Не стоит бояться осмысления литературного прошлого

№ 2014 / 35, 23.02.2015

– Илья, ты шеф-редактор редакции «Времена» издательства АСТ. Являешься редактором Макса Фрая, а также занимаешься медиа-проектами.

Илья ДАНИШЕВСКИЙ

– Илья, ты шеф-редактор редакции «Времена» издательства АСТ. Являешься редактором Макса Фрая, а также занимаешься медиа-проектами. И вдруг, к моему удивлению, тебе удаётся инициировать создание двух довольно неожиданных серий: поэтической и серии интеллектуальной прозы, открывает которую довольно эпатажная в былые времена, неоднозначная и сейчас фигура Луи-Фердинанда Селина. Расскажешь подробности?

– Я думаю, здесь всё просто. Что-то всегда попадает в слепую зону. Селин для русской публики – вечный житель подобной зоны. Не потому что плох, непонятен или что-то ещё. Скорее – всегда вне вкуса того или иного редактора, вне художественного контекста и вне читательских ожиданий. Его издание – путь эстетического сопротивления. Пожалуй, у меня всегда была неправильная картина мира: главная травма моего детства – сны о том, как топится Вирджиния Вулф (думаю, мне было двенадцать или около того), – поэтому Селин не просто был вне слепой зоны, скорее – всегда в центре моего внимания. Наряду с «Богоматерью цветов» Жана Жене или поэзией Пауля Целана.

Мне бы хотелось высветить контркультурное поле, сделать его воплощённым для (не?) подготовленной публики. Это похоже на экзорцизм – всегда интересно, где авторитет порождён только аурой инаковости, где же – собственно литературой, – изгнание всяких иллюзий (сотворённых «элитарностью», «далёкостью», «недоступностью») поможет хотя бы частично ответить на этот вопрос. Для меня же – ответ скорее очевиден.

– Поэзия и неформатная проза обычно пугают издателей отсутствием коммерческого потенциала. Ты с таким энтузиазмом взялся за дело, что и мне уже кажется, что у тебя обязательно должно получиться. Поделись своими соображениями: зачем, в чём ты видишь смысл издания этих книг и как собираешься продвигать эти серии на рынке?

– Я не считаю это просто «поэзией» или «неформатной прозой». Это конкретные имена, лица, истории, понимание которых легко отвечает на все заданные вопросы. Не думаю, что в ситуации стагнации, что-то может повредить рынку меньше, чем нешаблонные решения шаблонной задачи продажи. Батай, Селин, Монтерлан – были скрыты (и, соответственно, открыты для определённой аудитории) вследствие ясных причин, но теперь всё меняется. Всё уже изменилось. Не думаю, что нам стоит стыдиться или бояться осмысления литературного прошлого.

– Кто был инициатором этих серий, и как тебе удалось убедить руководство запустить эти серии?

– Наверное, маргинальное лобби всегда срабатывает: однажды утром (около двух часов пополудни) я просто сказал: «Мы должны сделать это!»

– Какого плана рукописи и проекты готов рассматривать лично ты? Есть какие-то предпочтения по жанрам или другим критериям?

– Конечно, их не должно быть. Но есть. К сожалению, мне нравится Джойс, это многое осложняет. Это такое время, когда сам воздух меняется. День – а затем всё совсем другое. Мне бы хотелось, чтобы автор чувствовал это – то есть отвечал себе на вопрос «действительно ли моя книга должна выйти именно сейчас?», и отвечал предельно честно. Так как это невозможно, я готов рассматривать разные рукописи, отказывать разным рукописям или радоваться разным рукописям.

– Чтобы ты посоветовал новым авторам перед тем, как они соберутся отправить тебе рукопись?

– Ответить на несколько вопросов:

– почему они хотят опубликовать свою рукопись;

– почему они желают, чтобы её читал именно я;

– действительно ли они знают ответы на два предыдущих вопроса.

– Есть ли книги, на которых ты бы хотел акцентировать внимание ваших постоянных и потенциальных читателей?

– Я думаю, каждый редактор, каждая редакторская группа акцентирует внимание ровно на том, что отбирает к публикации.

– Насколько я знаю, ты и сам пишешь, и, на мой взгляд, обладаешь бесспорным литературным талантом. Хватает ли у тебя времени на свои тексты? Удаётся ли совмещать два эти занятия?

– Думаю, мне это мешает. Делает меня деспотичным. Хотя бы потому, что я знаю своего Лучшего Читателя. Ему же мне приходится посвящать книги, отобранные к публикации. Уже гораздо труднее отвести глаза в сторону, увидеть других – незнакомых – людей и понять их потребности. Говорить на другом языке (если, конечно, портфель как-либо формирует «язык» редактора). Хотя, конечно, сфокусированность и эстетическая идентичность присутствует и при любой другой параллельной жизни – на которую, всяко, почти не хватает времени.

– На твой взгляд, литературные агенты нужны российскому рынку или это посредничество лишено смысла как для писателя, так и для издателя? Почему?

– Я думаю, большой проблемой книжного рынка является его закрытость. Автор не может знать, куда и как отправить рукопись. Редактор не знает, где найти подходящую рукопись. Два важных друг для друга человека – незнакомы. Подобный кордон, а точнее его преодоление – хорошая инициация. Литературный агент не даёт автору инициироваться и самому отыскать единственно необходимую дверь. Но, думаю, большинству авторов нужен не литературный агент, а метафизическая подоплёка. Вот от чего он радостно избавится в первую очередь.

Конечно, агент позволяет редактору легко выстраивать собственную эстетическую парадигму. Часто – лишая автора возможности участвовать в этом процессе. Думаю, это второе, от чего автор радостно откажется.

Мне странно, что единственная возможная радость для большинства, это – ЭВРИКА, ОНА ИЗДАНА! – без всяких нюансов. Написание и издание книги, как челлендж. И это мне неприятно. На человеческом уровне. Но предельно ясно, зная, что чтение СМИ сводится к чтению заголовков, просмотр фильмов – к оценке на Кинопоиске, лайк-лайк-шер-ретвит-репост etc. Но всё идёт от авторской задачи, месседж – определяет способ её решения. Так как я выступаю за доступность любой информации и скорость её передачи, то не могу возражать против каких-либо способов решения задач или отказываться от услуг агентов.

Беседовала Ирина ГОРЮНОВА