Иркутский пассионарий

№ 2011 / 50, 23.02.2015

Ген­на­дия Са­про­но­ва я не знал. И не встре­чал. Ви­дел мель­ком в те­ле­ре­пор­та­же: креп­кий, ус­пеш­ный с ви­ду че­ло­век. Си­бир­ский пред­при­ни­ма­тель. А по­том у ме­ня вы­шла не­боль­шая книж­ка рас­ска­зов под гри­фом «Из­да­тель Са­про­нов».

Геннадия Сапронова я не знал. И не встречал. Видел мельком в телерепортаже: крепкий, успешный с виду человек. Сибирский предприниматель. А потом у меня вышла небольшая книжка рассказов под грифом «Издатель Сапронов». Я взял её в руки – с таким тонким, проникновенным пониманием, может быть, мои книги не издавались даже в лучшие для издательского дела времена. Название «Двое на голой земле» – усиливал рисунок на обложке: не люди, их тени, разделённые разрастающейся расщелиной. Рассказы составлены по принципу взросления героев – от младенчества к глубокой старости. Получилось, прослеживается человеческая жизнь. И перед каждым рассказом – маленький, настраивающий на суть вещей, рисунок (художник С.Элоян).

А потом я увидел большой документальный фильм «Река жизни» – Валентин Распутин, Валентин Курбатов и Геннадий Сапронов плывут на теплоходе по Ангаре, выходят на берег в поселениях, говорят с жителями, многие из которых пережили затопление, а иным – скоро предстоит навсегда покинуть обжитые, обречённые уйти на дно очередного водохранилища земли. Курбатов – как некие жернова, тотчас вбирает информацию и выдаёт результат осмысления. Распутин – отрешённый, будто давно изболевшийся и притерпевшийся к боли, крайне немногословен. Хотя его отрешённость – видимая. Так, красивый и яркий, с крутым казачьим чубом и столь же грозной фамилией директор Иркутского академического театра Стрельцов, Анатолий, вдруг сказал: «Вчера посмотрел на карту мира…», – и на миг задумался. «Не понравилось», – тотчас вставил, казалось бы, отрешённый и почти отсутствующий Распутин.

Но я уже знал перед просмотром фильма, что Геннадия – хочется сказать, Гены, как все его здесь продолжали называть – уже нет в живых. Знал, что вот этот плотный, сильный и холёный даже внешне мужик, которого сейчас вижу на экране, уйдёт внезапно, через три-четыре дня. Я следил за ним и видел, как человек что-то усиленно пытался понять, уложить в сознании то, что никак не укладывалось. Он, всей деятельностью пытавшийся изменить, наладить всю эту нашу нестройную жизнь, да и не только пытавшийся, а реально менявший, делавший то, что сегодня сделать почти не под силу. Ведь Геннадий – книги-то выпускал в убыток! Он другим зарабатывал, торговлей стройматериалами, скажем, чтобы выпустить настоящие книги. Кто пробовал себя в предпринимательстве, знает, как непросто удержаться на плаву даже в своём практически прибыльном деле. А тут – надо заработать ещё и на то, что прибыли не принесёт. И, глядя на житуху вдоль Ангары, слушая людей, Геннадий всё искал ответ на тот старый и вдруг комом подступивший к горлу вопрос: «Что делать?»

Каково было видеть людей, которые, в отличие от старух в «Прощании с Матерой», вовсе не скорбели о грядущем затоплении родных земель, а с мстительным злом даже, в веселье кривлялись перед объективом камеры, уж не земле, себе радостно провозглашая «за упокой»!

Говорят, Геннадий вернулся после поездки по «Реке жизни», переступил порог квартиры и только успел сказать, обращаясь к жене: «Что я видел, Лена!..» Упал, как шёл, и всё…

Что же он ещё видел, кроме того, что мы сейчас можем понять или домыслить? Какую тяжесть не в силах был перенести через порог?

Ровно за три дня до того – камера подробно зафиксировала этот момент – ему пришлось отвечать на вопрос: «Что есть смерть?» Может быть, на такие вопросы мы вообще не вправе давать ответ, как не дано нам знание земного будущего и той черты, за которой и оно кончается. Рядом лежали изданные им книги, и Геннадий ответил, что, мол, смерти нет, вот же, книги, они останутся.

Книги он издал удивительные, отмеченные российскими и международными премиями. Жена Елена и дочь Наташа мне подарили том переписки Астафьева – это же отдельная глобальная работа! Нужно найти, списаться со всеми корреспондентами, договориться, чтобы те прислали копии писем Виктора Петровича. Письма изданы – 66 печатных листов! И это особый мир и жанр в творчестве Астафьева.

Мою книгу издавала уже дочь Геннадия Сапронова Наталья. В память об отце она тянет эту лямку. Конечно, это тяжело, и даже, может быть, станется не под силу. Одно дело – заряд пассионарности, который человека ведёт и влечёт, другое – работа из чувства ответственности.

Люди помогают. Люди в Иркутске – потомки русских землепроходцев, беглых раскольников и ссыльных, из века в век под разными предлогами поступавших сюда по этапу – участливые, старающиеся сделать больше, чем нужно лично им.

«Чуб-чик, э-э, чуб-чик кучер-рявый», – надрывно, с чувством сибирской доли, поёт в фильме «Река жизни» крепко скроенный мужик в очках. Я думал, из местных, деревенских, какой-нибудь председатель колхоза. И действительно, оказалось, из местных: замминистра культуры области, кандидат философских наук Сергей Ступин. Книги сегодня издательству «Сапронов» помогает выпускать Иркутское министерство культуры.

Дело Геннадия Сапронова – Гены – продолжается, и хочется верить, что продолжаться будет, дай-то Бог.

Владимир КАРПОВ