Главное – не спутать направление
№ 2013 / 7, 23.02.2015
То ли дело было когда-то. Всё понятно, всё наружу. Примат содержания над формой: в истории – историчность, в литературе – реализм. Примат формы над содержанием
Кое-что о примате, форме и содержании
То ли дело было когда-то. Всё понятно, всё наружу. Примат содержания над формой: в истории – историчность, в литературе – реализм. Примат формы над содержанием: сплошной идеализм, где бы то ни было. Но всё спутал мерзкий постмодернизм: примат отдельно, форма и содержание отдельно.
А на что способны приматы, о том говорили классики. Р.Киплинг, в частности, утверждал, что у бандар-логов нет собственного наречия, они пользуются крадеными словами, которые подслушали, прячась среди ветвей. И выдают за своё.
Поскольку пересказ или популяризация чужих знаний и находок являются ныне одной из самых распространённых художественных форм, кажется, следует поразмышлять о том на конкретном примере.
Возьмём, хотя бы, главу из книги, посвящённой 95-летию транспортной газеты «Гудок», созданную Ю.Синяковым, где рассказывается об эпохе «бури и натиска» и будущих знаменитостях, работавших в этой газете. Казалось бы, тема обкатана и выверена. Ан нет.
 |
| Эти писатели составили мировую литературную славу Одессы. Среди них Валентин Катаев, Юрий Олеша, Эдуард Багрицкий, Исаак Бабель, Вера Инбер и Семен Кирсанов. Автор проекта памятника – Леонид Липтуга. Фото: Марина Банделюк |
Итак, первым в столицу приехал В.Катаев, за ним «двинулись» – прелестный глагол – Ю.Олеша, Э.Багрицкий, И.Бабель. «В 1923-м разными путями добрались до Москвы Илья Ильф и Евгений Петров». Будто простая констатация фактов. Но какие факты, если Багрицкого тому же Катаеву пришлось то выманивать, то силой тащить из Одессы, а приезд Бабеля не связан с появлением в Москве других одесситов. И что значит «разными путями», если и Ильф и Петров, пусть не вместе, оба ехали поездом из Одессы и оба в Москву? Может, Ильф, приехал на Брянский вокзал, а Петров, скажем, на Северный (сейчас – Ярославский)?
Или, вот, адрес, по которому находилась редакция «Гудка»: улица Солянка, дом 12, 2-й этаж, комнаты 360–363. Достаточно вспомнить, как строится нумерация комнат в казённом здании, чтобы сообразить что к чему. Первая цифра означает этаж, прочие – номер кабинета. Но автор главы «Десант из Одессы» выковырнул часть комментария в книге Е.Петрова «Мой друг Ильф» издательства «Текст» и перенёс к себе, захватив и чужую ошибку. А ведь имелась подсказка, недаром упоминается «одна из уборщиц третьего этажа», которая отчего-то знала, что и как обстоит в редакции. Почему ей было это известно, если она трудилась этажом выше? Да и почему – уборщица? В первоисточнике, воспоминаниях М.Штиха, речь шла о старой гудковской курьерше.
Автор же не только путает, он и подпускает туману. Работники знаменитой «Четвёртой полосы» то смеялись громогласно, то вдруг замолкали в своей в комнате, и «о том, что в ней творилось, вообще ходили противоречивые слухи». Неужели там отправляли чёрные мессы с человеческими жертвоприношениями? И на чём основывались эти самые слухи, особливо, если рядом сказано: в комнату и заглядывали начальственные лица, и «нередко сновали курьеры». Равным образом зыбко и утверждение, будто К.Паустовский «работал в то время на «Гудок»«. Возьмите «Повесть о жизни», где чёрным по белому напечатано: тот поступил в газету водников «На вахте».
Однако предпочтение отдаётся источникам сомнительным, да и те используются своеобразно. «Алмазный мой венец» В.Катаева, как известно, не мемуары, а беллетристика, но уж коли цитируешь оттуда фрагмент, цитируй точно. В рассказе о появлении Ильфа и беседе новичка с редакционным начальством убрано самое существенное: «Вы меня великодушно извините, – обратился он к другу, которого я привёл к нему, – но как у вас насчёт правописания? Умеете вы изложить свою мысль грамотно? Лицо друга покрылось пятнами. Он был очень самолюбив. Но он сдержался и ответил, прищурившись: – В принципе пишу без грамматических ошибок». Слова о самолюбии Ильфа и его сдержанности для чего-то вымараны, и ситуация потеряла какой бы то ни было смысл.
Ильфу вообще не повезло: в главе он представлен круглым идиотом и законченным неврастеником. Мемуарист как-то упомянул – Ильфу так понравилась глупая фраза из чужого очерка, что при случае он эту фразу с удовольствием повторял, слегка переиначив: «А и ничагусеньки он не делаить, знай себе по редакции шлындаить». Согласно Ю.Синякову, фразу эту Ильф повторял нараспев «каждый раз», когда кого-нибудь разыскивали в редакции. А ведь редакция такое место, где непрестанно кого-то ищут.
Или ещё пример. Ильф и Петров взялись сочинять роман. «И говорят, что первую строчку соавторы обсуждали целый час, пока Ильф не взмолился: «Да пусть всё будет просто и старомодно…»
Кто говорит? Кто присутствовал в комнате, кроме двух журналистов, оставшихся после работы в безлюдной редакции? Е.Петров вспоминал об этом совсем иначе: «Прошёл час. Фраза не рождалась. То есть фраз было много, но они не нравились ни Ильфу, ни мне. Затянувшаяся пауза тяготила нас. Вдруг я увидел, что лицо Ильфа сделалось ещё более твёрдым, чем всегда, он остановился (перед этим он ходил по комнате) и сказал:
– Давайте начнём просто и старомодно – «В уездном городе N».
Ильф, взмолившийся о пощаде, такое и не представить. Ильф, лицо которого ещё сильнее затвердело, когда он принял решение, – это похоже на правду.
Пытаясь то и дело выказать осведомлённость, Ю.Синяков всякий раз демонстрирует полное незнание предмета, а заодно и неполную грамотность. Скажем, им упомянут «в прошлом поэт-авангардист Борис Перелешин, чьим именем в «Двенадцати стульях» назван Перелешинский переулок». Но сборник «Мозговой расжиж», одним из авторов которого был Перелешин (это, кстати, не имя, а фамилия), вышел относительно недавно, в 1921 году, планировались и другие публикации – и стихотворные, и по теории фуизма (разновидность экспрессионизма), помешали финансовые трудности.
И если Перелешина никак не назовёшь поэтом «в прошлом», Олешу нельзя назвать «будущим автором» сказки о трёх толстяках – в 1924 году роман был закончен. И, коли речь зашла об Олеше, и он, и художник Фридберг являлись на работу не «когда заблагорассудится», приходили они, «когда им было удобно».
История псевдонима «Зубило» тоже иная. Фельетон понравился начальнику отдела, но подпись – какой-то Касьян Агапов – выглядела неуместной в железнодорожной газете. И Олеша, будто бы «не дослушав», тут же её исправил. «Так родился псевдоним, который почти на десять лет стал своего рода знаменем четвёртой полосы», утверждает автор «Десанта из Одессы», впрочем, несколькими строками ниже скостив срок до шести лет. А в действительности начинающему фельетонисту предложили взять дежурный псевдоним: им подписывались разные журналисты.
Псевдоним «Старик Саббакин» толкуется вообще престранно: «уже в этом почтительном слове «старик» прочитывалось то уважение, которым пользовался в редакции молодой, но уже состоявшийся литератор». Выходит, беря псевдоним, Катаев сам перед собой благоговел.
И с булгаковскими псевдонимами не то. После того, как два фельетона были им подписаны «Г.П. Ухов», разразился скандал. Однако следующий фельетон вышел не за подписью «Эмма Б.», как указывается, этот псевдоним появился лишь через пару лет.
Утверждение, будто Булгаков приехал в столицу из Киева представляется излишне смелым. С 1919 по 1921 год жил он во Владикавказе, а на родину заглянул по пути в Москву.
И с творчеством мастера как бы не так. Говорится, дескать, сочинял Булгаков газетные фельетоны, а «в его письменном столе уже лежала рукопись пьесы». Но пьеса «Дни Турбиных» написана по мотивам романа, который закончен в 1925 году, а в 1926 Булгаков ушёл из «Гудка» (за весь год написано им меньше десятка фельетонов). Да и письменного стола у Булгакова долгое время не имелось, о чём он непрестанно упоминал.
При такой неразберихе с классиками про писателей ниже рангом знать и вовсе не обязательно. Полный вздор, будто А.Жаров и А.Безыменский печатали свои первые стихи в «Гудке». Первые стихи А.Безыменского появились во фронтовых листовках и в партийной печати, также в партийной печати начал литературный путь А.Жаров.
Что же до Г.Шенгели, который «по совместительству» писал фельетоны и преподавал в Брюсовском институте, он потому и оставил «Гудок», что не мог совмещать преподавание и деятельность в Союзе поэтов с газетной работой. Вместо себя он предложил А.Тарковского, избравшего псевдоним «Тарас Подкова», а не просто «Подкова», как, по аналогии с «Зубилом», величает его автор «Десанта из Одессы».
Даже о такой общеизвестной фигуре, как Остап Бендер, сказана несуразица: «С реального персонажа списали авторы и черты своего героя – атлетическое сложение, тонкую иронию и широкую эрудицию».
Обаяние, мощь бесспорны, но тонкая ирония, эрудиция? Увольте, вся-то учёность – белая акация, цветы эмиграции, вся начитанность – в пределах действующего уголовного кодекса.
И совместной командировки на Кавказ летом 1927 года у Ильфа и Петрова, между прочим, сотрудников разных отделов, не было. Они ездили отдыхать, о чём подробно рассказано в ильфовских «Записных книжках», полностью доступных.
Соавторы не работали «ночи напролёт», а засиживались допоздна, чтобы потом заполночь брести домой, по молодости лет это легко, пешком всего час-полтора. И, увы, не «рукоплескали» им литературные критики. «Двенадцать стульев» встретили почти молчанием, «Золотой телёнок» сдержанной бранью. Это известно всем, кроме Ю.Синякова и литературного редактора сборника Т.Андреевой. Прочие лица, обозначенные в выходных данных, книгу вряд ли читали, иначе ошибки и на их совести.
Как ещё отнестись к утверждению, что «галерея типических фигур» (надо понимать, речь о романе «Двенадцать стульев») «срисована авторами с обитателей Дворца труда». И перечислены эти самые фигуры – Полесов, Полыхаев, старик Синицкий, Васисуалий Лоханкин, Скумбриевич. Постойте, персонажем этого романа является только Полесов, остальные – из «Золотого телёнка». Так при чём здесь Дворец труда?
А при том. Автор «Десанта из Одессы» взял чужую цитату и, вытряхнув из неё три-четыре слова, отчего смысл пропал, выдал за собственный текст. Так он делает не раз, иногда оставляя кавычки в начале или в конце, иногда кавычки совсем убирая. Как, например, в воспоминаниях А.Эрлиха, сравните: «Обширная галерея типических фигур, выхваченных острым сатирическим пером из повседневности, действует на страницах обоих романов. Тут и Эллочка-людоедка, и бесстыдный халтурщик Ляпис-Трубецкой, и «кипучий лентяй» Полесов, и бюрократ Полыхаев с его набором резиновых резолюций, и старик Синицкий-незадачливый сочинитель ребусов и загадок с идеологическим содержанием, и великолепный Васисуалий Лоханкин, разговаривающий ямбом, и Авессалом Владимирович Изнурёнков, остряк по профессии, безотказно действующий по заданиям юмористических журналов, и провинциальный фельетонист, «известный всему городу», некогда подписывавшийся «Принц Датский» и сообразно новым временам изменивший псевдоним на «Маховик», и герой профсоюзных «общественных нагрузок» Егор Скумбриевич, и многие, многие другие, щедро рассеянные по страницам обеих книг».
Можно сказать, что глава «Десант из Одессы» целиком составлена из одних цитат, кое-где закавыченных. И всегда, когда Ю.Синяков пробовал сократить цитату или вписать связку, возникали ошибки, частью здесь перечисленные. Ведь автор очерка не знает предмета, он изображает знание, имитирует.
Впрочем, имеется другое слово. За репрезентациями, кавер-версиями, ремейками и прочей как бы учёной чепухой позабыли, что есть такое ёмкое слово «собезьянничать». Что не дослышится, то придумается. Что не додумал, впору оборвать.
Странно ли, что подобный опус попал в юбилейный сборник? А почему бы нет. При желании, можно увидеть тут и дань традиции. С.Гехт, некогда журналист «Гудка», вспоминал гудковские времена: «Мы с Ильфом работали когда-то в одной редакции. Редактором у нас был человек грубый и невежественный. Однажды после совещания, на котором редактор особенно блеснул этими своими качествами, Ильф сказал мне:
– Знаете, что он делает, когда остаётся один в кабинете? Он спускает с потолка трапецию, цепляется за неё хвостом и долго качается…»
Путь по лестнице эволюции долог. Особенно, когда идут, опираясь на четыре конечности. Главное, не спутать направление.
Не просто газета. М.: ОАО «Газета «Гудок»«, 2012. Тираж 1000 экз. 352 с.
Феликс ИКШИН
Добавить комментарий