Алексей ЛАТВИР. ПИГАЛИЦА

Рубрика в газете: Рассказ, № 1974 / 21, 24.05.1974, автор: Алексей ЛАТВИР (г. Чебоксары)

– О нашей знаменитости, сталеваре Викторе Михайловиче Илькужарове, вы, конечно, слыхали. Так вот, будете работать у него, на шестой печи, – безрадостно произнёс мастер, окинув взглядом невысокую фигурку Алевтины. – Мужик он, правда, строгий, требовательный, но справедливый. Так что считайте, вам повезло. Если, конечно, к работе будете относиться с душой.

Алевтина смутилась: ни о каком Илькужарове ей до сих пор не приходилось слышать. Даже в профтехучилище. Она читала газеты, по телевизору смотрела программу «Время», словом, была уверена, что знает обо всех знаменитых людях – космонавтах и хирургах, пересаживающих сердца, авиаконструкторах и кинозвёздах… И немало этим гордилась. Выходило же, что на свете есть и другие, возможно, не менее известные личности. Даже в её родном городе, а она о них – ни бум-бум…

– Вам что, не нравится должность пультовщицы? – с надеждой спросил мастер, заметив растерянность девушки.

– Нет, нет, что вы! – Она так и думала – на заводе её примут за легкомысленную пустышку и постараются сунуть на какую-нибудь самую безответственную должность.

– Как твоя фамилия-то?

Мастер надел очки, чтобы разглядеть путёвку.

– Бакулина.

– Бакулина? Постой, постой, ты не родственница инженера Никиты Ермолаевича из штамповочного цеха? Фамилии у вас одинаковые.

– Он мой отец.

– Э-э-э, – разочарованно протянул мастер и, сняв очки, дужкой почесал шею. И ещё более неодобрительно уставился на девушку: ясное дело, не от избытка талантов дочь инженера пошла в профтехучилище. Теперь вот мучайся с ней…

– Слушай, милая, ох, не по тебе это дело – пультовщица! Может, пристроить тебя, где полегче? Хочешь – секретарём к начальнику цеха? Считаться будешь пультовщицей, а сидеть в приёмной. По штату там секретарша не положена, вот мы и подбираем туда то табельщиц, то нормировщиц. На пальчиках – маникюр, на голове – парик, юбка – во… Через годик замуж выскочишь. А то и раньше. Как повезёт. Знаешь, сколько у нас там таких, как ты, сидело? Всех расхватали. Последняя совсем на днях на Курилы укатила с молоденьким лейтенантиком.

– А меня не надо пристраивать. На кого училась, тем и работать буду.

– Ну, ну,– мастер с любопытством посмотрел на девушку.– Что ж, пойдём на шестую, познакомлю тебя с Илькужаровым.

Они вышли из тесной конторки электриков. Вдоль стен цеха и прямо под ногами валялись ковши, похожие на бочки, катушки кабеля, старые аккумуляторы. Обойдя сварочный аппарат под лестничной клеткой, оказались в пролёте плавильного отделения. Под его высоким, как в цирке, потолком туда-сюда катались два крана.

Шестая печь – напротив входных ворот в цех. Слева от неё в закрытом помещении с железной дверью – трансформатор. Между печью и трансформатором – небольшая будка с пультом управления.

Мастер познакомил Алевтину с дежурной пультовщицей, коротко объяснил, как ведётся журнал приёма и сдачи смен, и выскочил из будки. Алевтина последовала за ним.

У печи хлопотали два человека. Один – высокий, широкоплечий, неулыба, другой – низкорослый толстяк и говорун. Оба в брезентовых куртках, широких штанах и грубых ботинках на толстой подошве. На лбу, под широкополой шляпой, на резиновых ремешках – защитные очки.

Несомненно, один из них Илькужаров, другой – его подручный. Но который – знаменитый сталевар? Мастер тронул за локоть высокого, но тот не оглянулся, а пошёл к печке и открыл дверцу.

Момент для знакомства оказался неподходящий. В свете полыхающего огня даже фигура низкорослого толстяка казалась огромной.

Высокий взял ложку с длинной, метра в два, ручкой и зачерпнул ею из огненной «миски». Молочно-белая капля жидкой стали упала на асфальт и стала затягиваться сизой плёнкой.

Высокий отправил пробу на анализ и захлопнул дверцу. Только тогда заметил невзрачную девчушку. Широко распахнутыми глазами она следила за каждым его движением.

– Новая пультовщица, – услужливо объяснил мастер, кивнув на Алевтину. – Прошу принять в свою семью… Электрик с дипломом.

Сталевар не спеша снял защитные очки и шляпу, блеснули тёмные, влажные, как после душа, волосы. По лбу катились жёлтые чечевичинки пота. Вынул из кармана куртки носовой платок, неторопливо, с явным удовольствием вытер лицо и шею. Теперь он в упор смотрел на девчушку в коротеньком платьице и с прямыми волосами до плеч.

– Рад познакомиться… Илькужаров. – Голос для такого сурового на вид человека был неожиданно мягким, певучим.

Алевтина робко подала ему руку:

– Бакулина.

– А имя?

Она сказала.

– Значит, Тина. Красивое имя. А дома как зовут?

Девушка непринуждённо улыбнулась:

– Алей.

Илькужаров собирался ещё что-то добавить, но принесли пробу.

– Марганца мало! Только восемь процентов! – крикнул он подручному и тут же, видимо, забыв про Алевтину, начал подкидывать в пылающую печь марганцевую руду.

С другой стороны печи с такой же огромной лопатой встал подручный.

– Ну, пошли, – позвал Алевтину мастер, понимая, что Илькужарову сейчас не до них. – Посмотрим твоё рабочее место.

Она следом за ним юркнула в будку пультовщицы. Анна Черкашина, широколицая, рыжеволосая женщина, работала здесь много лет, но с другим сталеваром. К Илькужарову её перевели временно.

– Ничего, и к нему приноровитесь, – выразила она надежду.

– Требовательный? – догадалась Бакулина.

– Сам покоя не знает и другим не даёт.

Отсюда хорошо видно, что делается у печи. Вот Илькужаров опять отправил пробу в экспресс-лабораторию.

Вскоре принесли результат анализа. И сразу прояснилось полное и вроде бы постоянно нахмуренное лицо сталевара. Виктор Михайлович тут же подал сигнал пультовщице отключить электроэнергию.

Автомат мгновенно сработал – поднялся свод печи и убрался электрод: очередная плавка готова.

– Как у вас всё это ловко получается, – позавидовала Алевтина.

– Глаз пуглив, а рука смела, – ответила Анна. – После новой заправки печи шихтой нужно быть особенно внимательной: чуть зазеваешься – и электрод долой! Илькужаров такого не прощает.

Дома Алевтину ждал праздничный обед: исходили мясным паром пельмени, золотилась корочка пирога-хуплу1. Родители решили отметить день вступления дочери в заводской коллектив. Ещё с порога отец и мать забросали её вопросами:

1 Круглый пирог с мясом и картофелом.

– Ну как?

– Куда направили?

– На какую должность?

Услышав, что дочь будет работать с Илькужаровым, Никита Ермолаевич досадливо поморщился, выскочил из-за стола и торопливо прошёл на кухню. Но тут же вернулся обратно и, сев на своё место, уставился в тарелку с пельменями.

– Говорил ведь, пойдём вместе, поговорю с начальством, – наконец недовольно заметил он, – как-никак двадцать с лишним лет проработал на заводе.

– Оставь её, отец! Пусть работает, где хочет, раз не посчиталась ни с моими, ни с твоими советами.

– Да не о том я, мать, – сказал Никита Ермолаевич.

– Пультовщицей так пультовщицей… Только бы к другому сталевару. Илькужаров чересчур жадный до работы, к тому же привык всегда быть первым. А у Альки ни опыта, ни сноровки. Не дай бог, сорвёт плавку, он же её…

– Господи, весь день все пугают меня этим Илькужаровым! А мне почему-то, ну, совсем-совсем не страшно. Даже интереснее. И потом, почему вы все думаете, что я не смогу работать, как другие? Потому что маленького роста? Только что окончила ПТУ?!

– С Илькужаровым надо работать лучше, чем с другими, – уточнил Никита Ермолаевич.

– Вот я и буду работать лучше, – упорствовала дочь.

– Дай бог, дочка, дай бог, – произнесла мать вместо тоста и примирительно подмигнула отцу. – Ешьте, а то остынет.

Первое самостоятельное дежурство Алевтины пришлось на третью, ночную смену. Она пришла в цех за час до начала работы. Пультовщица, которую предстояло сменить, пожаловалась:

– Полсмены не было тока. Выдали всего две плавки.

Это расстроило Бакулину: вдруг и в её дежурство не дадут электроэнергию? Конечно, пультовщица здесь ни при чём, но как хотелось, чтобы всё шло нормально!

Вскоре пришёл Кураков, подручный сталевара. Ему ещё не было тридцати, но из-за ранней полноты и лысины все считали его человеком солидного возраста.

– Шефа ещё нет? – спросил он у Алевтины вместо приветствия. – Сегодня, значит, будем работать без опеки тёти Ани. Не робей, девушка. Автоматика выручит. Главное – не уснуть.

Этого-то втайне побаивалась и сама Алевтина. Правда, вечером она вздремнула. Но кто знает, как придётся после полуночи.

Незадолго до начала смены появился Илькужаров. Теперь-то Алевтина знала, что он за три с половиной года выполнил план выплавки стали за всю пятилетку. Его портрет вывешен в городском парке, о нём не раз писали в заводской многотиражке и областной газете.

Печь приняли в рабочем состоянии. Алевтина думала, что сталевар сейчас начнёт давать ей наставления, но Виктор Михайлович заглянул в будку, поздоровался, проверил напряжения первой, второй, третьей фаз и ушёл, не проронив ни слова.

Скоро подошла сталь. Анализы, по-видимому, были хорошими. Илькужаров резким взмахом руки приказал пультовщице отключить ток. Печь перестала гудеть, только сталь клокотала, точно бурная речка во время весеннего паводка. Алевтина быстро убрала электрод, подняла свод, и сталевары наклонили печь над ямой. В огромный ковш полилась жидкая огненно сверкающая лава.

Стрелки приборов отскочили на ноль. Пультовщица вышла из будки. Но как только крановщица подняла шеститонный ковш с жидкой сталью под купол цеха и направила его на формовочный конвейер, Алевтина вернулась на рабочее место, нажала на педаль, и печь откатилась на шихтовый двор, на заправку. Последующие операции – подачу свода и электрода – девушка выполнила так же быстро. И всё же очень волновалась: ведь она впервые делала всё это самостоятельно. А ей так хотелось, чтобы строгий, требовательный, знаменитый сталевар Илькужаров был до волен!

Вдруг вспыхнула красная лампочка на табло «земля». Электрод превращал электроэнергию высокого напряжения в огонь и плавил шихту. Но стоило электроду наткнуться в печи на шихту, покрытую землёй, он переставал плавить металл, а под давлением подающего механизма мог и лопнуть.

Алевтина мгновенно приподняла электрод: треск, сопровождавшийся вспышками отскакивающих искр, постепенно перешёл в монотонный гул. Чёрный графитный электрод стал тёмно-красного цвета. Алевтина вздохнула с облегчением. Пронесло!.. А Илькужаров и Кураков даже не подозревают, какую неприятность она предотвратила!

Пока электрод пробивал толщу шихты в печи, сталевар и его подручный сходили на формовочный участок, где стояли автоматы с газированной водой. Вернувшись, посидели у кучи песка, о чём-то споря. Казалось бы, самое время зайти в будку пультовщицы, но они даже ни разу не взглянули в её сторону. Сначала Алевтине это показалось обидным, потом поняла – значит, доверяют, уверены в ней. Она повеселела. И в самом деле почувствовала себя энергичной, смелой.

Взглянула на часы: без пяти два. Только теперь вспомнила – третья смена. Вышла из будки, направилась к сталеварам, они уже колдовали над пробой. Поспешила обратно: Илькужаров приказал отключить ток. Вторая плавка была готова.

В огромном, ярко освещённом цехе маленькая, хрупкая девушка вдруг почувствовала себя очень нужным, важным, ну, совершенно незаменимым человеком!

А мать хотела устроить её электромонтёром в домоуправление! Разве узнала бы она эту огромную, захватывающую дух радость труда!

Где-то во время третьей плавки в будку пультовщицы заглянул наконец Илькужаров.

– Не засыпаете? – поинтересовался он. – Ночная смена без привычки даётся трудно.

– А я даже забыла, что работаю ночью, – ответила Алевтина.

На это сталевар сказал:

– Часам к пяти и не заметите, как начнёте клевать носом, – и вышел, не дав девушке возразить.

О том, что занималось утро, Алевтина догадалась по тому, как померк свет прожекторов, освещавших цех, зазеленела восточная половина стеклянного купола крыши. А вот и первые солнечные лучи. Взмыв из-за горизонта, они засверкали ярко и нарядно над самой будкой пультовщицы. Шестой час… А Алевтина, вопреки предсказаниям знаменитого сталевара, чувствовала себя по-прежнему бодро.

Удачной были и третья, и четвёртая плавки. Когда Алевтина вновь выкатила печь на шихтовый двор, Илькужаров сам вслед за подручным поспешил туда же. Он поторапливал всех, надеясь выдать ещё одну плавку.

Пока Кураков ждал подхода крана со связкой шихты, Алевтина тоже несколько раз нетерпеливо выбегала из будки. Ей казалось, что кран с магнитной шайбой движется на этот раз чересчур медленно. Досадовала на крановщицу: неужели нельзя побыстрее! Но вот наконец сработала магнитная шайба, шихта улеглась. Алевтина побежала к пульту – печь плавно откатилась на место. «Лишь бы успеть выдать пятую плавку!» – лихорадочно думалось

Сталевары не отходили от печи, хотя в этом пока не было никакой необходимости. Потом зашли в будку пультовщицы. Несколько минут молча наблюдали за стрелками амперметра, вышли, так же не произнеся ни звука. Это было то самое время, когда слова – ничто в сравнении с тем, что творится в душе.

Пятая выдана! А в резерве – ещё целых сорок минут!

Торопливый взмах руки Илькужарова – и печь снова откатывается на заправку.

Алевтина довольна: конечно, о шестой плавке не может быть и речи, но передать печь в рабочем состоянии – это уже кое-что значит.

Новую заправку поставили под свод, включили электрод. Вот-вот подойдут рабочие утренней смены. Алевтина, счастливая, возбуждённая, смахнула со стола обрывки бумаг, поправила на стене перекошенный плакат о пользе туризма. Наклонилась, чтобы подмести пол… И вдруг – треск! Алевтина глянула и обомлела: лопнул электрод! Мгновенно погасли солнечные лучи над куполом цеха, пусто и мрачно сделалось в груди… А руки настолько отяжелели, что едва-едва удалось поднять их, чтобы отключить печь.

Ну как, как она могла настолько забыться! Всё время, пока сталевар и подручный вставляли новый электрод, девушка стояла у пульта ни жива ни мертва. Но вот Илькужаров подал сигнал включить ток. Стрелки амперметров взметнулись вверх. Заработал электрод. А Бакулина всё ещё манекеном стояла у пульта…

Появились рабочие новой смены. Илькужаров и Кураков ушли в душевую. Алевтина тоже сдала дежурство, расписалась в журнале, но не торопилась уходить.

– Как прошло дежурство? – спросила сменщица.

– Выдали пять плавок…

– О, поздравляю!

– С чем? На шестой я зазевалась и сломала электрод.

– Ну, это не беда. На шестой! Говорят, большая удача тянет за собой мелкие неприятности. Кстати, как реагировал Илькужаров?

– Пока ничего не сказал.

– Ещё устроит головомойку.

Выйдя из душевой и переодевшись, Алевтина направилась в красный уголок, где обычно проводились планёрки. Ох и задаст ей сейчас Илькужаров!

К величайшему изумлению Алевтины, в красном уголке никого, кроме уборщицы, не оказалось. Не встретила она своих сталеваров ни на заводском дворе, ни в проходной. Присела на скамейку в зелёном скверике перед заводоуправлением: даже домой идти не хотелось. Уж лучше бы Илькужаров сразу отчитал её или даже выгнал из своей смены, чем такая гнетущая неизвестность.

– Тина!

Пультовщица не сразу поняла, что это относится к ней: никто никогда прежде так её не называл. Вот только… Она обернулась. Так и есть, Илькужаров и Кураков! Оба в добротных, хорошо отутюженных костюмах, в летних шляпах – не сразу узнаешь! – спешили к ней.

– Вы чего это убежали? – весело спросил Виктор Михайлович, присаживаясь рядом. – А мы вас разыскивали по всему цеху. Хотели поздравить с первым самостоятельным рабочим днём. Да ещё каким! Ну-ка, давайте вашу ручку…

– Ну что вы, что вы… – зарделась девушка. – Есть с чем… Сама не знаю, как получилось… Решила пол подмести, вот и…

– О, да вы ещё и скромница! А я сегодня, откровенно говоря, струхнул было, подумал, мать честная, пропала смена зазря! На вид-то вы… Чего с такой спросишь! Нет, оказывается… – и посмотрел на Алевтину уважительно.

– Так вы, Виктор Михайлович, в самом деле не сердитесь?

– А ты сама-то собой довольна? – поинтересовался Кураков.

Девушка решительно мотнула головой.

– Гляди-ка, что делается! – искренне удивился подручный. – Ну, Виктор Михайлович, держись! Эта пультовщица заставит нас подогнать пятилетку за три года.

Алевтина вскочила со скамейки, переступила с ноги на ногу, поёжилась, как перед прыжком в ледяную воду, и вдруг, решившись, чмокнула в щёку сначала Илькужарова, потом Куракова.

– Спасибо вам, спасибо! – крикнула. И кинулась бежать.

Сталевары долго удивлённо смотрели ей вслед. Потом Кураков с усмешкой произнёс:

– Пигалица – она и есть пигалица!

 

Алексей ЛАТВИР

 

Авторизованный перевод c чувашского 

Надежды БАБЕНКО