Борис БАЛТЕР. РОДНИК

№ 1959 / 85, 17.07.1959, автор: Борис БАЛТЕР

Краюху хлеба Володя запивал молоком. Потом он аккуратно вытер стол, покрытый клеёнкой, и вышел во двор.

Из открытого окна спальни слышался храп отца: после посевной отец никак не мог отоспаться. А мама уже проснулась. Она стояла у окна и расчёсывала волосы.

– Ты видел Катю? – спросила она.

– А зачем мне её видеть? Она же больна…

Володя поднял к окну лицо и подозрительно посмотрел на маму: он всегда удивлялся, как это мама умела угадывать его сокровенные желания.

– Странная логика: если товарищ болеет, значит его не надо навестить, – сказала мама и добавила. – Кстати, она уже три дня как встала и возится со своими цыплятами.

Володя ковырял большим пальцем босой ноги мокрую клумбу, как будто в мире не было занятия интересней.

– Я ей два раза уроки носил, так меня и то задразнили женихом, – сказал он.

– Тот, кто тебя дразнил, просто глуп. А ты трус: побоялся сказать, что девочка может быть товарищем не хуже мальчишки.

Мама отошла от окна, и Володя пошёл, сам не зная куда.

Блестели на солнце мокрые от росы крыши. Дорожная пыль под босыми ногами была холодной и влажной.

У колодца женщины качали воду. Тётя Настя увидела Володю, сказала, ни к кому в отдельности не обращаясь:

– Ответьте мне, люди добрые, станет дитя хороших родителей птицу калечить? Как увижу этого душегуба, так петуха вспоминаю. Ну, как живой, перед глазами стоит…

Дался ей этот петух. За него тёте Насте заплатили, духовое ружьё у Володи отобрали, и оно стояло запертым в мамином шкафу. И к тому же петуха никто не хотел убивать. Разве думал Володя, что за пятьдесят шагов попадёт петуху в глаз? Во всяком случае, для Володи тогда это было приятной неожиданностью.

Володя воображал, что шёл «куда глаза глядят», а когда так кажется, ноги обязательно приведут туда, куда хочется.

В глубокой воде отражалась башня из белого камня. Красный огромный бак делал её похожей на гриб. Пока башня строилась, она часто служила мальчишкам крепостью. По озеру на плотах подплывал вражеский десант, а сверху его обстреливали «гранатами», сделанными из сырого песка и высушенными на солнце. Но с тех пор, как установили бак, подходить к башне запрещалось.

Прежде чем подняться на башню, Володя подозрительно огляделся. Рабочие ещё не приходили, а на двери сарая, где был установлен насос и ночевал сторож, висел большой замок.

Володя поднялся по лесенке на узкую площадку. Наверху дул знобкий ветер, пахло краской и ржавым железом.

За посёлком на зелёном слоне холма шевелилась цепочка мальчишек. Солнце слепило глаза, и на таком расстоянии трудно было понять, шли они или стояли на месте.

Володя знал, что мальчишки сговаривались вчера идти ловить сусликов, но важно было убедиться, что они уже ушли из посёлка.

Володя проворно спустился на землю и огородами вышел к птицефабрике. Неожиданное препятствие в лице тёти Насти остановило его на почтительном расстоянии от проходной: пока он выяснял, где мальчишки, тётя Настя заступила на смену и теперь сидела в тени ворот на низенькой скамейке. При их взаимоотношениях не стоило и пытаться пройти мимо неё.

Володя присел на обочину дороги, достал из кармана перочинный нож. Блеснув на солнце открытым лезвием, нож впился в землю так, что дрожала рукоятка. Можно было подумать, что Володя специально пришёл сюда поиграть в «ножички». Он кидал его один раз за себя, другой – за своего приятеля Серёжку. За себя почему-то всегда получалось удачней. Земля между его раздвинутыми коленями взрыхлилась, сильно пахла изрезанная полынь.

В тёмно-зелёных створках ворот открылась щель, и косая полоса солнца легла на тётю Настю. Из калитки вышла Катя. Она увидела Володю и повернулась к нему.

Володя никогда бы не поверил, что за месяц болезни можно так измениться. К нему приближалась девочка с худыми ногами. Короткое платьице не прикрывало выступающих вперёд колен. У девочки была круглая остриженная под машинку голова и оттопыренные уши, которые просвечивали на солнце.

Девочка подошла к Володе и Катиным голосом сказала:

– Здравствуй…

Глаза у девочки были тоже Катины – светло-серые под длинными и тёмными ресницами.

Володя никогда так пристально не разглядывал Катю, и это её смущало. А тут ещё тётя Настя крикнула:

– Катичка, деточка, не связывайся с ним. Иди себе, куда шла, иди…

– Тётя Настя тебя очень не любит. Зачем ты убил её петуха? – спросила Катя.

– Для неё петух дороже человека, – сказал Володя и вытер пальцами нож.

Они пошли по разным обочинам, и между ними лежала пыльная дорога.

– Ты знаешь, – говорила Катя, – коршуны унесли пять моих кохинхинов. Среди белых леггорнов коричневые кохинхины очень заметны, а потом они намного крупнее. Ты обещал перестрелять коршунов, а вместо этого убил петуха.

– Я просто не успел… Я подстрелю коршуна, как только мама отдаст мне ружьё.

Они остановились на деревянном мостике. Крайние дома посёлка остались позади. Только теперь Володя заметил за плечами у Кати пустой рюкзак.

– Зачем тебе рюкзак? – спросил он.

– Я иду на карьер за белым камнем. Цыплятам для роста нужен кальций. Для яичной скорлупы тоже нужен кальций. Ведь мои цыплята скоро начнут нестись.

Катя не приглашала его идти на карьер, и Володя не знал, как ему поступить. Он достал из кармана нож и принялся резать перила.

– Серёжка, друг называется, ушёл с ребятами ловить сусликов, а меня не предупредил, – сказал Володя.

– Хочешь, пойдём со мной…

После Катиных слов обоим стало легко и свободно.

Телеграфные столбы убегали вдаль, и проволока поблескивала, как осенняя паутина. Володя набрал мелких камней и бросал их на ходу. Ему удивительно везло: почти ни один камень не пролетел мимо столба.

Володя рассказывал Кате, как кончился учебный год, кто получил переэкзаменовку, какие составлены планы на летние каникулы…

Катя всё это уже знала от подруг, но всё равно подробно расспрашивала, а потом сказала:

– Мне очень не повезло. Надо же было заболеть в конце года. Теперь придётся сдавать осенью за всю четвёртую четверть.

– Подумаешь, будем заниматься вместе. Я тебе помогу, – беспечно сказал Володя.

Катя посмотрела на него сбоку из-под ресниц. Когда она так смотрела, Володя чувствовал себя неловко, потому что глаза Кати были при этом очень внимательны и недоверчивы.

Они шли по мягкой от пыли дороге. Володе хотелось пить. Он поглядывал на Катину флягу. Надетая на длинном ремешке через плечо, она покачивалась на её бедре, и на глаз было видно, что фляга не полная.

– Дай мне напиться? – сказал Володя.

Он выпил всё до капли и даже заглянул в горлышко.

– Вкусно? – спросила Катя. – Это самодельный лимонад. Я делаю его сама. Надо бросить в воду немного лимонной кислоты, добавить сок от варенья и чуточку соды. Твоя мама, когда смотрела меня в последний раз, велела мне много пить, а много воды выпить трудно.

– Ты хорошо придумала, – сказал Володя. – Лимонад очень вкусный – лучше, чем в магазине.

Они теперь шли рядом, и тени их на дороге то сливались, то между ними пролегала солнечная полоса.

До карьера было километров пять. У подножья гор виднелось пыльное облако, иногда слышались глухие взрывы. На дороге попадались белые камни. Катя подбирала их и клала в рюкзак, который теперь нёс Володя.

До карьера они не дошли.

Катя присела на обочине.

– Я устала, кружится голова, – сказала она.

Володя снял рюкзак и присел рядом. Солнце жгло стриженую голову Кати. В его лучах короткие волосы отливали медью. Володя вспомнил, что Серёжка как-то назвал Катю рыжей, теперь он понял, почему.

Володя сорвал широкий и пыльный лист лопуха.

– Накрой голову, – сказал он.

Катя послушалась. С листом лопуха, который она удерживала на голове рукой, Катя выглядела смешно и беспомощно. Володя засмеялся. Катя посмотрела на него взглядом, от которого он всегда смущался.

– Я хочу пить, – сказала она.

Вода была недалеко, метрах в ста от дороги, в неглубокой ложбинке. В густой и высокой траве прятался родник. Но к нему избегали ходить даже трактористы, если они не были в сапогах. В песчаных осыпях, неподалёку от родника, жила гюрза – самый опасный вид гадюки. Те, кому пришлось её видеть, уверяли, что длина змеи больше двух метров.

Всё это знал Володя, но не знала Катя.

Она смотрела на него снизу, и светлые глаза её были внимательны и печальны.

– Дай флягу, – сказал он и посмотрел на свои босые ноги.

Вблизи дороги трава успела подсохнуть, и ноги ступали по тёплой земле. С сухим треском веером разлетались потревоженные кузнечики. Постепенно трава становилась гуще, холоднее. Толстый слой отмерших корней укрывал землю. Володя шёл по траве, как по чему-то живому, мягко пружинившему. Ноги его стали удивительно чутки к любому прикосновению. И когда холодные стебли, потревоженные прыгнувшей из-под ног лягушкой, коснулись его щиколоток, Володя остановился и почувствовал, что дальше идти не может. Он стоял посредине поляны. На краю её желтела песчаная осыпь, заваленная камнями. Стоять на месте было не менее страшно, чем идти.

Володя отыскивал в траве родник. Он прошёл мимо коричневого, покрытого лишайниками камня. Отошёл несколько шагов в сторону. Оглянувшись, увидел под камнем блеснувшую, как осколок зеркала, воду…

Переплетённые стебли травы удерживали пустую флягу на поверхности. Вода медленно вливалась в горлышко. На камень присела бабочка, вспорхнула и снова присела, выбирая место посуше. Володя, не глядя, дергал ремешок, чтобы утопить флягу. Опустить к воде глаза он боялся: шагах в десяти от него на мгновенье поднялась из травы треугольная головка, качнулась на тонкой шее, поднялась выше…

Фляга наполнилась водой и скользнула вглубь. На том месте, где показалась головка змеи, лишь ветер покачивал тонкие стебли. Володя медленно отступал назад.

Мокрая фляга давно уже была в его руках, он прижимал её к груди и продолжал пятиться задом, пока не почувствовал под ногами сухую траву.

Володя снял с мокрого сукна фляги прилипшие стебли, завинтил крышку. В последний раз посмотрел вниз на блестевший в траве родник и пошёл по краю ложбинки к дороге.

Сверкающие струи воды падали с Катиных ладоней, и пыль свёртывалась в мокрые шарики. Мелкие капли блестели на голове в коротеньких волосах, пятнали пыльные ноги и туфли. Катя напилась и теперь умывалась…

Володя щедро лил воду в её худенькие ладони, говорил:

– Голову хорошо смочи. Если воды не хватит, я принесу ещё.

Борис БАЛТЕР