Китайские метаморфозы

№ 2013 / 35, 23.02.2015

Сложно представить современный мир без китайских товаров: куда бы ты ни поехал, к чему бы ни прикоснулся, всюду лэйбл – «Made in China».

Сложно представить современный мир без китайских товаров: куда бы ты ни поехал, к чему бы ни прикоснулся, всюду лэйбл – «Made in China». Мы едем за тридевять земель, вразрез основным туристическим маршрутам, покоряем практически девственную вершину и уже у самого пика видим кем-то обронённую красную кепочку, крутим её в руках – и тут вечная печать. И даже если её там нет, можно быть уверенным, что след всё равно петляет в Китай, идёт ли речь об американском айфоне или немецкой соковыжималке.

Традиционные промыслы глобализация также не обходит стороной: венецианская маска или иудейская кипа китайского происхождения – это нормально. Пал и главный оплот консерватизма – старый Свет уже давно не гнушается трудом неутомимых жителей Поднебесной.

Это на туристических тропах. А на университетских кафедрах и в коридорах власти всерьёз обсуждают «китайскую угрозу» в её трёх аспектах – демографическом, экономическом и военном. Закончить факультеты международных отношений или политологии главных российских учебных заведений, не уверовав в реальность этого вызова, практически невозможно. Оккупация Америкой Афганистана, Ирака, развёртывание баз в странах Персидского залива и Центральной Азии, раздувание сирийского конфликта, политика проводимая в Средней Азии, в том числе Монголии – всё это направлено на сдерживание Китая и России, на то, чтобы препятствовать сотрудничеству их с Индией и Ираном. Такого мнения придерживаются профессоры МГУ, научные сотрудники Института Дальнего Востока РАН (например, Г.Агафонов) и многие другие специалисты. Иными словами, Китай и «угроза» стали уже почти тождественными понятиями. Хотя на данный момент человечеству больший ущерб приносит не Китай, а его сдерживание США и угроза угрозы.

У этого китайского синдрома есть не только политический эффект, но и социальный. Политологи и независимые аналитики строят свои неутешительные прогнозы, которые подхватывают СМИ, и градус напряжения нарастает. Таким образом формируется крайне негативное отношение к китайцам, потом следует психологическая генерализация – и вот неприязнь вызывает уже всё, что связано с коммунистическим Китаем.

К сожалению, эти общие настроения сказываются и на литературе, которая, в отличие от китайских подделок, находится на высоком уровне и претерпевает интереснейшие метаморфозы. «Культурная революция» с её ангажированными, пропагандистскими текстами осталась в 60–70-х годах прошлого века. Но у наших российских читателей стереотипы живы и до сих пор. Есть и другие – те не боятся, что будет скучно, но неосознанно стараются избегать всё, что связано со словом «китайский». Хотя что касается литературы, избежать легко, так как в магазинах, кроме бесчисленного множества пособий по фэн-шуй и китайской медицине, других книг нет.

Как неузнаваемо изменился Китай, так и резко поменялась китайская литература. Как пишет китайский авангардист Юй Хуа в своей книге «Десять слов про Китай» (перевод с китайского Романа Шапиро; 2012, Астрель): «Путь, который Европа прошла за 400 лет, Китай прошёл за 40». Люди родились в одной стране, а вырастают в другой. Такое резкое изменение не могло не сказаться на сознании людей и их литературном творчестве.

Китайские авторы постоянно удостаиваются азиатского Букера. Лауреаты премии – Цзян Ронг, Су Тун, Мо Янь, получивший также Нобелевскую премию в 2012 году за «галлюцинаторный реализм», Би Фэйюй – лучшие современные писатели, но, надо заметить, не самые популярные. В Поднебесной есть свои донцовы в лице блогера поствосьмидесятника Хань Хань, ставшего героем культурной жизни Китая, Ши Юэ, звезды сетевой литературы, переводящего цифру в миллионы юаней, и других.

В России современных китайских авторов не читают и, можно сказать, не переводят. Издательства зачастую не хотят идти на риск, не зная писателей из Поднебесной, а переводы с китайского по очевидным причинам гораздо дороже, чем с европейских языков. Для удешевления процесса предлагают даже переводить с английского китайские книги. К слову, в Европе дела обстоят лучше: когда в России издавался первый роман Мо Яня, там на английский и французский языки было переведено уже шесть его произведений. Во Франции целых три издательства специализируются на китайской литературе.

Другая причина – бездействие власти. В Советском Союзе было ясное регулирование в сфере культуры и науки, и внимания культуре Востока уделялось достаточно. Без государственной поддержки это невыгодно. Не один десяток лет востоковеды испытывают трудности – западная культура в России оказывается в приоритете, и даже не самые талантливые произведения переводят, издают многочисленными тиражами и делают достоянием публики. А книги китайских авторов достать сложно. Похожая ситуация и с научными трудами по востоковедению – они издаются в ограниченном количестве и распространяются среди небольшого круга специалистов, не попадая не то что в массовое пользование, но даже и в узко-профессиональное.

Несмотря на все проблемы, специалисты продолжают своё дело. Пример тому – частный научный издательский Центр «Петербургское востоковедение», который основали в 1992 году учёные: китаист И.Алимов, кореисты – С.Сухачёв и А.Ланьков, географ Д.Ильин. Было бы совершенно невозможно и без главных столпов, МГУ, МГИМО, Института востоковедения РАН, директором которого является один из наиболее авторитетных и деятельных востоковедов Виталий Наумкин. В помощь также некоторые сайты – например, «Восточное полушарие», где можно найти материалы о современных китайских писателях, о новинках в области литературы, некоторые переводы.

До недавнего времени в Китае можно было судить о популярности автора по его членству в Союзе писателей КНР, который по уставу признаёт руководящую роль Компартии и руководствуется принципом партийности печати. Сейчас времена изменились, писатели ушли в Интернет и даже формально не подчинены никому и ничему – абсолютная свобода, слом правил и парадигм. Уже упомянутый Хань Хань дописался до того, что отказал в праве традиционным писателям создавать свои произведения. Это его эссе вызвало скандал, слелавший его ещё более популярным.

Большинство китайцев читает именно сетевую литературу. Как правило, это лёгкое чтиво. Схема простая: сначала писатели публикуют свои книги на сайте, потом прибегают к вирусному распространению ссылок, затем, в случае удачи, подписывают контракт с издательством, и книгу печатают. В книжных магазинах под такую сетевую литературу выделены стеллажи.

Однако в крупных городах Китая ни в метро, ни в парках не встретишь человека с книгой,– читают они в большинстве через электронные ридеры или планшеты. Если сравнить метро Гонконга с метро Санкт-Петербурга, в глаза бросится полное отсутствие в первом людей с книгами и лотков с периодической печатью. Книгу там может держать только турист из Европы, забывший закачать путеводитель в планшет. Китайцам не понять петербуржцев, считающих, что читать Толстого в цифровом варианте оскорбительно и недопустимо, петербуржцам – китайцев. Тем интереснее читать литературу двух стран.

Мо Янь, в отличие от «сетевых», – традиционалист, заместитель председателя Союза писателей КНР, избегает публики и повышенного внимания в соответствии со своим псевдонимом, который означает «Молчи» (настоящее имя Гуань Мое). Для тех, кто считает Нобелевскую Премию самой политизированной, присуждение Нобеля Мо Яню означало успех Компартии и признание мощи Китая. Другие увидели в нём некую компенсацию за предыдущие премии эмигранту Гао Синцзяню и оппозиционеру Лю Сяобо. Гао Синцзяня вообще сложно отнести к чисто китайским писателям, он получил европейское образование, учился во Франции. Его пьесы написаны в духе «литературы абсурда», он далёк от китайской литературы, от «поиска корней».

В случае с Мо Янем очевидно, что если Нобелевский комитет можно обвинять в политизированности, то только не в этот раз, когда речь идёт действительно о сильной и необычной прозе, сплетающей почвенничество и магический реализм. Нобеля ему пророчили уже давно такие литературные корифеи, как Кэндзабуро Оэ и Джон Апдайк. Хотя не будь у него премии – вряд ли бы автора начали переводить и печатать так скоро.

Книга «Большая грудь, широкий зад» Мо Яня была опубликована на китайском в 1996 году, на английском в 2005 г., а на русском в марте 2013 г, перевёл её Игорь Егоров. Первые семьдесят страниц автор погружает читателя в тяжёлые роды ослицы, рожающей мулёнка, и Шангуань Лу, матери семерых девочек, которая мечтает родить мальчика, опору семьи. Издевательский натурализм всего происходящего ужасает, но, продравшись через это, параллель между ослицей и женщиной резко оборачивается совсем иным ракурсом, в котором нет и намёка на пренебрежительное отношение к Матери. В муках и схватках появился на свет не только неожиданный смысл, но и новый рассказчик – дальше повествование ведётся от лица новорождённого сына и наполняется фрейдистскими мотивами, которые, смешиваясь с китайской фольклорностью, образуют нечто модернистское, нестандартное и по-настоящему широкое. В чём-то Мо Янь напоминает Маркеса, в чём-то – Шолохова, но по большей части он совершенно самостоятелен.

Мо Яню удаётся сохранять некий странный нейтралитет: с одной стороны, он – коммунист, с другой – не грешит перед правдой, может позволить себе критиковать власть, изобличать режим. Его произведения иногда были под запретом. Например, «Чесночные напевы», в которых автор пишет о крушении надежд обычных крестьян. Так как книга была издана после событий 4 июня 1989 года на Тяньаньмэнь, её быстро убрали с продажи. Тогда боялись всего, что может усилить протестные настроения студентов. «Страна вина», написанная в 1993-м, тоже находилась в опале, так как выставляет чиновников и партийных деятелей гурманами, имеющими пристрастие к вину и деликатесам. В книге также есть автопортрет и далеко не самый привлекательный – автор не боится высмеивать, говорить правду обо всех, в том числе и о себе. У нас эту книгу напечатала петербургская «Амфора» в 2012 году, как раз в те дни, когда Яню присудили премию.

Мо Янь – величина мирового масштаба, его сложно обойти или не заметить, будут критики политически ангажированными или нет. Но есть и другие авторы, не претендующие на такой общекитайский размах, но представляющие собой тоже любопытное и многогранное явление. Юй Хуа один из них, его произведения тоже имеют мировую известность, переведены на тринадцать языков. Если сравнивать, то Мо Янь – это дебри Амазонки, а Юй Хуа – прозрачный родник. Его легко читать: в простой, ироничной форме он поднимает важные проблемы китайского общества, политики, новейшей истории. Именно такой он в «Десяти словах», остроумно раскрывающий слова-символы эпохи: Народ, Вождь, Чтение, Творчество, Революция, Лу Синь, Корешки, Липа, Мухлёж, Неравенство. Однако он не всегда был таким.

В ранних его работах прослеживалась озабоченность насилием, маниакальное внимание к телесному. Насилие и жестокость, поданные в холодной, отрешённой манере, приобретали форму некой извращённой абстракции. Отсутсвие духовного плана, эмоций превращало героев в биоформы, существующие, но не живые.

Зная его биографию, несложно определить откуда такие наклонности. Отец его был хирург – и маленький Юй с детства привык к крови, к виду человеческих внутренностей, выброшенных и гниющих где-то неподалёку от больницы. Автор сам признался, что когда он понял, что сходит с ума от ночных кошмаров, он решил, что перестанет писать о насилии. Писатель открылся новой стороной.

Изменение авторского стиля стало заметно в 90-е годы в романах «Крики в моросящий дождь», «Жить», «Как Сюй Саньгуань кровь продавал», а также в романе «Братья», вышедшем в 2005 году (все эти книги на русский не переведены). Как говорят критики, в контексте китайского литературного авангарда Юй Хуа вернулся к модернизму.

Сам он называет свой новый художественный метод «мозаикой воспоминаний». Фрагментарная, нелинейная структура повествования с отстроченным указанием времени и места действия становится отличительным признаком его творчества. Его реальность похожа на карнавал, в ней много гротеска и несуразностей. Талантливое экспериментаторство Юй Хуа делает его по-настоящему любопытным литературным явлением Китая.

Прокатившись по миру, произведения китайских авторов через десятилетие, а иногда и двадцатилетие доходят до России и то небольшим тиражом. Остаётся только надеяться, что в скором времени отставание сократится и на книжных полках у нас появится больше книг – именно этот товар из Поднебесной отличается действительно хорошим качеством.

Наталья ГОРБУНОВА