Чемпион третьего «Б»

№ 2012 / 18, 23.02.2015, автор: Максим ЛАВРЕНТЬЕВ

В 2005 году на Парижском книжном Салоне Андрей Геласимов был признан самым популярным во Франции российским писателем. Через четыре года его роман «Степные боги» удостоился премии «Национальный бестселлер». О сегодняшнем дне одного из наиболее интересных и оригинальных отечественных прозаиков мы с ним и поговорили.

 

Андрей ГЕЛАСИМОВ

– Андрей Валерьевич, на рубеже веков ваше вхождение в литературу началось триумфально – с рассказов и повести «Фокс Малдер похож на свинью», на мой взгляд, сильнейшей в шорт-листе премии имени И.П. Белкина того года. Многим вы запомнились по роману «Степные боги», ставшему лауреатом премии «Национальный бестселлер». Но вот уже несколько лет вы не издаёте новых книг. Почему? Да и в «толстых» журналах проза ваша редко гостит – последний раз на моей памяти рассказ выходил года два тому назад в «Октябре». Читатель изменчив, не боитесь ли его потерять?

– Я с удовольствием отдаю новые рассказы в журнал «Сноб», который два раза в год выпускает полностью литературный номер. Выбор именно этого журнала в моём случае обусловлен его стилистической, художественной и полиграфической концепцией, тиражом, общественной значимостью, и в немалой степени – суммой гонорара. К тому же редакторская политика «Сноба» устроена таким образом, что я там каждый раз оказываюсь в очень хорошей компании. Так что рассказы есть, они появляются. Просто не в «толстых» журналах.

– Что представляет собой роман «Холод», над которым вы сейчас работаете?

– Роман «Холод» на данный момент представляет собой двести страниц текста, которые вскоре будут сокращены до ста, а потом превратятся в новые триста. Отношения с этой книгой пока не выяснены, но очень сильно интригуют. Там совершенно новый для меня герой. Он – конченый циник.

– Недавно вышел фильм по вашему роману «Год обмана» – с Алексеем Чадовым и Екатериной Вилковой в главных ролях. Расскажите, как вам удалось «поженить» современный роман и современное кино? Кто под кого подстраивался и подстраивался ли? Пригодилось ли тут, кстати, ваше второе – театральное – образование?

– Режиссёрское образование, конечно же, пригодилось, потому что переделать роман в сценарный формат – дело не лёгкое. В принципе, это немного напоминает перевод с одного языка на другой, но только вместо синтаксических конструкций здесь вам приходится менять конструкции сюжетные, а также механизмы драматического действия. Невозможно просто перенести события книги в сценарий. Это приведёт к полному краху. В кино и в литературе совершенно разные принципы развития действия. Другая механика. В кино гораздо меньше инерции. Поэтому там, где в литературе вы можете легко пройти на инерционной тяге персонажа, в кино вам придётся изобретать для него новый велосипед. И для этого нужны мозги.

– С недавних пор на сценарной ниве вы пересеклись с «Первым каналом», к которому в интеллектуальной среде я наблюдаю, мягко говоря, неоднозначное, а вернее сказать, как раз довольно однозначное отношение. Не мешает ли такое сотрудничество творчеству? И если не секрет – кто руководит «темой» сценариев, кто её выбирает, вы или продюсеры?

– Я не работаю для «Первого канала». Единственный проект с ними был «Дом на Озёрной». Сценарий «Года обмана» и «Жажды» я писал для другой компании. А сейчас я вообще работаю с независимым продюсером. Он предложил мне тему русского балета начала двадцатого века, и я с удовольствием согласился. Мы решили сделать фильм о Матильде Кшесинской, и я сел писать сценарий. Чуть позже к нам присоединился замечательный, на мой взгляд, режиссёр Алексей Учитель, который тоже привнёс много нового в этот проект в смысле творчества. Так что сочиняем все вместе. Никто особенно творчеству друг друга не мешает. Вообще, страшилки о продюсерском гнёте, который наступает на горло авторской песне – это тема для авторов «мыла». Только, боюсь, там и песни-то никакой нет. Просто пашут люди за деньги. У меня другая история. Я люблю кино.

– Вас, насколько я знаю, очень любят французские издатели и читатели. Как вы думаете, что в вашей прозе притягивает их? Лёгкость перевода? Близость тем, на которые вы пишете? Сердце-то у вас лежит прежде всего к англоязычной литературе, но кто интересен и, возможно, даже в чём-то близок (у меня на сей счёт есть догадка) из французских писателей?

– Из французских писателей мне особенно нравится Андре Жид. Роман «Фальшивомонетчики», по-моему, настоящий шедевр. Однако французский читатель далеко не единственный, которому нравятся мои книги. Как раз англоязычные люди сейчас с удовольствием покупают мою «Жажду». Компания «Амазон» приобрела в прошлом году у меня права сразу на четыре книги, и вышедшая в Америке «Жажда» продаётся теперь, по мнению моего агента, очень и очень неплохо. Роялти, во всяком случае, симпатичные.

– Автор геласимовской прозы представляется мне довольно азартным человеком в жизни. Так ли это на самом деле? И если да, то в чём и с кем вы готовы соревноваться до последнего?

– Когда я учился в третьем классе, я почему-то выиграл соревнование по лыжам среди одноклассников. Прибежал быстрее всех остальных мальчиков. Стал чемпионом 3-го «Б» класса. Так вот, мой папа гордился этим событием ещё, наверное, лет пятнадцать. И я вынужден был слушать песнь о своём «достижении» во время каждого семейного застолья. На третьем примерно году его гордости я понял, что никогда и ни с кем не буду больше соревноваться. Пошлее этого просто нельзя ничего придумать. При всей любви к папе, конечно.

Беседовал Максим ЛАВРЕНТЬЕВ