Изумляемся вместе с Александром Трапезниковым
№ 2011 / 48, 23.02.2015
Эта книга – «Теория войн» Григория Кваши (издательство «Центрполиграф») – выдвинута на соискание Государственной премии России. Так прямо большими буквами на обложке и начертано. Звучит само по себе солидно.
Разложение Истории.
По ящичкам
Эта книга – «Теория войн» Григория Кваши (издательство «Центрполиграф») – выдвинута на соискание Государственной премии России. Так прямо большими буквами на обложке и начертано. Звучит само по себе солидно. Правда, нигде не уточняется – кем именно выдвинута? Насколько я знаю, сделать это может лишь кто-либо из предыдущих лауреатов, а поскольку их остались считанные единицы (премия по литературе не вручалась никому с 2004 года), то процесс этот практически неосуществим. Ну да ладно, не будем копаться в этой чепухе, поговорим о самой книге.
 |
Что такое «теория войн», или «теоретическая история», или «новая научная дисциплина», как определяет её сам автор? В аннотации сказано: «Новая книга Григория Кваши беспрецедентна и не имеет аналогов. Жалкие попытки создания теоретической истории другими авторами – это, как правило, пустые рассуждения о том, что всё катится в тартарары. Главное достоинство книги – это превращение истории в такую же точную науку, как физика или механика». И далее, на четвёртой стороне обложки: «Теперь, когда теория войн создана и получила блестящее подтверждение в толковании всех главных войн человечества, можно говорить, что теоретическая история состоялась как суперсовременная и очень точная наука». Я намеренно подчёркиваю эти отнюдь не только рекламные утверждения, поскольку действительно хочу разобраться в труде автора, какого такого «кота в мешке» нам предлагают и что за звуки он издаёт из-за холщовой ткани?
Дадим слово самому Г.Кваше, поскольку мой ум охватить его теорию не в состоянии. Боюсь перегрева. Вот выдержки из текста: «Периодичность для человечества тема не новая. Нам хорошо известна суточная периодичность (вращение Земли вокруг своей оси) и годовая периодичность (вращение Земли вокруг Солнца). У этих видов периодичности есть чёткое и очевидное толкование. Менее понятна навязанная человечеству недельная периодизация, а также периодизация веков, под которыми, честно говоря, нет никакого разумного обоснования… Максимальной убедительности и яркости удалось достичь автору при поиске 12-дневной периодичности. И всё-таки, при всей важности месячной, 400-летней или 12-дневной периодичности, для понимания исторических закономерностей наиболее важную роль сыграли поиски 4-летней периодичности, а также вытекающих из неё 12-, 36-, 72- и 144-летней периодичности. (Господь улыбается. – А.Т.) Именно в этих поисках сформировалось представление о решающей роли революционных переворотов (годы Политических, Экономических и Идеологических решений), о трёх мирах (Запад, Восток, Империя), о трёх типах 12-летних периодов, непрерывности Восточного и Западного ритма и изолированных Имперских циклах».
Вы что-нибудь поняли? Если ещё не ясно, то продолжим. «Историческое пространство не однородно, не равномерно и не прямолинейно. В двух словах его можно назвать триединым и четырёхстадийным. Триединство исторического пространства представлено в чередовании Экономических, Идеологических и Политических периодов (12-летий) и в существовании трёх миров… Четырёхстадийность – это, собственно, чередование четырёх 36-летий (фаз), в которых каждый цикл последовательно проходит все этапы своего развития, от смутного зарождения планов до их полновесной реализации. Если говорить о фазах персонально, то в первых фазах (36-летиях) любого цикла (Запад, Восток, Империя) власть и народ синхронно набирают энергию, синхронно и единодушно мечтают о будущем… При создании исторической шкалы необходимо основываться на 4-летнем ритме, едином для всех государств и народов. 4-летний ритм – это своеобразный бульон (раствор), из которого при определённых условиях выкристаллизовались непрерывные по фазам (1, 2, 3, 4 и снова 1, 2, 3, 4…) ленты Западного и Восточного ритмов, а также изолированные Имперские 144-летия».
Ну, пожалуй, хватит. Теперь, в общем-то, понятно, каким образом автор превращает историю в «новую научную дисциплину», помесь механики с математикой. С помощью периодизации. И, надо отметить, аргументированно доказывает это. В исторических знаниях ему не откажешь. Всё, что касается именно человеческой, персонифицированной истории, я читал с глубоким интересом. И предлагаемые автором новые термины вызвали внимание. Например, «Народ-идеолог» («речь идёт об Империи, в которой элита – это политики, изгои – коммерсанты, а народное тело представлено идеологами, то есть людьми, не имеющими властных полномочий или коммерческой выгоды»). Или «Вечный народ» («это нация, которая в череде сменяющихся государственных форм прошла максимальное число Имперских циклов, а именно четыре; таких наций всего три – евреи, англичане и русские»). Ну и совсем уж хорошо обозначена, словно бальзам на душу, «Еврейская прививка Четвёртой России» – «вход евреев в политическую и культурную элиту России. В первой фазе – это в основном революционеры, во второй фазе – уже власть. В третьей фазе в основном речь о кинематографе, литературе. В четвёртой фазе начинается исход и дробление, в элиту входят в основном «половинки» и «четвертушки».
Постскриптум. Итак, с периодизацией всё более-менее ясно. Но вот беда. А вдруг найдётся какой-нибудь другой «Кваша», который возьмёт да и разработает иную цикличность фаз. И так же аргументированно докажет «сверхновую научную дисциплину». И что тогда? Ему тоже Государственную премию давать? А я бы, по доброте души, всем им дал. Да кто ж мне позволит? Словом, «хороша Кваша, жаль, что не наша».
Двенадцать русских витязей
Издательство «Новый ключ» представляет сборник стихов двенадцати поэтов поколения 1950–1960 годов рождения из различных регионов России, наиболее ярко, талантливо и последовательно продолжающих есенинско-рубцовские традиции лирической поэзии (составитель – Павел Косяков). Конечно, эта книга – «В пятидесятых рождены…» – не будет замечена и по достоинству оценена либерально-демократической критикой, ей чуждо всё проявление национальной русскости, традиций, любви к России. Она бы и мимо Пушкина, Лермонтова, Тютчева прошла, криво усмехнувшись. А я вот «замечу» и «оценю».
 |
Эпиграфом к книге послужила строчка из стихотворения рано ушедшего от нас Николая Дмитриева:
В пятидесятых рождены, Войны не знали мы, и всё же Мы все, в какой-то мере, тоже Вернувшиеся с той войны. Летела пуля, знала дело, Летела тридцать лет назад Вот в этот день, вот в это лето, Вот в это солнце, в этот сад… |
В предисловии к сборнику редактор-составитель пишет: «Умолчание критики, отсутствие профессионального редакторского сита породило вал графоманской книгопродукции и самиздата. В этом сливном, дурно пахнущем потоке потонуло то истинно ценное и непреходящее, на чём зиждется поэтическое слово. Несмотря на изобилие пишущих, уровень поэтического мастерства неуклонно снижается, отторгая немногочисленную, всё ещё нуждающуюся в поэзии читательскую аудиторию. Если добавить ко всему перечисленному изощрённо-ненавистническую, духовно-безнравственную идеологию правящей элиты государства, становится понятным, сколь драматично нынешнее литературное время… Задача автора этого исследования в том, чтобы попытаться встроить выбитое звено в единую структуру поэтической мысли, высветить те немногие имена поэтов-лириков, которые удалось обнаружить в нынешнем океане обезличивания, на их примере дать ориентиры мастерства и мировоззренческой зрелости их ровесникам и тем, кто идёт следом».
И далее идут слова, под которыми я с чистой душой готов подписаться: «Меня всё время не покидает ощущение, что в моём перечне поэтов не хватает кого-то, кто просто обязан там находиться. Я каждодневно слышу его позывные, чувствую биение его строк. Но они, долетая до меня, не оставляют своих координат. И потому «без вины виноватый», из московских переулков, я говорю тебе, мой далёкий желанный поэт, с надеждой, что ты меня слышишь: «Ничто подлинное, народное, вдохновенное не уходит в никуда. Рано или поздно, вопреки всему, твой голос будет услышан и озвучен благодарными ценителями русского поэтического слова».
Постскриптум. Вот строки из представленного в этом сборнике Владислава Артёмова:
Душа внезапным светом озарится, Но день осенний мигом догорит. Что не успел – о том досвищет птица, Лес дошумит, ручей договорит… …Я равновесья в мире не нарушу, Что даром взял, то даром отдаю, Я на три части разрываю душу – Вот птице, вот берёзе, вот ручью… |
Хочется перечислить всех двенадцать витязей русской поэзии. Это Михаил Анищенко и Валерий Самарин, Евгений Семичев и Геннадий Островский, Виктор Кирюшин и Павел Косяков, Владислав Артёмов и Евгений Юшин, Николай Дмитриев и Евгений Артюхов, Юрий Зафесов и Николай Зиновьев.
Клейстер – это клей
Иностранное слово «флёр» имеет два значения. Это тонкая, прозрачная (обычно шёлковая) ткань; и скрывающая пелена, которая мешает ясно видеть что-либо. Именно так – «Флёр» (с подзаголовком «роман-файл») – называется книга Глеба Нагорного, изданная в «ОксиПресс». Автор предваряет своё произведение цитатой из Ярослава Гашека: «Книга, господа, – это большое количество нарезанных в четвёрку листов бумаги разного формата, напечатанных и собранных вместе, переплетённых и склеенных клейстером. Да-с. Знаете ли вы, господа, что такое клейстер? Клейстер – это клей».
 |
И эпиграф, и само понятие «флёр» прекрасно отражают то, что попало мне в руки. Пересказать содержание романа трудно, если не невозможно. Пелена – она и есть пелена. Увидеть за ней суть и главную идею автора, которую он хотел донести до читателя, свой месседж, – это надо постараться, протереть глаза с очками и приложить немалые духовные усилия. Стараться мне не хотелось, но при поверхностном чтении я кое-что уловил. «Файл» – тоже знаковое словцо, применимое к сюжетным коллизиям романа. Глеб Нагорный предлагает нам свою модель мироздания. Внутрикомпьютерного, если угодно. Замысловатые герои, нетривиальные ситуации, остроумные перипетии – всё здесь виртуально. Но вполне возможно. Поскольку всё случающееся в его фантастическом файловом мире одного отдельно взятого процессора катастрофически похоже на то, что происходит в нашем, человеческом обществе. И хотя часто – действительно очень смешно, но иногда и весьма грустно. Но еще Марсель Пруст справедливо уверял, что радость полезна телу, печаль же воспитывает душу.
Несколько слов о самом авторе. Это тоже любопытно читателям. Его подлинная фамилия – Кобрин, родился в 1973 году в Вильнюсе. Отец – известный русский поэт, кавалер Рыцарского Креста ордена Великого князя Литовского Гедиминаса, мать – литературный редактор. Глеб Юрьевич имеет три высших образования. В 1995 г. окончил юридический факультет Вильнюсского университета. В 2005 г. – экономический факультет Балтийского русского института и тогда же психологический факультет (с отличием) Московского госуниверситета культуры и искусства. Да ещё в 2011 г. Высшие курсы повышения квалификации адвокатов РФ при Российской Академии адвокатуры и нотариата. Член Международной Федерации русскоязычных писателей, Союза писателей Москвы и Союза театральных деятелей РФ. Пишет, в основном, пьесы. В 2006 г. окончил Школу актёрского мастерства при Театре-студии «Арт-Мастер», а в 2011 г. – факультет кинорежиссуры Всероссийского госуниверситета кинематографии имени С.А. Герасимова (мастерская М.М. Хуциева). В качестве сценариста и режиссёра-постановщика снял короткометражный игровой фильм «Триумф боли». Вступил в Гильдию кинорежиссёров России. Его произведения печатались в России, Израиле, Литве; награждён орденом ООН «За творческие свершения». Как видите – богатая и разноплановая творческая биография. Когда только всё успевает. Но если человек внутренне организован, не тратит время на пустяки, то и добивается многого.
А вот что он сам говорит о себе: «Жизнь по отношению к Искусству первична. И я совершенно не уверен, что Искусство так уж сильно влияет на Жизнь. Да, некоторые книги заставляют задуматься, да, есть потрясающие картины… Но дальше ведь опять – гонка, зарабатывание денег, террористы, «ласковый» метрополитен… Иными словами, в Искусстве мы отталкиваемся от того, что диктует нам Жизнь… Относительно российского права можно сказать лишь одно – это позор. Примером тому может служить то, что наши чиновники получают мизерную зарплату, а в итоге оказываются самыми богатыми людьми. Какие ещё могут быть комментарии?.. Несмотря на то, что выгляжу активным человеком – я ужасно, просто патологически ленив. Это первое. Второе – иногда не к месту прямолинеен и излишне язвителен. Третье… А вот третье, наверное, более симпатично – я достаточно самокритичен. И моя ирония, прежде всего, направлена на меня самого».
Но более всего из интервью с ним в журнале «Нашли» мне понравилась фраза: «Из алкогольных напитков предпочитаю «чистые». Водка. Пиво. Впрочем, не принципиально. Главное – с кем и где». Золотые слова. Стоят многих тонн «словесной руды».
Постскриптум. Ну а что же сам роман «Флёр»? Это, в общем-то, чистой воды постмодернизм. А я к нему как-то не очень…
Александр ТРАПЕЗНИКОВ
Добавить комментарий