ВСТРЕЧА с Мандельштамом

№ 2016 / 3, 27.01.2016

Ирине Силецкой – душе фестиваля
«Славянские традиции»

 

Когда приезжали статусные гости, и не хватало спальных мест, его выселяли из комнаты. Поэт, задира, пересмешник, странник по мировой культуре, он никогда не имел денег и вещей. Впервые собственные книги заведутся у него чуть ли не к концу жизни, в писательской квартире в Нащокинском переулке. По свидетельству Ахматовой, это будут главным образом старинные издания итальянских поэтов (Данте, Петрарка).

А тогда, в Коктебеле, когда его выселяли из комнаты, он попадал в рай – огромную библиотеку Макса Волошина. В его кабинете, по стенам и на антресолях, на полках тысячи книг. Не говоря уже о привезённых из Парижа японских гравюрах, египетских статуэтках, бюстах, крымских камнях и других природных диковинах. Тут же картины самого Макса и его друзей-художников, того же Диего Риверы.

Портрет работы В.П. Криворучко

 

В кабинете у дальней от окон стены – два дивана, отстоящих на некотором расстоянии друг от друга, что невольно наводит на мысль о купе железнодорожного вагона. Со стороны входной двери это купе отгорожено деревянной стеной. А от собственно мастерской, где Макс писал свои киммерийские пейзажи и мастерил из дерева различные предметы домашнего быта, – невысокой перегородкой-этажеркой с энциклопедиями и словарями. Отгороженное пространство словно создано для духовных и онирических путешествий.

А четыре огромных, многорамных окна мансарды, из которых открывается роскошный вид на коктебельскую бухту и на небесный простор, только усиливают впечатление, что ты находишься в морской каюте или в купе Восточного экспресса. По ночам в окна смотрят низкие зелёные звёзды и доносится шум морских волн, шум времени. Ночью в шторм возникает полная иллюзия, что ты находишься на корабле в открытом море.

Впрочем, последнее замечание принадлежит не тебе, а экскурсоводу, которая показывает волошинский дом вам – группе писателей, участников крымского литературного фестиваля «Славянские традиции». Экскурсовод говорит, что на одном из диванов, когда его выселяли из своей комнаты, ночевал Осип Мандельштам. В одну из таких ночей он именно здесь написал знаменитое стихотворение:

 

Бессонница. Гомер. Тугие паруса.

Я список кораблей прочёл до середины:

Сей длинный выводок, сей поезд журавлиный,

Что над Элладою когда-то поднялся.

 

Это одно из твоих самых любимых стихотворений Мандельштама, которое ты множество раз цитировал и в частных разговорах, и в публичных выступлениях.
А некоторые строки использовал в своих рассказах, поскольку они удивительно перекликались с твоими собственными мыслями.

 

Как журавлиный клин в чужие рубежи, –

На головах царей божественная пена, –

Куда плывёте вы? Когда бы не Елена,

Что Троя вам одна, ахейские мужи?

 

И это стихотворение, написанное здесь в августе 1915 года, неоднократно читанное и перечитанное тобой, ровно через сто лет – в августе 2015 года читает вслух экскурсовод Дома-музея Макса Волошина.
И в этом кабинете оно производит на тебя совершенно невероятное впечатление. Банально, но тебя словно бьёт током, ты ощущаешь какое-то нервное возбуждение, будто приближаешься к чему-то очень важному в своей жизни.

Сходное ощущение возникало в доме на Мойке, 12, когда стоял возле книжных полок и дивана, с которого ушёл в вечность главный гений России. И в Тарханах, когда вслед за сторожем спускался по лестнице вниз в подполье фамильной часовни, к залитому смолой гробу, в котором покоятся останки мятежного ангела, некогда спустившегося на нашу грешную землю.

 

И море, и Гомер – всё движется любовью.

Кого же слушать мне? И вот Гомер молчит,

И море чёрное, витийствуя, шумит

И с тяжким грохотом подходит к изголовью.

 

Спустя столетие стихотворение служит финальной точкой экскурсии по Дому-музею Волошина. Но в эту минуту у тебя даже не возникает вопроса, почему в доме выдающегося поэта Серебряного века, в доме, где перебывало великое множество прекрасных поэтов, рассказ о прошедшей здесь многолюдной жизни завершается стихотворными строками Мандельштама. Ты просто благодаришь вместе со всеми экскурсовода и смотришь в спины твоих товарищей-поэтов, спешащих вниз, во дворик перед Домом-музеем, где на дощатой эстраде им предстоит выступление перед курортной публикой.

Ты не уходишь вместе со всеми, ты просишь у смотрительницы разрешения сфотографироваться в этом кабинете. В начале экскурсии вам говорили что-то о том, что съёмки в Доме-музее запрещены, а на втором этаже они платные, но ты всё это уже давно позабыл. Сейчас для тебя главное – любым способом запечатлеть пережитое мгновение. Смешливая молодая женщина-смотрительница понимает твоё настроение, и говорит с чудесным украинским акцентом: «Да, фоткайтесь на здоровье!». Ты фотографируешься на фоне каждого из памятных диванов, поскольку неизвестно, на котором из них ночевал Мандельштам, а потом и на фоне библиотеки Волошина.

И только на обратном пути в городок Щёлкино, где проходит ваш литературный фестиваль, ты пытаешься понять, что же такого необычного в этих двенадцати строках, почему стихотворение на этот раз произвело такое сильное впечатление на тебя. Разумеется, сказывается память о первом прочтении его в молодости с машинописной второй или третьей копии, задолго до выхода тонкого синего томика в «Библиотеке поэта» с предисловием А.Дымшица. Оно стало для тебя своеобразной вестью в глухую эпоху партийного пустословия и мимикрирующей под него официальной словесности. Понятно также, что при чтении ощущается литературное родство с поэтом, то родство, о котором говорил сам Мандельштам: «Я получил блаженное наследство – / Чужих певцов блуждающие сны».
И, конечно, многочисленные филологические достоинства стихотворения, разбором которых ныне полны кладовые интернета.

Но нет, что-то ещё, что-то главное, почти неуловимое, трудно артикулируемое, не поддающееся рассудку и классификации, не даёт тебе покоя. Много дней ты так и эдак перебираешь свои коктебельские впечатления, ощущения, мерцания мыслей и отголоски отдельных фраз, пока откуда-то не приходит понимание: в Доме Волошина прописана «бесприютная тень бесприютного поэта» (С.Аверинцев). Это, может быть, единственное на земле место, где вещи сохраняют память об Осипе Эмильевиче Мандельштаме, великом поэте, от которого не осталось не только личных вещей, но даже могилы. Именно там возможна настоящая встреча с поэтом. И это, видимо, интуитивно чувствуют сотрудницы Дома Волошина, завершая экскурсию по музею стихотворением «Бессонница. Гомер. Тугие паруса…». И тебе тоже довелось это почувствовать в Год литературы в российском Крыму!

Игорь ТЕРЕХОВ

г. НАЛЬЧИК

Игорь ТЕРЕХОВ – писатель, журналист, кинодраматург. Автор восьми книг, многих публикаций в литературной периодике. Победитель седьмого международного литературного фестиваля «Славянские традиции» (2015 г.), финалист литературной премии «Русский Декамерон». Член президиума Клуба писателей Кавказа.