Аля, Вера, Яшка

№ 2013 / 4, 23.02.2015, автор: Дмитрий ФИЛИППОВ (г. Санкт-Петербург)

Начнём так: поэзия не умерла и не умрёт никогда, ибо это Божественный глагол, если верить древним финикийцам. Если вообще верить. И человек никогда не оставит попыток выразить словами то, что словами в принципе не выражается. Поэтому, говоря о кризисе современной поэзии, следует иметь в виду кризис восприятия. Уж будем до конца честны перед собой: как часто мы заходим на сайт «Журнального зала» и читаем стихи современных поэтов? Часто? От случая к случаю? И как оно? Нравится? Звучат в унисон слову и рифме те невидимые струны души, по тонкой вибрации которых мы и оцениваем качество стихотворения?.. Не спешите отвечать, это риторические вопросы.

Можно понять политику «толстых» литературных журналов. Есть классическая литературная модель, норма. И убелённые сединами, монументальные в своём художественном опыте редактора являются хранителями этой нормы, не желая замечать, что меняется не только время – эпохи опадают картофельными очистками. Во все времена, в любых странах, мирах и созвездиях всё свежее, гениальное – всегда вне нормы. Дисгармония налицо: на изменившийся мир натягивают тесный сюртук поэтических конструкций прошлого. Сюртук жмёт, трещит по швам. Стихи выходят блёклыми, натужными. Так и хочется вспомнить Станиславского и закричать: ну что вы мне туфту подсовываете, не верю, не верю!..

Для того чтобы честно описать изменившуюся реальность, – а поэзия не просто описывает, а выводит за её пределы, – необходим глоток свежести: в языке, в стилистике, в теме, в отношении к предмету поэзии, наконец. Говоря общо, знаковые системы художественности и современной жизни должны совпасть. И они совпали. Готовый вот-вот рухнуть космос русской поэзии подняли и держат на своих руках три поющих кариатиды: Аля Кудряшова, Вера Полозкова и Яшка Казанова. Оставим в стороне гендерные споры: в нынешний исторический отрезок природа вручила знамя русской поэзии женщинам. Отчертим в памяти этот момент и не будем ставить точку. Многоточие, для начала…

Три девушки. Молодые, талантливые. Петербург, Москва, Москва. Они вдруг заговорили стихами на честном, понятном языке, расширяя его литературные границы. И рухнуло тесное пространство бумажной книги, поэзия вернулась в концертные залы, буквы и звуки слились в формате mp3… и Слово ожило. Заметим вскользь: ни одна из поэтесс ни разу не была напечатана ни в одном «толстом» литературном журнале. Литературная тусовка посмотрела на них настороженно и решила пойти по излюбленному русской интеллигенцией пути: промолчать. Мол, присмотримся пока, а там видно будет. А пока они присматриваются, девушки собирают концертные площадки, и читают, и пишут, и бьют все рейтинги в Интернете. Их голоса доносятся из динамиков плеера, музыкального центра, компьютерных колонок. Их стихи хочется читать, но ещё в большей степени – слушать! И впитывать душой живую воду слов и строк.

 

Почему-то летом всё время на всё плевать, Небольшая бричка спрятана в перелеске. Господа, Онегину больше не наливать, У него дрожит пистолет и всё небо в Ленских. (Аля Кудряшова, «Ленский»)

 

Всему виной мифы. Те, что повторяются из уст в уста. И про самую читающую нацию, и про национальную идею, и про Москву – Третий Рим. Великая русская культура, на обломках которой мы сегодня доживаем, не позаботилась о наследниках, и мы вынуждены довольствоваться мифами. А они ставят блок нашему сознанию, запрещают ему трансформироваться с учётом времени и обстоятельств. Вот и топчемся на одном месте, не хотим замечать, что поэзии стало тесно на листе бумаге, она вырывается, наполняется звуком, обретает голос и именно в таком виде бередит те самые важные струны, царапает нутро, пронимает до печёнок. Прав Илья Разин из рок-команды «Полюса»: «Люди хотят поэзии, на…»! Но только честной, живой, осознавшей изменение культурных кодов эпохи. Прежние коды уже устарели, новые ещё не нащупаны.

…Вере голодно и голо. Что обиднее всего – Вера кроме проебола Не умеет ничего. В локоть уронивши нос, Плачет Вера-виртуоз. «Вот какое я говно!» – Думает она давно Дома, в парке и в кино. (Вера Полозкова, «Проебол»)

 

Ненормативная лексика в контексте творчества Полозковой не является самоцелью, скорее – красной тряпкой, выброшенной перед отечественной поэтической традицией. Удар молотом по хлипкой стене умирающих мифов. И многим это не нравится. И девушек критикуют, выливают тонны грязи и снисходительных комментариев. Особенно достаётся Полозковой, в силу её медийности. По сути, все претензии критиков можно свести к одной, не высказываемой вслух: Аля Кудряшова, Вера Полозкова и Яшка Казанова посягают на святое, разрушают гранитный столп элитарности русской поэзии. Стихи выходят в люди, становятся понятны. В этой ситуации все избранные, счастливцы праздные оказываются за бортом формирующейся поэтической традиции. Да, уже можно говорить об основных её критериях: органичность сленговой лексики в ткани текста, чередование разнообразных стилистических конструкций, социальность тем и образов, но главное – синтез глубины и простоты, два кита, на которых держится не имеющая чёткого литературоведческого определения художественность стиха.

 

…совсем уже тётка! а ты могла бы любить меня вот такой нелепой?   слезы. нежность течёт по гландам, табачными крошками драными. лето. месяц в ладони сорвался – вот же! жёлтый, чуть-чуть по краям голубее… и шёпотом, чтобы не растревожить заснувшего сына, кричу тебе я: – ты слышишь, родная, ты мне родная! и я любая – без сна и дна – я, даже когда мой компас сломан, люблю тебя твёрдо и безусловно. (Яшка Казанова «Смотри, я стала совсем седая…»)

 

Направление задано, верный путь нащупан без условностей конъюнктуры. Голоса поэтесс крепнут, множатся. Что будет дальше с русской поэзией? Я не знаю, что будет дальше. Но ничего плохого точно не будет. Нужно просто принять как данность, что старые мифы отжили своё. Да и устали мы от мифов, хочется чего-то реального, свежего, будоражащего кровь, настоящего. Никто не говорит о гениальности этих поэтесс, упаси Боже, категория гениальности проверяется только временем. Но каждая эпоха выдвигает свою систему поэтических координат, свой язык, свои символы и темы, свою тональность. Глупо этого не замечать, замалчивать. Ведь времена меняются не сами по себе, меняемся мы во времени и пространстве, меняется наше восприятие реальности. Это несмотря на то, что в вечном смысле человек целен и неизменен. Понимание этой диалектики является ключевым для эволюции. В том числе и культурной, и поэтической.

 

Ходят катера по Малой Невке, Дышит сонным воздухом Израиль… Летку-енку пляшет девка Евка Сразу после выхода из рая. Ева пляшет. За забором прячась, Ангелы глазеют через щёлку, Как она со лба рукой горячей Мокрую откидывает чёлку, Как она, шальная и живая, Всё смеётся, пятками топочет, Как кипят листками-кружевами Тополиные сухие почки. Рушатся и возникают замки, Прорубает царь окно в Европу… И Адам над хвороста вязанкой Замер, иногда вздыхая робко И шепча: «Пойдём, темно уже ведь, Да и что скажу потом отцу, и…» Ева пляшет. Не мешайте Еве – Мир живёт, пока она танцует. (Аля Кудряшова «Ходят катера по Малой Невке…»)

Дмитрий ФИЛИППОВ,

г. САНКТ-ПЕТЕРБУРГ