Литературная маммопластика
№ 2012 / 5, 23.02.2015
Лучшим другом всех женщин, мечтающих увеличить объём груди, является силиконовый гель. У писателей, грезящих об увеличении объёма текстов, нет, к сожалению, иного помощника, чем собственная смекалка.
Лучшим другом всех женщин, мечтающих увеличить объём груди, является силиконовый гель. У писателей, грезящих об увеличении объёма текстов, нет, к сожалению, иного помощника, чем собственная смекалка. Только она помогает мастерам художественного слова торговать малыми формами под видом крупных, что, впрочем, не должно вызывать никакого нравственного осуждения: букет самых изысканных прозаических миниатюр не продашь на российском книжном рынке даже в Международный женский день.
Какими же способами инженеры человеческих душ пытаются избежать проклятия «Чтоб ты жил на одну литературную премию имени Юрия Казакова за лучший рассказ»? Какие увёртки они используют, чтобы не оказаться в пожизненной ловушке премии Белкина за лучшую повесть?
К их услугам, по нашим подсчётам, пять различных «имплантатов», позволяющих более или менее успешно провести операцию словесного «эндопротезирования» (магические процедуры верстальщиков с разреженным набором, шрифтом и полями нами не рассматриваются).
1. Жанровая «подкачка»: рассказ объявляется повестью, повесть – романом, а роман – эпопеей. Данный «имплантат» принадлежит к числу самых дешёвых, поэтому и в дело он пускается чаще всего (можно сослаться, допустим, на повесть Ильи Бояшова «Танкист, или «Белый тигр», выдающую себя за роман предельно бессовестным образом). Иногда, кстати, мятущимся издателям хочется и повесть съесть, и на роман присесть. Так, официальное библиографическое описание «Пражской ночи» Пепперштейна предлагает читателю довольствоваться средним жанром («Пепперштейн П. Пражская ночь: [повесть]»), а пристыкованная к выходным данным аннотация сообщает уже «о новом романе автора книг «Мифогенная любовь каст» (в соавторстве с Сергеем Ануфриевым), «Свастика и Пентагон», «Военные рассказы», «Весна».
2. Один из героев наделяется лирическим даром, и все стихи, сочинённые им как ночью, во время бессонницы, так и днём, во время всевозможных приключений, печатаются дважды: сначала в тех фрагментах основного текста, которые непосредственно связаны с накатыванием потных валов вдохновения, а затем – в особом приложении, заменяющем эпилог. Эффектный образец подобного выскребания романных сусеков – та же «Пражская ночь» Пепперштейна, где у киллера Ильи Короленко «за секунду до выстрела озаряется ярким светом <…> душа, и в голове, словно горячая детская лампа, вспыхивает стихотворение».
3. Заикание как можно большего количества персонажей. Поскольку роман о тайной жизни дошкольных логопедических учреждений ещё не написан, сошлемся, к примеру, на «Двух сестёр и Кандинского» Владимира Маканина. В этой чрезвычайно озадачивающей аллегории действует аутичный юноша Коля У-у-у-грюмцев, пробующий «р-р-исовать а-а-бстрактно». Есть в ней «и не такие еле-еле заики», как он, а «н-н-н-н-н-настоящие», максимально замедляющие скорость повествования. Одним словом, с каждого запинающегося персонажа по букве – Маканину печатный лист.
4. Продажа писательской души демону амплификации, обеспечивающему беспрерывное нагнетание слов одного «помёта». Результатом этой сделки следует, видимо, считать роман Сергея Самсонова «Кислородный предел», приглашающий всех желающих в сказочное царство лексической избыточности. В нём, на радость изголодавшимся по плетению словес людям, подробно описаны все отделы стандартного супермаркета: «все банки и бутылки с газировкой, все сладкие свистульки, все конфеты, жвачки со вкусом сливок и банана, клубники и папайи, все яйца шоколадные, в которых динозаврики, все карамели чупа-чупс, все марсы, все двойные твиксы, все Мамбы-фруттисы, все чипсы Лэйс с грибами и сметаной, беконом и зеленым луком и все игрушечные луки, револьверы, все пистолеты-автоматы со стрелами-присосками, все бритвы и кассеты с запасными лезвиями к ним» и т.д. Если вспомнить, что мир давно уже не текст, а именно супермаркет, то гешефт, осуществляемый Сергеем Самсоновым, приносит немалый профит. Учитесь, господа литераторы!
5. Способность писателя в случае необходимости «включать Швейка», то есть сбиваться на всякого рода экскурсы справочного характера, не имеющие внятной художественной мотивировки. Из таких экскурсов, по сути дела, состоит роман Александра Иличевского «Перс», примечательный ещё и тем, что в нём даётся обширный прозаический парафраз поэтических произведений Велимира Хлебникова.
Так как пластическая хирургия не стоит на месте, то и потенциал развития литературной маммопластики, безусловно, далеко не исчерпан. В частности, вызывает сильное недоумение пренебрежение писателей теми возможностями, которые таит употребление многоязычия. Что, предположим, мешает им создать роман о приключениях разноплеменных пассажиров, попавших после какой-нибудь авиационной или морской катастрофы на необитаемый остров? Ведь преимущество такой книги заключалось бы не столько в беспрепятственной пропаганде мультикультурализма, сколько в гарантии многократного дублирования монологов и диалогов. Пусть, например, на борту рухнувшего самолёта находились русский и француз. С одной стороны, это повод продемонстрировать особенности национального выживания в экстремальных условиях, а с другой – свободный доступ к сверхмощному генератору печатных знаков (как он работает, можно представить, вспомнив толстовский билингвизм в «Войне и мире»).
Таким образом, будем с нетерпением ждать от российских авторов очередных ухищрений по достижению пышных форм. Удачи им в этом трудном и хлопотливом деле!
Алексей КОРОВАШКО,г. НИЖНИЙ НОВГОРОД
Добавить комментарий