Каждый несёт свой гроб?

№ 2013 / 17, 23.02.2015

Неделю назад оказался с дочерью в кинотеатре: полупустой зал разрывался от дикого шума, исходившего от «Джека – покорителя великанов». Фильм, как и многие американские творения

Продолжаем обсуждать роман Виктора Пелевина «Бэтман Аполло»

Неделю назад оказался с дочерью в кинотеатре: полупустой зал разрывался от дикого шума, исходившего от «Джека – покорителя великанов». Фильм, как и многие американские творения, предназначался для семейного просмотра. Столкновение добрых людей и жестоких нелюдей. Он и она в предсказуемой любовной истории. Многомиллионные спецэффекты, заставляющие забыть о шаблонной фабуле. Куклоподобные герои, чьи лица размазываются по раскрашенным пространствам земли и неба. И самое главное: съеденные человечки, окровавленные тела, оторванные руки, выкатывающиеся глаза. Сказка с трупами, – так бы я обозначил жанр, которым Голливуд собирает детей и взрослых в одном кинозале.

Это жанровое определение подходит для нового текста Виктора Пелевина. В «Бэтмане Аполло» он продолжает свой самый заметный проект последних лет – роман «Ампир В». В первой сцене под песню «Позови меня с собой» хоронят голову Иштар Борисовны: автобус с певцами и актёрами засасывает бездна, чтобы усопшей богине было не скучно в вечности. Далее герои будут нырять в глубины смерти, летать в гробах, спускаться в ад. «Каждый из нас несёт свой гроб», – изрекает один из участников погребения мироздания, в которое опять превращается пелевинский роман. «Бэтман» – траурное повествование, что не мешает ему разбухать от злой сатиры, ненормативной лексики и лихорадочной смены необязательных картинок.

Речь, претендующая на философский статус, – единственный способ победить подобный инфантилизм. В границах комикса, помещающего читателя в привычный кинозал с попкорном, громкими вздохами и откровенным ржанием, открывается иная стилистическая форма – артхаус, заставляющий потребителя лёгких сюжетов взойти на вершину мировоззренческого слова с помощью лестницы, созданной из деталей гламурной современности.

«Бэтман Аполло» – замусоренный текст: много повторов, ненужных технологических деталей, подробностей дизайна, которые у самого автора вызывают плохо скрываемую тошноту. Рама (главный герой, пришедший из «Ампира В») в большинстве сцен напоминает чучело пытливого человека, раскрывающее рот только для того, чтобы мудрый собеседник мог изложить своё понимание вселенной и судьбы человека. Истинный объём «Бэтмана» – не более двухсот страниц.

И вот здесь, на этих страницах правит Достоевский – мастер эсхатологического диалога (вспомним беседы Раскольникова с Соней, Кириллова с Верховенским, Алёши Карамазова с братом Иваном), всегда необходимый Пелевину, который насыщает громоздкий анекдот речами о жизни и смерти, о конце человеческого сознания, о познании Бога, присутствующего и отсутствующего одновременно. Пелевин измучен новейшей информацией о калейдоскопических мирах бесконечного потребления. Он должен слушать новости, смотреть кино, метаться по компьютерным играм, плыть по интернету, интересоваться шопингом, чтобы насобирать необходимое количество популярных значков. При этом хочет быть Достоевским. В современном литературном процессе дерзкое, но не самое плохое желание.

Центр романа – четыре разговора: Рама, осваивая профессию ныряльщика-провожатого, доставляющего умершего в намеченные загробные отделы, смиренно слушает Дракулу, Осириса, Энлиля, Бэтмана. Двое первых давно оторвались от земных заблуждений, не интересуются баблосом и красной жидкостью, знают о необходимости расставания с любыми желаниями. Бэтман и Энлиль – вершина иерархии вампиров, использующих людей в качестве дойных коров. Они – координаторы страдания, а не борцы с ним.

Вместе с тем никакого конфликтного диалога, заставляющего вздрагивать от словесных искр, в романе нет. И это серьёзное отличие от Достоевского, заботливо сохраняющего независимость каждого сознания. Достоевский уступает место позднему Толстому, диалог оборачивается целостным монологом. Перед нами проповедь, подчёркивающая властный характер авторского присутствия. Вот её краткое содержание.

Страдает каждое живое существо: вампир и человек в участи своей – братья по несчастью. Высшую силу можно называть по-разному, но в любом случае питается она страданием, которое и есть существование, бесконечный крик боли, часто заглушаемый шумом гламура, дискурса и протестного движения – новой формы обмана. Жизнь на земле – настоящее изгнание из рая: не конкретное событие у Древа познания добра и зла, а процесс, заставляющий считать небытие «самым светлым проблеском в человеческой жизни».

В России страдание ощущается сильнее. Именно здесь «выведен тонкий и рафинированный ум», который оказывается в невыносимых условиях. В этой тяжести есть высокий, ограждающий от абсурда смысл. Если ослабить гнёт, люди увидят бессмысленность жизни в страшных объёмах и красках. Занятый национальными кошмарами, каждый раз принимающими новые исторические формы, русский ум не успевает понять, что «человеческая жизнь сама по себе и есть страдание, полностью лишённое смысла». Этот метод называется «щит Родины».

У кого самая незавидная участь? У тех, кому удаётся чудовищно разбогатеть. Они уверены в наличии «золотого парашюта», спасающего от мрачного посмертия. На самом деле, миллионерам и миллиардерам приготовлена роль «мирских свинок», которых приносят в жертву силам ада. Светлее участь тех, кто отвергает деньги (концентрат страдания) и отдаётся «более долговечной иллюзии»: пытается сделать счастливым не себя, а ближнего, другого человека. Но истинную победу над смертью одерживает осознавший простую истину: в нас нет того, кто живёт, значит, отсутствует тот, кто умирает. Следует избрать «путь абсолютной подлости»: остановить работу сознания, перестать «обслуживать печку», на которой «Великий Вампир» готовит свою пищу, не имеющую отношения к нам.

Многие считают подобный путь бегством, проявлением слабости и признанием поражения. Может, стоит включиться в земную суету, сделать жизнь менее трагичной, причастной прогрессу? Увы, в возрастающем комфорте ад становится более изворотливым. Здесь смысл «Великой Частотной Революции»: современная культура обеспечивает интенсивность утрат под видом усиливающейся радости. Умирая с героями блокбастеров, рассыпаясь на кровавые части при вращении джойстиком, корчась с переносными доильниками-мобильниками, мы тиражируем страдание, делаем вампирическую суету непобедимой.

Борьба с душой, её растворение в атакующих пустотах, но и возвращение души в ходе этой антигуманистической операции – один из главных парадоксов пелевинской прозы. С одной стороны, человек отменяется. Он всего лишь «сложная цветовая гамма», «комбинация переживаний», «фабрика боли», нудный «процесс». Для искоренения иллюзий и надежд необходимо всматриваться в так называемую реальность, чтобы убеждаться: «люди подлы и бессердечны». Они похожи на наркоманов, прочно, до самой смерти сидящих на воспроизводстве собственных страданий. Человек больше напоминает упоротого лиса, иронично гуляющего по интернету, чем покорителя космоса. Впрочем, космос в «Бэтмане» всего лишь «наспех намалёванная панорама».

С другой стороны, человек отменяется так, что жизни в пелевинском постмодерне больше, чем в иных произведениях современного реализма. Действие происходит в мире-школе: есть учителя и ученики, дидактический пафос, движение к постижению нравственно-философской идеи. Да, это школа конца, но когда умудрённые противники человеческого, слишком человеческого начинают говорить, их трудно не услышать. В романе открывается пространство, некий участок мысли и слова, где читатель, отталкиваясь от Пелевина, прекращает смеяться над энлилями/мардуками и начинает проверять личную веру, задавая себе вопросы о соотношении Бога и пустоты в душе, которая именно сейчас всеми возникающими сомнениями доказывает, что она есть и нуждается в помощи.

Журнал «Собака.ру» решил провести интернет-выборы «нового Солженицына». Забавное мероприятие! Вполне в духе нашего спешащего, запинающегося и не самостоятельного времени. Среди претендентов Проханов и Прилепин, Лимонов и Быков, Шишкин и Шаргунов, Елизаров и Садулаев, Кантор, Акунин и Улицкая. Дополню список и с уверенностью скажу: новый Солженицын – это Виктор Пелевин. Классик написал «Архипелаг Гулаг», спроецировав образ безнадёжного лагеря на всю советскую жизнь. Современник пошёл дальше. Пелевин не стал зацикливаться на коммунистической тюрьме, регулярно, в каждом новом тексте заявляя: Архипелаг Гулаг – само человеческое бытие, любая форма сознания, в котором страдает эфемерное Я. Быть Солженицыным – стремиться разрушить нечто по-настоящему крепкое и важное, чтобы на руинах мощной системы жить не по лжи. Думаю, что модель этого пути интересна автору «Бэтмана».

Пелевин работает на поле крупных художников, формально не имея к ним никакого отношения. Но он гораздо ближе к Достоевскому, Толстому, Солженицыну, чем унылые бытовики, под видом реализма тиражирующие своё растворение в суетливых фабулах, банальной риторике и мнимо нравственных штампах. Подлинный русский реализм – не копирование образов окружающей жизни и не поиск среднего человека, а чудесное явление неповторимой идеи, преображающей в слове инертную материю повседневности, представляющей писателя как героя собственной веры. Пелевин знает, как важен для русского читателя мировоззренческий диалог, выметающий из текста унижающие нас мелочи жизни.

Он продолжает слагать гимны Пустоте. Борьба с Пелевиным необходима, но не так проста, как кажется. Заговоры-оскорбления, магические плевки в сторону автора, истерическое осмеяние текстов здесь не помогает. Пелевин приходит не из далёких доктрин Востока, а из новейшего родного нигилизма. Раздражение, переполняющее его романы, происходит не столько от переживания трагизма существования, сколько от продолжающейся встречи с пышно лживым временем. Эпоха оскорбляет человека, вдавливает его в пыль, иногда – золотую. Победившую цивилизацию Пелевин показывает как грандиозную Кончальную школу, в которой лицемерные учителя, заботясь о прибыли, о недолговечном благополучии собственной задницы, ведут овец к смерти, раскрашенной во все необходимые цвета.

Не эксклюзивные буддисты стоят за Пелевиным, а миллионы странно уставших сограждан, страдающих аллергической реакцией на бытие и сознание в самых разных формах. Это особые страдальцы, таких прежде трудно было встретить. Они давно живут без войны, без необходимости жертвовать, а иногда и самозабвенно трудиться. У них всегда есть минимум, часто присутствует максимум, но как-то всё не так, и циничная маска прочно стала лицом. Это мучение от избытка досуга, от изобилия пустоцветов и комфорта, начинающего вызывать рвотную реакцию. Они не похожи на Ивана Карамазова и Ставрогина, но могут дорасти до чёрной революции, которая творится из отчаяния и дикой скуки.

Таков главный контингент Виктора Пелевина. Он обслуживает его, издевается над ним. Возможно, пытается дать рычаг преображения. Здесь каждый несёт свой гроб. Оппоненты Пелевина знают: каждый должен нести свой крест. Чтобы эта христианская мысль победила, с автором «Бэтмана Аполло» нужно разговаривать – не словами высокомерного отрицания, не новым реализмом и старым постмодернизмом, а диалогическим, мировоззренческим романом, способным победить пустоту, вернуть веру в человека.

Алексей ТАТАРИНОВ,
г. КРАСНОДАР