопа Аввакума п…здили прихожане, за то что он им службу долго читал, на два часа? Всем же некогда. То же с кином.
В.Ш.: Я и говорю, наше кино надо на полиэкране давать, как это умели делать на Москве при Аввакуме. Они же службу читали сразу всеми кусками, по-быстрому. И кино надо показывать на полиэкране всеми кусками. В качестве сюжета берётся любой анекдот…
Д.П.: Раньше из кина анекдоты сочиняли. Штирлиц там, Шерлок Холмс тот же.
В.Ш.: Дык правильно. А сейчас наоборот, анекдоты стали экранизировать. Конверсия. Берёшь любой анекдот, например, «Василий Иваныч, белого привезли!» «Сколько ящиков?» И тянешь его на два часа. Час пусть телеги везут что-то такое, прикрытое рогожкой. Ну и кино тоже всё прикрыто рогожкой. А кругом степь, Азия-с. На 40 минуте подъезжают они к какой-то халупе. И Петька (но мы не знаем, что это Петька) говорит: «Василий Иваныч, белого привезли!» И Василий Иваныч шутит (потому что он заранее знает, что о нём будут рассказывать анекдоты): «Сколько ящиков?»
(Смех. Грязные непечатные ругательства.)
В.Ш.: Потом минут на 10 беспредметный разговор с языком о жизни. Его по-быстрому расстреливают. Василий Иванч с Петькой и Анкой быстро выпивают всю белую. Потом хату спалить. Всё как у людей.
Д.П.: Хорошее кино, кстати, получилось бы. Скажи теперь ты за литературу.
В.Ш.: Дмитрий Данилов. Особенно нравится то, как он гонит гусей именно. Потом соавторство Алёна Чурбанова и Евгений Никитин.
Д.П.: Ты мне скидывал.
В.Ш.: Ты понимаешь, соавторство вообще великая вещь. Ты заметь, они пишут вдвоём, но коротко.
Д.П.: Ну.
В.Ш.: Я понял. По идее, когда пишут двое или более, то должны выдавать больше. В единицу времени. А тут получается наоборот. Получается, чтобы обоюдно подогнать стиль, приходится удалять в геометрической прогрессии. Ну, ты понял…
Д.П.: Ага. И творческое шизо не надо имитировать. Одна голова хорошо, две лучше.
В.Ш.: Один придумает одно, другой другое – и путь открыт к успехам, как говорил Швейк.
Добавить комментарий