Кто такие ПоПуГаны?

№ 2011 / 14, 23.02.2015

Критический триумвират «ПоПуГан»: Елена Погорелая (По), Валерия Пустовая (Пу), Алиса Ганиева (Ган) расскажет о своей «сверхидее», критическом перформансе, в котором реализуются жизненные соки

Критический триумвират «ПоПуГан»: Елена Погорелая (По), Валерия Пустовая (Пу), Алиса Ганиева (Ган) расскажет о своей «сверхидее», критическом перформансе, в котором реализуются жизненные соки, а также покажут вход в тёмную комнату с хлопаньем в ладоши, который открывает время блондинок и не только…

Фото: Анатолий СТЕПАНЕНКО

– У вас недавно прошёл второй «попуганский» вечер. Расскажите о его идее и сверхидее. С какой частотностью и в каких ещё формах вы планируете будоражить литературный мир?

Пу: Поэты на своих вечерах читают стихи, прозаики читают отрывки и отвечают на вопросы. Что делать на вечере критики – непонятно. Мы думали, что вышли из положения: презентацию нашей группы в октябре 2009 года построили как интерактивный вечер, в котором наши зрители-читатели принимали активное участие.

Открывала вечер дискуссия с залом. Мы-то планировали, что зададим вопросы людям, они нам расскажут про своё восприятие критики и всё такое, а они как пошли на нас… Все претензии, недоумения, вопросы, которые у них накопились по адресу современной литературной критики, были нам адресованы. Мы сначала опешили, а потом поняли, что иначе и не могло быть. В критике сейчас как никогда важна обратная связь.

Эта дискуссия была нужна нам не меньше, чем читателям, – критик, который утрачивает чувство читателя, его живого соучастия в чтении, теряется, пишет холодно и бесцельно.

И вот это чувство читателя, стремление к диалогу побудили нас двигаться в сторону большей интерактивности, игры. Захотелось создать у читателя положительный эмоциональный образ критики и современной литературы.

16 марта мы пригласили читателей и писателей на наш второй вечер, целиком построенный из игр в угадайку. И конечно, купили призы. Дарить людям радость – у критика так мало случаев сделать это, его работа часто вызывает совсем другие эмоции…

Ган: Да, у «ПоПуГана» было всего-то два вечера, причём один – презентационный, а второй – анимационный, с интервалом в полтора года. Тем не менее группа как-то сразу вошла в сознание литсообщества. Это говорит о том, что в воздухе давно носилось предчувствие такой вот неформатной, перформансной формы критики.

Не знаю, когда состоится наш следующий вечер, но там, безусловно, будут интерактивные игры с публикой. Мы разве что не будем замыкаться на материале современной литературы: её мало кто знает и читает, и поэтому эффект от наших задорно-просветительских конкурсов смазывается.

По: Вряд ли у нас была какая-либо другая идея, кроме как пообщаться с теми, кто знаком с современной литературой, и привлечь к ней внимание тех, кто её не читает. Судя по отзывам, эта задача не осталась совсем уж невыполненной, хотя, конечно, разрыв между «своим кругом» пишущих и читающих и людей «со стороны» настораживает. Привыкая вариться в нашем литературном соку, забываешь о том, что «15 000 000 человек вообще не знают, что такое Пелевин»…

– Как вы планируете ваши критические игры? Репетируете ли на ком-то? Приведите для примера что-то из вашего игрового арсенала.

По: Критические игры рождаются из игр человеческих – мы часто «играем» на праздниках, днях рождения, и что-то оказывается задействовано в вечерах. Все эти игры знакомы любому – ассоциации, пантомимы, – разница в том, что мы стараемся литературно их акцентировать и привязывать к действующим именам прозы, критики либо поэзии…

Ган: Собираемся и придумываем, но ни на ком не репетируем. Наш идеологический мотор – Валерия Пустовая. Она, кстати, и подала нам идею создания группы. Игровой арсенал весьма разнообразный. На последнем вечере мы даже устроили конкурс пантомим «Угадай современный роман». Один из главных конкурсов – пародии. В прошлый раз мы парафразировали «Двенадцать» Блока в стилистике разных современных авторов, а зрители должны были угадать – каких именно. А в последний раз – составляли верлибры-центоны путём выдёргивания фраз и предложений из современных текстов. Люди опять-таки должны были угадать эти тексты…

Пу: В газете «НГ Ex libris» были опубликованы пародии, которые мы зачитывали на первом нашем вечере, а скоро, надеемся, там же выйдут загадки про критиков и, может, верлибры из молодой прозы.

– Критическая интерактивная анимация, критика-ludens – это дань времени, которое всё воспринимает и усваивает в карнавальных формах?..

По: В нашем случае это скорее жизненные соки, которые бродят и ищут выхода – и не находят последнего в толстожурнальных статьях.

Ган: Можно сказать и так. Но если для поэтов, к примеру, внетекстовая деятельность всегда была в чести, а сейчас и вовсе бьёт рекорды популярности, то с критиком дело обстоит иначе. У критиков другой имидж. А мы его топчем.

Пу: Это дань времени, которое осознало ключевую роль воспринимающего в культурном процессе. Принято критиковать потребление, рекламность, пиар. Но всё это – актуальные формы народности. А народность – другое имя человечности. В культуре умирает всё, что не вызывало сердечного отклика, что не вошло в жизнь как её прочная, повседневная часть.

Критика как ролевая игра, как источник сильных эмоций – радости, азарта, сопереживания – способна конкурировать с развлечениями, стимулирует обмен мнениями, создаёт атмосферу для неформального общения читателя и литератора.

– Может ли состояться полноценная критика, основательный разбор текста в форме жеста, перформанса? И планируете ли в перспективе выставку-книгу своих игровых критических жестов-разборов?

По: На мой взгляд, нет, но перформанс может подготовить потенциального читателя к восприятию полноценной критики. Случайный гость, посмотревший какую-либо сценку из современного романа или поучаствовавший в «блиц-опросе» современных писателей, способен заинтересоваться тем, «как же всё было на самом деле», и открыть книгу Сенчина, Славниковой et cetera. Разумеется, это маргинальный путь «освоения» современной литературы, но в какой-то степени вся современная литература, увы, маргинальна…

Фото: Анатолий СТЕПАНЕНКО

Пу: Не полноценный, а, так скажем, достаточный «разбор» перформанс предоставить может. Вытянуть главное из произведения, показать самое принципиальное. Но такое превращение литературы в зрелище – чисто пиарский ход, и он не отменяет ни анализа, ни настоящей дискуссии.

Ган: Разумеется, полноценного разбора в формате игры-диалога быть не может. И затея с книгой была бы, конечно, очень легкомысленной.

– Ваш опыт игровой визуализации критики – есть следствие проблемы восприятия? Того, что между автором традиционного критического высказывания и адресатом – зияющая пропасть, если, конечно, адресат не персонаж критической статьи или другое узкопрофессиональное заинтересованное лицо?..

Ган: В точку. Мы просто выходим в тёмную комнату, хлопаем в ладоши, шутим, завлекаем, приманиваем, ищем читателя критики. Чаще всего вместо читателя натыкаемся на коллег или друг на друга. Но затеи не бросаем.

По: Я никогда об этом не думала. Мне кажется, наша визуализация критики – прежде всего следствие того, что нам хорошо вместе, – хорошо, весело и интересно, и в рабочем плане, и в человеческом… В конце концов, «ПоПуГан» родился не столько от ощущения критической сверхидеи, сколько от избытка наших жизненных сил.

Пу: Не знаю, как у автора традиционного критического высказывания – а у меня проблемы были. Ради чего, кого писать? – художники часто отмахиваются от этого вопроса, а для критика он решает всё. Обрыв связи заставляет критика замолчать, у меня был этот опыт, когда не знаешь, к кому обращаться, не видишь человека рядом.

Виновата в этом не критическая традиция, а её извращённое понимание как самоценного дела, поставленного на службу литературе. Серьёзная критика постсоветского времени особенно боялась массового читателя, массовых вкусов, и это усугубило её замыкание на себе, замыкание литературы на самой себе.

Но времена меняются: вырос, развился новый читатель, который ценит время своей жизни настолько, чтобы предпочесть штампованному криминалу и мыльной любви – современное слово о современном человеке. О нём самом! И вот тут установка критической традиции на самосохранение, а литературы на самодостаточность сыграли с ними злую шутку.

Надо бы меньше общаться с коллегами, больше – с читателями. Редактору и критику это не так легко устроить, и всё же я сейчас научилась держать литературу и жизнь, профессиональное и человеческое в правильном соотношении.

– Как избавиться от инерции традиционного образа критики и надо ли его разрушать?

По: Не совсем понимаю, кого можно «подставить» под этот традиционный образ. Белинского? Добролюбова? Аполлона Григорьева? Или – Георгия Адамовича, Юрия Тынянова, или – Владимира Лакшина, Ирину Роднянскую, наконец? Каждому времени соответствует свой традиционный критический образ. Вряд ли мы претендуем на то, чтобы сделаться этаким «воплощением», но альтернативный вариант предлагаем. Пусть будет много традиционных образов!

Ган: Не знаю, надо ли, но мы вот разрушаем. Хотя в нулевые, ещё и до всякого «ПоПуГана» у молодого по крайней мере поколения писателей сформировалось не совсем обычное представление о Критике. Критик представал юной, задорной и слегка дотошной девушкой (начало таким сверхновым стереотипам положила Лера Пустовая со своими первыми статьями). Мы просто поймали носящийся в воздухе «тренд» и овеществили его ПоПуГанскими перьями.

Пу: «Традиционных» критиков сейчас не большинство, много новаторов или просто адаптированных к новым условиям – социальным, экономическим, техническим.

Разрушать надо не традицию, а шаблоны, которые у каждого свои. У меня и это стало личным опытом – смешно сказать, я буквально в прошлом году научилась писать коротко, сделала две-три полосы рецензий для «НГ Ex libris». Ну то есть дело не в длине текста – а в том, чтобы сочетать лёгкий формат и традицию доказательной, ответственной критики. Для меня это было настоящее достижение, и я почувствовала гораздо большую свободу.

– Вы критически сообразили на троих по гендерному принципу. Критика делается прекрасным полом или ваше «попуганское» разноцветье сложилось совершенно случайно?

Пу: Прообразом группы была смутная идея вечера критикесс нового поколения – как раз потому, что, видно же, критику сейчас пишут девочки, пока мальчики уходят в более деньгоёмкие профессии. Социолог скажет, что женщины и дети работают в упадочных сферах. Но мне кажется, от женского присутствия критика только выиграла. Женщина не так зациклена на доминации, более восприимчива и непосредственна.

Ган: Да, сейчас у критики во многом «женское» лицо, причём на всех фронтах: толстожурнальном, газетном, сетевом. Тут скорее внешние и даже социально-экономические причины: мужчинам нужно зарабатывать деньги, а критикой можно заработать только врагов.

– Планируют ли «попуганы» создавать свою литературную иерархию, пропагандировать и навязывать свои эстетические взгляды? Кстати, в вашем триумвирате царит единомыслие? Нет ли споров, страстных дискуссий до попыток взаимного удушения?

По: У нас действительно разные вкусы и, в общем, стремления, но повторюсь: однажды мы просто поняли, что нам интересно друг с другом и что домашние чаёвничания под разговоры о литературе можно перевести в разговоры критические; что критика должна быть диалогичной и подразумевать некую несхожесть точек зрения при отсутствии враждебности, что центральной установкой критики должно стать желание понять.

Страстные дискуссии возникают, но не в том смысле, что каждая из нас стремится отстоять собственную точку зрения «вплоть до взаимного удушения», а все мы стремимся услышать друг друга и предложить свою, что ли, версию развития и понимания событий. Мы спорим – друг с другом и друг о друге, пишем о книгах друг друга и, как мне кажется, представляем какой-то фокус современных – «несвоевременных» – мыслей о критике и о судьбе литературы вообще.

Пу: Женское объединение может выжить только в том случае, если в нём достаточно свободы для манёвров и самовыражения каждой участницы. Наше рабочее общение основано на интересе к критике, современной литературе, молодой литературе. А так мы совершенно независимо развиваемся. И вообще очень разные, по жизни, по характеру. Поэтому и какой-то объединённой иерархии, общей системы оценок нет. И это хорошо – зачем группе из трёх думать, как одна, где тут место для диалога? Мы понимаем и поддерживаем друг друга в главном, а в частностях хочется дискуссии, а не монотонного гула.

Единственное, по чему я скучаю – совместное критическое творчество. Владимир Губайловский из «Нового мира» первый догадался нам предложить написать книжную полку «ПоПуГана», пишем сейчас. У меня самой такие идеи были, но пока не складывалось – все «попуганы» слишком заняты своими делами, статьями, редакторской работой. Надеюсь, что всё же возникнут поводы к совместному критическому высказыванию.

Ган: Разумеется, мы не одинаковы, и взгляды, в том числе эстетические, у нас не всегда совпадают. В своих текстах мы, бывает, полемизируем друг с другом. Это нормально. И может ли быть у «ПоПуГана» какая-то непротиворечивая иерархия – тоже вопрос. Пока мы такой цели не ставим, пока мы просто провоцируем на диалог.

– «ПоПуГан» в перспективе может стать хорошим коммерческим брэндом. Под его маркой может выйти коллекция одежды, игрушки, какие-то сласти. Не планируете ли пропаганду литературы совместить с бизнесом? Вывести литературу если не в глянец, то в попкультуру?.. Это было бы неплохой формой освоения новых горизонтов, своеобразная миссионерская деятельность по пропаганде чтения, современной литературы в штампах и образах, понятных современной массовой культуре.

По: Первый брэнд у нас уже состоялся – мы отпечатали несколько штучных календарей с вполне себе глянцевой (хотя и «артхаусной») фотосессией Анатолия Степаненко. До футболок с вышитыми «ПоПуГанами», я надеюсь, дело всё-таки не дойдёт, и вообще, на мой взгляд, эти художества хороши как побочная партия, а главным остаётся непосредственно слово, звучащее или печатное. Превращать наши игры в бизнес-план мне бы, честно сказать, не хотелось. Времени писать не останется.

Пу: Идея блеск, Андрей. А ты знаешь, что уже есть игрушки попуганы? Как я поняла – народное название «бакуганов», это такой типа игровой набор. Только это не наш «брэнд», это так случайно совпало – мы уже потом узнали, когда придумали своё название.

Пропаганда чтения, современной литературы – интересная и достойная цель. Эти цели у нас на прицеле.

А вообще наша ближайшая мечта – литературная премия «ПоПуГана».

Ган: Ну, кое-какие шаги мы уже сделали. На радио выступили, фотосессию устроили, календари заказали… Шучу. Для того чтобы запустить «ПоПуГан» как стимулятор интереса к чтению, нужен продюсер. Но я сомневаюсь, что какой-нибудь частный капитал или, допустим, госструктура заинтересуется таким анахронизмом, как чтение и высокие литературные ценности. Бред.

– Если бы был обряд посвящения в «попуганы», то что бы он из себя представлял и какую клятву-присягу должен бы был зачитывать вступающий?..

Пу: «Клянусь читать не только себя». Наверно, так. И пусть покажет, какое он чудо в перьях.

Ган: Вступающего вводили бы в затемнённую комнату и ночь напролёт пытали экзаменационными вопросами по истории критики и теории литературы. Андрей, как тебе такая идея? Получился бы весёлый ПоПуРГан.

По: Вопрос интересный. В последнее время мне всё чаще закрадывается в голову мысль, что «ПоПуГан» – структура не замкнутая, а открытая, столько вокруг талантливых и красивых критиков соответствующего гендера. Марианна Ионова, Ольга Левина, Елена Луценко, Дарья Маркова, Екатерина Ратникова, Татьяна Ратькина, Татьяна Соловьёва и другие чудесные девушки – наш проект имеет все шансы раскрутиться и разрастись. Кроме того, мы, как оказалось, объединились не в последнюю очередь по цвету волос; кто знает, может быть, настало время для объединения блондинок?..

Беседу вёл Андрей РУДАЛЁВ