Ульчи, ульчане и Пояс Ульчи
№ 2011 / 39, 23.02.2015
Для меня знакомство с небольшим приамурским народом началось с загадочного словосочетания «Пояс Ульчи», которым озаглавили один из своих альбомов рок-музыканты сибирской группы «Калинов мост».
Имеет ли приамурский малый этнос отношение к русской рок-музыке?
Для меня знакомство с небольшим приамурским народом началось с загадочного словосочетания «Пояс Ульчи», которым озаглавили один из своих альбомов рок-музыканты сибирской группы «Калинов мост». Группа моя любимая – «легенда» русского рока, а альбом этот не только признан самими музыкантами одной из вершин студийной дискографии «Калинова моста», но по большому счёту является едва ли не самым красивым и интересным, как музыкально, так и поэтически, за всю историю отечественной рок-музыки.
 |
Пытаясь расшифровать заглавие диска и особенно второго слова – «ульчи», я выяснил, что на российском Дальнем Востоке по нижнему течению великой реки Амур живёт (не сказать, что процветает, а, напротив, едва выживает, с трудом сохраняя свою этническую самобытность) маленькая уникальная народность, одним из самоназваний которой (наряду с простеньким «нани»: дословно – «местные», «здешние») и является «ульчи». Я вспомнил, что в конце последней песни на «Поясе Ульчи», которая так и называется «Попрощаться», отчётливо слышны крики чаек и шум морского прибоя. И тут же мне представилось, что это звучит Тихий океан в устье Амура, где как раз и должны проживать и слышать всё это ульчи (их зовут также «мангуны» по тунгусскому наименованию реки Амур – Мангу). Вспомнил я и иллюстрации к альбому, выполненные замечательным сибирским художником Владимиром Распутиным, на которых, среди прочего, посиживает на пенёчке спокойный мудрый старик со вполне тунгусо-маньчжурскими чертами лица. В добавок ко всему, когда я вчитался уже в специальную литературу, посвящённую ульчам, то к своему удивлению и одновременно в подтверждение своих предчувствий, обнаружил, что самым южным ульчским селением, по которому этнографы определяют одну из границ обитания «мангунов», до сих пор считается село Калиновка.
Но что означает, собственно, «ульчи»? Какова этимология этого слова? Я, веря в силу и действие слов, заложенных в них коренных значений, всегда интересовался такими вопросами.
Современные учёные с определённостью утверждают, что этноним ульча (ульта) был самоназванием ороков (амурские мангуны так себя никогда не называли), так что обращаться в любом случае нужно вроде бы к языку не ульчей, а ороков и искать этимологию там, ибо это слово – орокское самоназвание: по-орокски ула – олень. Оленеводством, насколько известно, ульчи (они же – мангуны) никогда особенно не занимались. Получается, внутренняя форма этого слова работает впустую?
И вот здесь гораздо интереснее становится то, как объясняет название «Пояс Ульчи» сам автор поэтического цикла, положенного в основу альбома, – лидер «Калинова моста», поэт Дмитрий Ревякин:
«Пояс Ульчи – цикл песен для нового этноса, который должен вот-вот появиться. Некоторые люди уже ходят среди нас и улыбаются миру. Ульчане – новый этнос, новая генерация людей (на самом деле она старая, только несколько забытая, я решил оживить это понятие), которые живут в согласии с собой и с окружающей природой. Пояс Ульчи – это Путь Людей Чести и Любви. Это для меня фундаментальное понятие. Этимология его начинается со слов «ульчание», «ульча». Расшифровывается: «у» – как движение, «л» – любовь, «ч» – честь, согласие. А Ульча – это молодой ульчанин, но уже воин».
Во время написания цикла «Пояс Ульчи» Дмитрий находился под значительным влиянием поэта-будетлянина Велимира Хлебникова. Буквенное понимание слов во многом именно отсюда. Хотя само содержание, значение букв-символов у Ревякина не вполне очевидно совпадает с хлебниковским. У последнего «ч» означало «пустоту одного тела, заполненную объёмом другого тела», «л» – «распределение наиболее низких волн на наиболее широкую поверхность».
 |
Сам же Дмитрий Ревякин объясняет источник такого словообразования следующим образом:
«Это всё в генах. Надо их только уметь разбудить, взбудоражить, и они всплывают на поверхность <…> я пытаюсь прислушаться к речи моих предков, которая звучит во мне. Ведь до Кирилла и Мефодия была трёхтысячелетняя культура, письменность, в которой каждый буквенный символ нёс определённый смысл <…>».
Цикл песен «Пояс Ульчи» Ревякин считает новым эпосом, героем которого является «человек, который знает, зачем он живёт, любит природу, свой дом, родителей и отвечает за свои поступки перед окружающими, перед родной землёй».
Возвращаясь к ульчам, отметим, что их верования относятся к шаманству. Термин «шаман» вошёл в отечественную научную литературу от общего корня слов тунгусо-маньчжуров «са». Значение корня «са» у эвенков, эвенов, солон, негидальцев, орочей, ороков, удэгейцев, нанайцев и ульчей общее – «знать», «знание», «познавать».
Поэтому и здесь, пожалуй, неспроста Ревякин подчёркивает, что его герой именно знает, зачем живёт, и действует осознанно. Камлание шамана, если представить его в идеалистическом, предельно положительном понимании, можно соотнести с ревякинским «ульчанием». Сама поэзия Дмитрия Ревякина, с её таёжно-охотничьим, естественно-родниковым духом, с её природно-героическими мотивами, луками, стрелами, медведями, птицами, как нельзя лучше подходит для создания атмосферы жизни маленького, живущего охотой и рыбалкой вдали от цивилизации народа.
Я бы добавил к этому ещё мотив детскости, наивности и непорочности. Ревякинские «ульчане» – это именно такой «этнос» – детский в своей чистоте, естественности, способности улыбаться миру (см. например, песня «Смеялись дети» из «Пояса Ульчи»). О том, как важно человеку соотносить свою жизнь, поступки с собственной детскостью (не инфантильностью, конечно), Ревякин писал уже в первой книге «Гнев Совы»:
Я в этом веке умру стариком, В новый шагну ребёнком.
Всё это было, было – Осталось навсегда: И горсть юнцов, и мокрая трава Под утро. О чём мы говорили – я не помню. Развеял пепел Ветер. Дожди следы размыли, Взрослели соком стебли, Старела степь. Негромко, без надрыва Теперь смотрю назад И улыбаюсь. Мне кажется, Узор лица такой же, Как тогда, Июньским утром в молодой листве. И счастлив тот, Кто может обернуться и сравниться С невинным, с непорочным – И мерить дальше путь; И крепче затянуть Узлы незримых пут Себя с собой. |
О важности укрепления связи с собственной судьбой, начиная с детства, писала и ульчская поэтесса Мария Дечули:
Мы все отстаём от судьбы хоть немного: То поздно проснулись, то в гору дорога. И та, кем я быть бы могла, – далеко, И будет догнать мне её нелегко, А то и похуже – совсем невозможно… |
Причём сказанное относится не только к индивидуальной личности, но и к народу в целом, для которого жизненно важно (не ради физического выживания, но больше – духовно) помнить своё детство – истоки – и соразмерять путь с тем судьбоносным руслом, что было заложено предками.
Детскость и наивность (хотя, к сожалению, и беззащитность) свойственны в полной мере ульчам. Недаром, по признанию специалистов, так удавались именно образы детей первому ульчскому писателю Алексею Вальдю. Писал о детстве и ульчский поэт и художник Александр Дятла:
Мои ручонки маме не стянуть Упругими тугими ремешками – Как на волнах, Я продолжаю путь, Качая, словно нерпа, плавниками. ………………… Ах, люлька, люлька, Деревянный струг, Красивые узоры по спирали! Как тени золотистые играли И солнечные зайчики Вокруг! |
 |
В стихах детство представлено светлым и идеалистическим. Быть может, таким было и детство народа.
Вряд ли Дмитрий Ревякин и «Калинов мост» буквально имели в виду приамурский этнос в своём альбоме. Но поэт даёт нам возможность посмотреть на ульчей и страну Ульчию (Ульчу) сказочно-поэтически – как на идеальную землю, где люди живут (или жили, или будут жить) в согласии с собой и с природой, в любви и чести.
Ревякинские ульчане – вроде бы и народ, этнос, но не совсем; это понятие не столь кровное, сколько духовное (подобным, кстати, образом многие трактуют и слово «русские») – генерация людей определённого нравственного качества, мировосприятия. Альбом, со всей его поэзией, красотой, дивной атмосферой, вдохновляет так, что через сознание, душу и сердце словно проходит радуга, и это невольно создаёт притяжение и интерес в том числе к настоящим дальневосточным ульчам. Ведь Солнце восходит, Свет возрождается именно на Дальнем Востоке, и разве это не символ того, что новая генерация (или ре-генерация) идеальных людей, идущих путём любви и чести, могла возникнуть именно в нижнем течении Амура.
Как ещё можно показать связь легендарно-мифологического этноса ульчан (и его пространство или путь – Пояс Ульчи) с приамурской народностью Ульчей? Быть может, они соотносятся примерно так же, как древние ахейцы (с их героем Ахиллом) эпохи легендарной Троянской войны, описанной в гомеровом эпосе, с современными греками, чья страна ныне является фактически провинцией европейской цивилизации, экономики и по-настоящему славна разве что своими древними античными развалинами?
А может быть, этот народ был таким, как ульчане, но порвалась «невидимая нить, которая сердца соединяла» (Д.Ревякин, «Гнев Совы»), и разрушились «незримые путы» народа «с самим собой»?
 |
По традиционным ульчским (и не только) представлениям, «душа человека была подарена ему первопредками. Она бессмертна, так как нить души первопредка (мужчины и женщины) передаётся из поколения в поколение, если продолжатели жизни этой нити не прерывают, т.е. не нарушают древние этические и нравственные законы. И лишь тогда обрывается эта нить, когда человек становится злым духом, подобно людоеду, демону и пр. Поэтому всякое нарушение этики поведения человека в природе, семье, общине сурово каралось, ибо сильна была обеспокоенность или боязнь за то, что нить души первопредка семьи, рода может оборваться. И первой целью человека, его семьи и рода был завет первопредка, которому он следовал до смерти, – продлить свет очага, продлить нить души первопредка, умножить его род».
Быть может, однажды, в незапамятные времена случился этот трагический обрыв нити, и некогда достославный, светлый этнос постепенно выродился, размылся соседними племенами и угас. Исчезла его душа, истаял духовный стержень.
Конечно, это далеко не научная версия событий. Но и сказка, как мы знаем, не всегда и не совсем ложь. Её (сказки) намёк может быть весьма поучителен не только для малых народов Севера, но и для русских. А кроме того, как уже сказано, подобная мифическая легенда полезна уже тем, что придаёт особую притягательность дальневосточным приамурским землям и вызывает искренний интерес к реально-исторической народности ульчи, к ульчской литературе. А вдруг у какого-то ульчского поэта в стихах по чудесному наитию где-то да и мелькнёт искорка души великого первопредка ульчанина?! А может быть, какому-то ульчскому поэту или шаману в процессе камлания-ульчания удастся своим вдохновением ухватить солнечный луч и заново протянуть от него светоносную нить – нить жизни новых ульчан.
Не к такому ли поэту-шаману, способному запечатлеть неуловимое словами, воплотить невоплотимое, обращается Мария Дечули в своём стихотворении «Орнамент»:
Вслушайся, как будто ветер стонет И зовёт дремучая тайга. Это плачет тень ушедших стойбищ О родимых наших берегах. О цветенье вербы непокорной На холодном мартовском снегу! …Вырежь мне узор рукой проворной; Я его на память сберегу. |
А в памяти не только прошлое. В памяти – будущее.
В материале использованы иллюстрации Владимира РАСПУТИНА
Евгений БОГАЧКОВ
Добавить комментарий