Последний из пикейных жилетов

№ 2016 / 2, 20.01.2016

Александров Р. Улицы нестрогих дев. Одесса,

«Optimum», 2015. 315 с.

 

Пушкин, как известно, был немалым любителем дамского общества и знакомство с той или иной субкультурой начинал со знакомства с её лучшими представительницами. Попав в Бессарабию, не стал засиживаться в пыльном – пыльном и по сию пору! – Кишинёве, а влекомый всем существом, отправился за табором романес, где, утверждают исследователи, был пленён молодой цыганкой.

В степях калмыцких норовил сорвать поцелуй местной девы, которая защищалась от восхищённого чужака с помощью какой-то местной разновидности музыкального инструмента, вроде продолговатой доски с натянутыми на ней полуторами струнами из животных жил.

Но могло ли статься нечто подобное в Одессе, куда попал он в двадцатых годах давно позапрошлого века? О, в Одессе было совсем не так, да и не могло быть по-другому. И потому что одесситки весьма отзывчивы и на зов пришельца, и на клич соседа. И потому, что даря жаждущему поцелуй, и не один, и не только, с удовольствием после сыграли бы на одесском народном инструменте, будь оно фортепьяно, будь даже скрипка, чем махать попусту инструментом в свежем воздухе.

Чего тут странного? Одесская исполнительская школа существовала не просто до великого Столярского, но и параллельно ему – вспомним Сашку-музыканта, искалеченного, по художественной прихоти Куприна, а по жизни – здравствовавшего и продолжавшего играть сначала в «Гамбринусе», потом – в иных достойных местах. Там слушали его музыку матросы с иностранных пароходов, грузчики из одесского порта, дамы, задаром и небезвозмездно дарившие свои любовь и внимание и тем, и этим, и всем желающим.

Этим дамам, их ремеслу и досугу, посвящена последняя, увы, совсем последняя, книга Р.Александрова, ибо автор её, журналист А.Розенбойм (сколь ни странно, не почётный гражданин гор. Одессы, а всего лишь почётный член Всемирного клуба одесситов), не дождавшийся её выхода, скончал свои дни и похоронен искренне благодарными соотечественниками на Третьем еврейском кладбище. Друзья и горячие поклонники, завершив его труд, выпустили книгу, отчего несёт она отпечаток кое-какой торопливости: там стилистическая шершавость, там выпала строка или более. Видно, что корректуру никто в руках не держал, тогда как автор был старателен и щепетилен.

Он вообще был из людей как бы «раньшего времени», по названию одной из его собственных книг. О чём бы ни вёл свою речь, говорил он всегда «за Одессу», какой бы ни касался личности или коллизии исторической, умудрялся рассуждать о них с некоторым даже пиететом. И напоминал потому представителя племени описанных Ильфом и Петровым «пикейных жилетов».

Классиками одесской литературы выведены эти люди насмешливо, тогда как вернее бы разглядеть в поведении их и словах старомодную веру в порядочность, равно – уважительность, поклонение авторитетам. О ком ни зайдёт речь – каждый достоин своего интереса. Бриан – это голова! Чемберлен – тоже голова. Но и бывшему городскому начальству палец в рот не положил бы. При этом начальство меняется, а Одесса, таки, остаётся.

У эпох собственные временные связи: вот, скажем, «жёлтый билет», не оттуда ли берёт начало «жёлтая пресса», и уж наверняка его достойны журналистки, пописывающие в таблоидах.

А что до Пушкина, он, едва оказавшись в Одессе, отправился – нет, не в редакцию и не в канцелярию Воронцова – к одесситкам, о чём прямо заявил в частном письме, оставив литературоведам вымарывать неудобочитаемые слова, заменять полновесные буквы точками. Так золотые монеты подменяют шуршащими, много куда дешевле, ассигнациями.

Любопытно, кого он выбрал – там. Гречанку? немку? иудейку? итальянку? турчанку? Или собственно одесситку? То есть не дочерь смешанных браков, а даму с национальностью окказиональной. Это тоже – явление чисто одесское: национальность, удобная по той или иной причине. Был же сын турецкоподданого, потомок янычар. И это отнюдь не выдумка.

Иван ОСИПОВ