Оптимист пессимизма
№ 2011 / 14, 23.02.2015
Литература сегодня по большей части – чтиво, развлечение, прочитанные книги легко забываются.
Германа Садулаева легко читать нельзя
Бокс научил меня никогда не оставаться лежать,
всегда быть готовым вновь атаковать…
быстро и жёстко, подобно быку.
Э.Хемингуэй
Литература сегодня по большей части – чтиво, развлечение, прочитанные книги легко забываются.
Германа Садулаева легко читать нельзя, похоже, его сознательная позиция – затруднить восприятие читателя, с тем, чтобы тот выполнял не столь пассивную роль, какую обычно на себя берёт читатель. Позиция писателя – удивлять не словом, а новой темой, которую от него не ждут.
Критики не понимают, что композиционные и образные модели книг Садулаева органически связаны с материалом его романов, с их нравственными и эмоциональными мотивами. Герман пишет исключительно о том, что лучше всего знает – «чеченская тема», значит чеченская тема. Об «офисном планктоне» – так ведь сам непосредственно работает в этой сфере и т.д.
В прозе писателя есть что-то «хемингуэевское». Я бы назвал Германа – оптимистом пессимизма. Его проза очень точна, реалистична и с внутренним надрывом, что не всем удаётся, я уж не говорю о той иронии и юморе, которые сквозят в каждом его тексте.
Когда я обратился к Герману Садулаеву с просьбой ответить на ряд моих вопросов, получил достаточно оригинальный ответ. «Я могу виртуально поговорить, но смотря о чём. Я не даю интервью о том месте, которое нельзя называть, том народе, который нельзя называть, и том человеке, имени которого нельзя называть. Ведь мы не называем имени того, чьего имени нельзя называть».
Я догадывался, на что намекает Герман, вспомнился небезызвестный герой «поттерианы», чьё имя никак нельзя называть. Я ответил в садулаевском духе. «Уважаемый Герман! Ваш ответ бесподобен. Я не буду спрашивать о том месте, которое нельзя называть, о том народе, который нельзя называть, и том человеке, имени которого нельзя называть. И мы не назовём имени того, чьего имени нельзя называть». В ответ получил: «Тогда прекрасно. Присылайте вопросы».
 |
| Герман САДУЛАЕВ |
– Говорят, о характере человека можно судить по тому, как он обращается с теми, с кем ему не обязательно обращаться хорошо. Что вы можете сказать о своём характере?
– У меня плохая память и омерзительный нрав. Я не могу принять сторону – я не знаю никого, кто не прав. Это сказал не я, а БГ. Но с возрастом мы все становимся просветлёнными.
– Жить без достойной цели – всё равно что стрелять по мишени без яблочка. Какова ваша цель, ради которой стоит жить?
– Когда я был мал – я знал то, что знал, и собаки не брали мой след. А теперь – я повесил мишени на грудь, стоит лишь тетиву натянуть. И ещё – когда я был младше, я расставил весь мир по местам. Это снова БГ. У вас на аватаре очень милый мальчик. Вот в таком возрасте и думаешь, что есть какие-то цели и что жизнь – это стрельба по мишеням. А потом понимаешь, что ты сам и есть своя собственная цель. В смысле – мишень. И ты стреляешь в себя. И весь мир тоже стреляет в тебя. Тебя даже открыто называют так: таргет групп. Помните, после бомбёжек Сербии были популярны майки с мишенью – целься в меня. Весь мир только этим и занят. А ты думаешь: в кого они стреляют? Кроме Бога здесь никого нет…
– Герман, на аватаре мой любимый племянник. Ему скоро пять лет, и я его обожаю. Смышлёный пацанёнок растёт. Когда-то и я таким был.
– Надеюсь, что вы именно таким и были.
– У кого-то вычитал аксиому: вся американская литература вышла из «Гекльберри Финна», что скажете в соответствии с этой формулой о русской литературе?
– Не знаю, из какого сора выросла американская литература, я в ней не специалист. Мой друг Андрей Аствацатуров – он специалист. Ну и вы, наверное, тоже, раз заявляете так безапелляционно. Но будьте осторожны с классификациями, ведь на каждого классификатора найдётся свой терминатор, как говаривал ВП. Хотя Гек Финн чудесен, в детстве я зачитывал его до дыр. Я бы сам не против выйти из чего-то такого. Или войти. А лучше – прямо там и остаться.
Русская литература – это выдавливать из себя по капле Чехова, пока не потечёт чистый Сорокин.
– Творчество – это своего рода кооперация, в которой от Бога – талант, а от человека – труд. Насколько вы творчески трудолюбивый?
– Если верно ваше следующее определение (классификация) творчества, то в моём творческом кооперативе оба пайщика – пройдохи. Один вложил такую мелкую крупицу, что под микроскопом надо рассматривать, другой – лентяй и иждивенец.
– Будущее – это когда люди будут умирать не за родину, партию или знамя, а просто потому, что они – люди. Вы за такое будущее?
– Вы меня явно подсаживаете на измену. Я должен быть за такое будущее, где людей будут мочить просто за то, что они люди? А кто будет мочить? Матрица?
– Американский писатель Апдайк дал молодым литераторам совет. «Читайте классику до тех пор, пока она не захватит вас целиком. Одним из важнейших качеств писателя является способность опираться на чужие книги. В первую очередь произведения классиков». Что посоветуете вы читать молодёжи?
– Читать Апдайка я не советую. Он плохо пишет. Лучше читать Марка Твена – те же «Приключения ГФ».
– Зачем жить?
– За пазухой. Желательно у Христа. На крайний случай – за каменной стеной. Тоже сойдёт.
– Писатель как «совесть нации» – это правильное определение?
– Ну, если интеллигенция – мозг нации, то да. А если говно? Мы честно старались быть если не совестью, то хотя бы физиологическими нервными рецепторами, болевыми клетками. Но современное общество не любит боли. Оно предпочитает заживо гнить – лишь бы не знать и не чувствовать боли. Солпадеин – бьёт точно в цель! У боли нет никакого шанса. У писателей тоже.
– Есть какая-то ваша книга, которую, вы считаете, критики обошли своим вниманием?
– Лучше бы они все мои книги обошли вниманием. Критика – это что-то неприличное. Хорошо, когда есть умный читатель. Он может быть по совместительству и литературным критиком, а может и не быть им – это не важно. Вот читатели – важны. И мои книги кто-то читает, чему я сам удивлён. Недавно Роман Багдасаров написал такое эссе про «Шалинский рейд»! Он всё прочёл, всё увидел! Я думал, это вообще невозможно. Я думал, что я один такой умный, оказалось – мой читатель гораздо умнее меня. А ещё тоже недавно мне в социальной сети читатель написал, что прочёл «Радио Fuck», и это клёвая книга. Она вышла в каком-то лохматом, не помню каком году! А кто-то читает, открывает для себя. Я плакал от гордости и от радости.
– О критиках не буду писать худого слова, но был очень удивлён, что они фактически обошли вниманием ваш сборник «Бич Божий». Считаю, что – это пока ваш высший писательский пилотаж. Человек бессмертен… потому что у него есть душа, потому что он способен к состраданию, жертвенности и стойкости. Книга ведь об этом. Какие темы в литературе вы считаете актуальными и интересными для себя?
– Ну, это, чтобы было увлекательно. Такие как бы приключения. Или про любовь. Ещё мистика. Детектив тоже ничего. Или про историю. И чтобы были такие фразы, которые можно потом цитировать в Одноклассниках или на Фейсбуке поставить в статус. Типа – «о чём вы сейчас думаете?». А вот о чём: «Любая дорога ведёт к Богу. Вот только ходить по ней можно в обе стороны».
– Вы пишете по вдохновению, по необходимости зарабатывать или по принуждению?
– Меня заставляет жена. Она у меня строгая. Чуть напортачил с синекдохой – она меня скалкой по пальцам. А за рыхлость сюжета бьёт в живот. У меня уже все внутренности отбиты.
 |
– Многие злословили по поводу того, что вы не получили никаких премий за «Шалинский рейд». Вы не чувствуете себя зеброй, которая должна всем объяснять, почему она полосатая?
– Так мне же их не дали! Вот я и не получил. Если бы дали – я бы взял, наверное. Например, журнал «Знамя» дал мне за «ШР» свою премию, я получил и премного благодарен. А кто злословит? Те, кто получил – они разве злословят? Нет, они пьют. А те, кто злословит – они же сами тоже ничего не получили. Так что я тоже могу злословить. Но мне неохота. Я лучше выпью. А зебра – это такая лошадь. Чёрная в белую полоску. Тут двух мнений быть не может.
– Хемингуэй однажды написал: «Мир прекрасен. За него стоит бороться!» Со второй фразой я согласен, а вы как считаете?
– Очень странно, что вы не считаете мир прекрасным, но при этом собираетесь за него бороться. Зачем же бороться за то, что отвратительно и ужасно? Не надо бороться. Оно само придёт и настанет. И ещё вопрос: а выбор есть? Покажите мне сначала все миры, потом я подумаю.
– Вечный вопрос: откуда берётся писатель? Вы часто участвуете в писательских семинарах. Это потому, что вы считаете, что писательству можно научить, или это дань профессиональному сообществу? Разделяете ли вы пессимизм 2000-х относительно роли писателя? Некоторые уже называют писателей «почти исчезающим видом».
– Ну, если вопрос – вечный, стало быть, ответа на него нету. Иначе кто-нибудь уже сформулировал бы, за целую-то вечность! Я не часто участвую, только когда позовут. Человека вообще ничему нельзя научить, но тем не менее все постоянно чему-то учатся. Писательскому сообществу я бы с удовольствием носил какую-нибудь дань, только никакого писательского сообщества у нас нет. У меня есть друзья среди литераторов – вот с ними я и встречаюсь каждый раз, когда представляется возможность.
Если где-то есть какой-нибудь пессимизм, то я его с удовольствием разделяю. Пусть всё окажется лучше – будет приятный сюрприз. Но действительность обычно превосходит все самые пессимистические ожидания. Я уже не понимаю, до какой степени нужно быть пессимистом, чтобы быть реалистом?
Писатели как вид, увы, не исчезают. В России несколько десятков тысяч только членов союзов. И что? Хоть бы пиво выдавали. Исчезает читатель как вид – так можно сказать. Но и это неправда. Читают же, просто что-то другое. Ну и меня читают – только мало. А когда достаточно? Не знаю. Может, достаточно иметь одного читателя, или двух. Но настоящих. А у меня их четыреста только в Фейсбуке. Не считая Вконтакте и Одноклассников. Я мегазвезда.
– Я не всегда знаю, о чём говорю, но знаю, что прав – это так или нет?
– Да, есть такое свойство – эмоциональная убедительность, проистекающая от внутренней убеждённости в своей правоте. Иногда оно полезно, иногда – нет. Когда ты – оратор, трибун – ты просто обязан быть убеждённым, чтобы убедить других. А наедине и размышляя – всегда и во всём сомневаешься. Человек мыслящий есть человек сомневающийся.
– Вас посещает одиночество, творческая депрессия?
– Только не одновременно. Уединение – лучшее условие для творчества. Да и вообще для жизни. Сейчас я в деревне (правда, в немецкой). Один в доме. Коллега, серб Звонко Каранович из виллы напротив иногда зайдёт в гости, и всё. И, знаете, я по этому поводу совершенно не впадаю в депрессию. Конечно, скучаю по близким. Но только что приезжали жена и дочь, так что всё прекрасно.
– Я много слышал о таком феномене, как русское упрямство. Просветите, что же такое русское упрямство по Садулаеву?
– А вы уверены, что мне можно говорить о каких бы то ни было русских феноменах? Я же француз. Вот, в прошлом году в журнале «Знамя» появился мой рассказ «Морозовы». Кто-то прямо недоумевал: зачем он трогает нашу историю, русскую.
– Я думаю, в каждом из нас живёт ГЕРОЙ! Опишите своего героя.
– Да ну. Во мне никакого героя не живёт. Во мне живу только я сам. А когда в человеке кроме него самого живут ещё какие-то герои: человек-паук, например, или бэтман, – то это шизофрения.
– Вы мечтаете получить Нобелевскую премию?
– В смысле много денег? Много денег мне бы не помешало. Я даже точно посчитал, сколько мне нужно: два миллиона долларов. Сразу. Я бы взял частями, но сами знаете. Эти деньги я раздал бы родным и близким, чтобы между нами остались только чистые дружба и любовь, никакого заедающего быта.
– Бернард Шоу считал, что писатель должен минимум несколько часов в день посвящать творчеству, отсюда его знаменитая фраза: «Ни дня без строчки». По каким писательским правилам живёте вы?
– Конечно, Бернард Шоу был прав в том, что если ты назвался писателем и получаешь вот это всё обычное в нашей профессии – восторги публики, почёт, авторитет в обществе, восхищение юных барышень, толпы последователей, армии поклонников и поклонниц, чемоданы денег – ну, вы знаете, вы же тоже писатель – или я путаю писателей с рэперами? В общем, если назвался – то надо работать. Писать. Иначе это притворство. Не понимаю писателей, которые раз в два года публикуют один новый рассказ. Не верю, что всё это время они его шлифовали. Наверняка просто водку пили и телевизор смотрели. И, кстати, не я это придумал – Стивен Кинг выражал недоумение по поводу своих фатально неплодовитых коллег, появляющихся на очередных сборах и фестивалях всё с тем же сборничком пятилетней давности.
Другое дело, что не всегда обязательно писать новый роман. Это ведь должно созреть. Но работать нужно всегда – изучать что-то новое, читать, писать эссе, статьи, наброски – работать и думать, а не впадать в ничтожество.
– Что вас раздражает и что может привести в умиление?
– Люди и кошки, соответственно.
– «История жизни человека, какой бы жизнь ни была, есть история неудачи», – писал Жан-Поль Сартр в философском трактате «Бытие и ничто». Вы с такой формулировкой согласны?
– Да. И понимать это – значит быть философом. Люди обычного, бытового сознания часто упрекают философию в пессимизме и жизнеотрицании: вот, вас послушать – так всё плохо, ничего не получится, все умрём – тогда зачем жить? Нет, я буду оптимистом, буду такой весь позитивный, буду радоваться, буду верить, что всё у меня получится и бла-бла-бла, смотрите любой выпуск журнала «Космополитен».
Но это по-настоящему глупо. Во что они верят? Что у них получится? Они что, не умрут? Они все станут миллионерами и звёздами экрана? Даже если станут – это сделает их счастливыми? Нет же.
А столкнувшись с любой бедой или даже просто неприятностью, они начинают верещать: о Боже, почему это случилось со мной? А почему не с тобой, придурок? Почему это всегда должно случаться с кем-то другим?
И где тогда их Пауло Коэльо и «Космополитен»?
Спокойная и трезвая философия – основа настоящего жизнеутверждения и источник лучшей мотивации. Мы знаем, что обречены, знаем, что упадём на поле этой битвы – рано или поздно. Знаем, что наши лучшие мечты не сбудутся, а то, что сбудется – окажется издевательством и профанацией. Мы не ждём счастья и совершенства.
Но мы живём и любим, мы продолжаем сражаться, мы находим в бытии и радость, и смысл, и значение. Just do it – это не «Найк» придумал, это из древней «Бхагавад-Гиты», которая, к слову, оказала большое влияние на французских философов-экзистенциалистов.
– Вы сказали, что Андрей Аствацатуров ваш друг? Заочно я знаком с Андреем, написал несколько материалов о нём. Вопрос на засыпку: между писателями действительно может быть настоящая мужская дружба?
– Что же тут на засыпку? Или вы вкладываете в понятие «мужской дружбы» какой-то сомнительный подтекст? Это словосочетание часто используется как бы иронически.
– Нет, не вкладываю. Для меня этот вопрос очень важен.
– Но без подколов и приколов – дружба действительно есть. Она всегда была, и у писателей были друзья, и между собой они дружили. В истории литературы немало примеров. Не меньше, чем примеров вражды и соперничества. Которые тоже были и есть.
Что касается конкретно нашего круга, то я могу сказать, что мы все хорошие друзья: Андрей Аствацатуров, Герман Садулаев, Захар Прилепин, Роман Сенчин, Сергей Шаргунов, Михаил Елизаров, Валерий Айрапетян, Дмитрий Орехов – и это не полный список. У нас есть друг-художник, гениальный Николай Копейкин. Друг-поэт, великолепный Всеволод Емелин. Мы – мафия.
Хотя мы не учились вместе в школе, не служили вместе в одном полку. Не пили на скамейках – вернее, пили, но уже после того, как подружились. Мы чаще всего знакомились друг с другом по творчеству. Никого мы не толкаем, не тащим, и никого не отпихиваем. Нам интересна литература, нам любопытно всё новое, мы с восторгом принимаем всё настоящее.
Например, появилась книга Василия Авченко «Правый руль». Парень вообще с Дальнего Востока, мы его ни разу не видели. Но мы, все, кстати, поняли – это настоящее. И захотели с ним дружить. И стали дружить. Вот и всё!
Так что попасть в нашу «мафию» очень просто. Надо написать что-то хорошее, настоящее. И не быть гнусным ублюдком при этом. Тогда: добро пожаловать в братство кольца! Хм, русской литературы…
«Братство кольца» – заманчиво звучит. И мне бы хотелось со временем стать его членом, а пока Андрей Аствацатуров так охарактеризовал своего собрата по кольцу, по моей просьбе: «Герман Садулаев – блестящий писатель, эссеист с непередаваемо индивидуальной интонацией. Мудрый, достойный человек, который может быть настоящим другом».
Ему вторит и другой достойный член братства – Сергей Шаргунов: «Это сильный писатель и сильный мужчина. Он понимает время, честен до бесстрашия. Кроме уникального опыта, который Садулаев транслирует, Герман обладает отличным живым чувством юмора. Рядом с трагичными суровыми зарисовками его мировоззренческие отступления афористичны, как тосты».
Артур АКМИНЛАУС
Добавить комментарий