КТО И КАК БОРОЛСЯ с Литературной РОССИЕЙ

№ 2016 / 6, 17.02.2016

За что бывшая партийная номенклатура

хотела в постсоветское время выкинуть

редакцию газеты «Литературная Россия» на улицу

 

Заняться поисками архивных документов, посвящённых газете «Литературная Россия», меня и моих коллег поначалу заставила крайняя нужда. В конце девяностых годов прошлого века у редакции резко обострился конфликт с руководством Союза писателей России. Литературные генералы во что бы то ни стало пытались навязать газете свою волю. Их абсолютно не волновало, что происходило в литературе. Им безразличны были писательские судьбы. Единственное, что они хотели, – подольше оставаться у кормушки.

В этом здании редакция “ЛР” размещалась с 1958 по 2003 год

 

Эти люди – я имею в виду Валерия Ганичева, Сергея Лыкошина, Валентина Сорокина, Игоря Ляпина и их ближайшее окружение – много лет создавали миф о том, будто они всю жизнь отважно боролись за русскую идею и за это подвергались преследованиям со стороны власти и даже репрессиям. А что было в реальности?

Скажем, Сорокина первый раз попросили уйти с должности главного редактора издательства «Современник» ещё в 1978 году. Но не за выпуск романов о раскулачивании крестьян Василия Белова и Ивана Акулова и не за переиздание стихов последнего поэта русской резервации Николая Рубцова (Сорокин,  наоборот, после публикации в 1972 году в «Литгазете» знаменитой статьи Александра Яковлева «Против антиисторизма» страшно испугался и потребовал задержать выход поэтического сборника даже вполне лояльной партийным боссам Ларисы Васильевой). Причина крылась в другом. Группа сотрудников издательства (в частности поэты Юрий Панкратов и Александр Целищев) обвинила тогда директора «Современника» Юрия Прокушева и главного редактора Валентина Сорокина в коррупции. Сорокину также вменили в вину «перекрёстное опыление» (он регулярно выпускал в «Современнике» книги нужных людей, за что те в благодарность бесконечно печатали его уже в своих издательствах). Кроме того, Сорокин периодически «забывал» заплатить партийные взносы с сумасшедших гонораров. Ну, а потом вдобавок выяснилось, что главный редактор «Современника» руководил одним из крупнейших издательств страны без вузовского диплома, имея за плечами лишь семь классов образования. Каково?

Не вытерпел такого беспредела даже неформальный лидер русского крыла в Союзе писателей Михаил Шолохов. В конце 70-х годов классик послал возмущённую телеграмму второму человеку в партии Михаилу Суслову.

В общем, делом занялся высший партийный суд – Комитет партийного контроля при ЦК КПСС. Встал вопрос об исключении Сорокина из партии. Но могущественные покровители своего человечка отстояли. Уже через несколько лет Сорокин, вынужденный в сорок с лишним лет экстерном закончить среднюю школу, получил новую хлебную должность – руководителя Высших литературных курсов при Литинституте, а также кучу орденов и госпремий. И после всего этого у незадачливого пиита хватило совести объявить себя жертвой гонений за отстаивание русской идеи и вылить ушаты грязи на Ивана Дроздова, Владимира Дробышева и других своих бывших коллег и даже на Михаила Шолохова. Лучше б он в советское время не разводил коррупцию в издательской отрасли и не забывал бы с гонораров партвзносы платить.

Никаких гонений в советское время не было и на Валерия Ганичева. Это был вполне успешный комсомольский функционер, который прекрасно рос по служебной лестнице, заняв в 1978 году важную должность главного редактора третьей в стране по степени влияния (после «Правды» и «Известий») газеты – «Комсомольская правда». Да, спустя два года его отправили в отставку. Но не за страстные статьи в защиту русской культуры, якобы всколыхнувшие всю страну, а за пьяные разговоры в банях Новогорской базы олимпийской подготовки и гостиницы «Орлёнок». И убрали не его одного. Вместе с ним полетел председатель Комитета молодёжных организаций В.А. Аксёнов.

Надо отметить, что на закате брежневского застоя партийная верхушка много что прощала номенклатурным деятелям. Посещение в рабочее время бани серьёзным проступком уже никто не считал. Сколько раз закрывали глаза и на выпивки (правда, не до белой горячки), и даже на аморалку. Строго каралось другое – несанкционированная делёжка власти и больших постов.

В окружении Брежнева не забыли, как в 1964 году проходило устранение Хрущёва. Перед тем, как собрался знаменитый октябрьский Пленум ЦК, противники тогдашнего советского лидера долго зондировали почву. Они часто пересекались друг с другом то на охоте, то в санаториях, чтобы без лишних ушей обсудить в узком кругу механизм отстранения Хрущёва от власти. Однако личная разведка Хрущёва дружеские посиделки заговорщиков откровенно прозевала. Естественно, брежневцы очень не хотели, чтобы сценарий 1964 года полностью повторился в конце 70-х – начале 80-х годов. Поэтому они тщательно отслеживали все неформальные сборы высокопоставленных функционеров. Цель была одна – не допустить в начальствующих кругах никаких разговоров о возможной замене Брежнева. А что устроили в бане Новогорского спорткомплекса подвыпившие Аксёнов и Ганичев? Элементарный делёж власти. Одного провозгласили будущим министром иностранных дел, другого назвали главным идеологом. А это попахивало уже заговором.

У стен оказались уши. Немедленно в ЦК последовал донос о банных посиделках комсомольской элиты. Первый заместитель заведующего отделом оргпартработы Николай Петровичев потребовал от Аксёнова и Ганичева письменных объяснений. Чинуши попытались отделаться отписками: мол, ничего плохого они не замышляли.

Ганичев, в частности, написал:

«…действительно 6 августа находился в плавательном бассейне и бане Олимпийского спорткомплекса в Нагорной. Был там случайно, первый раз по приглашению председателя КМО В.Аксёнова.

Мой мотив поездки: отдых (известно, что во время Олимпиады ежедневно приходилось работать в газете до 12 часов и позже) и лечение (у меня радикулит).

В комплексе были также: друг т. Аксёнова – учёный, спортивный руководитель комплекса и строитель Олимпийских объектов.

Основное время (1–1,5 часа) провёл в бассейне.
В комнате было пиво и сухое вино. Я почти не пил (после операции мне нельзя).

Мои разговоры шли вокруг закончившейся Олимпиады и построенных объектов. Кадровые вопросы не обсуждал. Возможно, они велись в моём отсутствии.

В дополнение можно сказать, что через комнату, где мы раздевались, прошла сборная по шахматам и остановился космонавт Севастьянов. Возможно, я точно не помню, он и пошутил о том, что я главный комсомольский газетчик и журналист.

Второй раз за последние месяцы был в бане гостиницы «Орлёнок» с учёными (т. Орёл В.И. – замдиректора НИИ АН, доктор наук, зам. председателя общества «Знание» Карабасов Ю., Чилингаров А. – полярник, нач. управления Гидрометслужбы и доктор наук из МГУ, экономист Г.Заранян). Здесь было без алкогольных напитков, была банная процедура. За пользование баней заплатили.

Понимаю, что следует не давать, вообще, поводов для ненужных разговоров, вести себя чётко, сдержанно и ответственно везде. Обязательно учту это в своём будущем поведении» (РГАНИ, ф. 5, оп. 77, д. 69, л. 21).

Но Петровичев отписками не удовлетворился.
24 октября 1980 года он доложил высшему партруководству:

«В ЦК КПСС поступили сигналы о том, что председатель Комитета молодёжных организаций СССР т. Аксёнов В.А., главный редактор газеты «Комсомольская правда» т. Ганичев В.Н. посещают коллективно, с участием работников других организаций, баню. При этом они допускают выпивки, ведение разговоров, в которых Аксёнов В.А. прославляется как будущий заместитель министра и даже министр иностранных дел СССР, а Ганичев В.Н. – как главный идеолог комсомола.

По указанным сигналам с т.т. Аксёновым В.А. и Ганичевым В.Н. отдельно с каждым, в Отделе организационнопартийной работы ЦК КПСС состоялись беседы. Оба они в ходе бесед и в представленных объяснениях признали, что действительно, за последнее время один раз вместе, а другой раз поотдельности, с участием ряда других работников, посещали баню в спорткомплексе и в гостинице «Орлёнок». Из напитков при этом было пиво и сухое вино.

В то же время т.т. Аксёнов В.А. и Ганичев В.Н.
отрицают, что они вели какие-то разговоры, связанные с кадрами, допускали из карьеристских соображений восхваление себя.

Тов. Аксёнов В.А. также отрицал, что он просил привести к нему «девочек».

Как т. Аксёнов В.А., так и т. Ганичев В.Н. заявили, что они понимают непродуманность своих действий, ненужность подобных коллективных времяпрепровождений, заверили, что впредь будут более строго и требовательно подходить к своим поступкам» (РГАНИ, ф. 5, оп. 77, д. 69, л. 15).

Далее Петровичев предложил Аксёнова помиловать.
А вот Ганичеву не повезло. «Что касается т. Ганичева В.Н., – подчеркнул Петровичев, – то, учитывая, что он ранее замечался в деятельности группы т.н. «славянофилов», было бы целесообразным перевести его в последующем на другую работу». Добавлю, о предложениях Петровичева тут же было немедленно проинформировано почти всё высшее партийное руководство. На его записке остались росписи М.Суслова, И.Капитонова, В.Долгих, М.Зимянина, Б.Пономарёва, К.Русакова, других секретарей ЦК КПСС.

В партаппарате рассматривались три должности для Ганичева: заместителя министра культуры России, главного редактора еженедельника «Литературная Россия» (тогдашний редактор Юрий Грибов планировался на повышение в приложение «Известий» – в «Неделю») и главного редактора «Роман-газеты» (выпускавший до этого «Роман-газету» Геннадий Гусев уходил директором в «Современник», где никак не могли разобраться с той коррупцией, которая поразила издательство при Юрии Прокушеве и Валентине Сорокине).

Для Ганичева в той ситуации лучшим вариантом было бы назначение в министерство культуры. Но потом партийные кадровики вспомнили, под чьё начало мог бы Ганичев уйти. Министром был другой бывший комсомольский деятель Юрий Мелентьев, который тоже считал себя обиженным. Ещё бы: пользуясь благосклонностью члена Политбюро Андрея Кириленко, он с конца 60-х годов вынашивал мечту пересесть в кресло секретаря ЦК по пропаганде (вместо Петра Демичева). А его в 70-м году взяли да сняли с должности заместителя заведующего отделом культуры ЦК КПСС. И за что? Нет, не за яростную поддержку почвенников, а за нарушение партийной дисциплины: он в обход своего прямого начальства посмел по правительственной вертушке лично Брежнева попросить отменить принятое секретариатом ЦК КПСС постановление о журнале «Молодая гвардия» и оставить главредом этого издания Анатолия Никонова (здесь, кстати, надо сказать о том, как «наказали» Никонова: его из главредов «Молодой гвардии» перевели в главреды другого комсомольского журнала – «Вокруг света»). За это его и сослали сначала в Госкомиздат, а потом в министерство культуры России. Назначать одного разобиженного чиновника заместителем к другому страдальцу было опасно. Два удалённых с первых ролей функционера могли объединиться и попытаться взять реванш, устроив уже не пьяные посиделки в бане, а реальный заговор. Поэтому Ганичева в итоге задвинули всего лишь в «Романгазету». А он потом упорно всех стал уверять в том, что партийная верхушка его якобы беспощадно травила за отстаивание русской литературы. И кого Ганичев хотел обмануть?

В эту дыру власть переселила “ЛР” в 2003 году

 

И вот этот литературный генералитет, придумавший мифы о своей якобы бескорыстной борьбе за русскую идею и о многолетних преследованиях со стороны власти, решил полностью подчинить себе еженедельник «Литературная Россия». Они начали требовать, чтобы газета освещала каждый их чих. Какими силами, на какой производственной базе, за чей счёт – это писательское начальство абсолютно не интересовало.

Конфликтом Союза писателей и редакции тут же воспользовалась третья сила, в данном случае генеральный директор издательско-производственного объединения писателей Анатолий Головчанский. Сын генерала, он почти сразу после окончания Львовского полиграфического института попал в отдел пропаганды ЦК комсомола, откуда его через какое-то время забрал к себе в помощники председатель Президиума Верховного Совета СССР Николай Подгорный. Когда же Леонид Брежнев в 1977 году во многом руками первого секретаря Донецкого обкома КПСС Бориса Качуры отправил номинального советского президента на пенсию, тут же попросили на выход из Кремля и Головчанского. Бывшему комсомольскому функционеру было предложено заняться полиграфией в издательстве «Известия».

Самостоятельную должность Головчанский получил лишь в 1979 году. По одной из версий, словечко за него якобы замолвил заведующий отделом пропаганды ЦК КПСС Евгений Тяжельников. Этот бывший главный комсомолец страны с 1976 года насаждал во все крупные идеологические организации своих людей.
А тут неожиданно умер многолетний руководитель издательства «Литературная газета» Георгий Меркулочев. Правда, перед новым назначением от Головчанского потребовали присягнуть на верность также главному редактору «Литгазеты» Александру Чаковскому, который слыл ещё тем интриганом.

Головчанский сразу понял, что от него требовалось. Первым делом он переоборудовал буфет для главного редактора (начальство не должно хлебать супчик за одним столом с ретушёром или корректорами; каждый сверчок должен знать свой шесток), подобрав для руководства нового повара и личную буфетчицу. За это Чаковский потом не раз выпутывал своего главного хозяйственника из разных амурных похождений. Хотя однажды даже он оказался бессилен (ему пришлось смириться с решением Дзержинского райкома партии, который объявил директору издательства за аморалку строгий выговор с занесением в учётную карточку).

Правда, уже в «нулевые» годы бывший первый заместитель Александра Чаковского – Юрий Изюмов, работавший до своего назначения в «ЛГ» помощником члена Политбюро ЦК КПСС Виктора Гришина, попытался поставить Головчанскому в заслугу техническое перевооружение типографии, обновление автопарка и приобретение для редакций литературных изданий современной офисной мебели. Это правда: Головчанский ещё при Брежневе полюбил регулярно летать в Швейцарию, где ему после третьего или четвёртого визита шустрые иностранные компаньоны за бешеные деньги всучили морально устаревшее типографское оборудование. Как правда и то, что лет десять Головчанский якобы новые машины никак не мог запустить в производство. То одна шестерёнка ломалась, то другая. Из-за частых аварий «Литгазета» вынуждена была все годы горбачёвской перестройки постоянно чуть ли не все тиражи печатать в другой типографии – газеты «Правда». Кстати, не повезло с Головчанским и редакции «Литературной России». Этот горе-хозяйственник в разгар технической революции возвратил еженедельник с офсета на отживший своё способ высокой печати.

Беда Головчанского заключалась в том, что он не умел мыслить стратегически. Этот крохобор всё рабочее время тратил в основном на распределение по своим структурным подразделениям пачек писчей бумаги, фломастеров и стиральных резинок. У него нельзя было выпросить даже лишней шариковой ручки. Помнится, в конце 80-х годов он все склады под завязку забил новой офисной мебелью, но редакциям не дал ни одного нового письменного стола и стула: мол, ещё не закончился срок использования старой мебели. Понятно, что вскоре все шкафы у него на складах рассохлись, и их за ненадобностью выбросили на свалку.

А потом грянул путч.

К удивлению многих бывших соратников, Головчанский, когда партия рухнула, от партбилета не отказался. Он продолжил позиционировать себя в качестве коммуниста. Это породило у сохранившегося литературного генералитета иллюзию, что директор реорганизованного издательства не бросит в беде ни Союз писателей России, ни целый ряд его печатных органов. Больше всех на Головчанского понадеялись Геннадий Гусев, в 1991 году выдавленный победившими либералами из аппарата правительства России в Союз писателей, и тогдашний главный редактор «Роман-газеты» Валерий Ганичев, давно лелеявший мечту подмять под себя всё писательское сообщество. Литературные функционеры считали, что раз в середине 60-х годов они на троих занимали один из кабинетов в ЦК комсомола, то и в начале 90-х годов смогли бы держаться друг за дружку. Но Головчанский повёл себя отнюдь не по-коммунистически. С охотой принимая в дары от новоявленных банкиров иномарки за сдачу в аренду общеписательского имущества, он ни с кем делиться барышами не захотел. У него созрел другой план: побыстрей избавиться от опеки литературного генералитета, а заодно сбросить с баланса издательства надоевшие ему писательские издания. Цель Головчанского была очевидна: распродать если не всё, то большую часть общеписательского имущества: офисные здания, автобазу, склады в Очаково и Чертаново, детский садик, землю в Шереметьево, пару десятков принадлежавших издательству переделкинских дач… Шустрый деляга ловил момент.

Можно ли было остановить Головчанского? Безусловно. И не один раз. Кто мешал секретариату Союза писателей России, например, в конце 1991 года стать единственным учредителем издательскопроизводственного объединения писателей на своих условиях? Но нет же, тогдашний первый секретарь Союза Борис Романов полностью согласился с тем Уставом объединения, который подготовил Головчанский. Права литературных изданий, входивших в это объединение со времён царя Гороха, в этом документе никак прописаны не были. Раз Союз писателей со всем согласился, председатель Московской регистрационной палаты В.И. Соболев оформлению ущербного для литературного сообщества со всех точек зрения Устава тоже препятствовать не стал. Документ был зарегистрирован в палате уже 2 января 1992 года.

Кстати, Романов уже через несколько месяцев очень жалел, что подписал Головчанскому все бумаги. Он признался, что поверил всем обещаниям этого хозяйственника (тем более, что накануне рассмотрения проекта Устава на секретариате Головчанский перечислил на счёт Союза писателей России кругленькую сумму и выписал солидную материальную помощь целому ряду руководителей Союза). Но было ещё не поздно исправить положение дел. Юридическую возможность для этого давал всё тот же Устав, официально зарегистрированный в Московской регистрационной палате.

В Уставе прямо говорилось, что высшим органом управления издательско-производственным объединением писателей является общее собрание трудового коллектива, а в промежутках между общими собраниями многое зависит от Совета объединения. А кто входил в Совет объединения? Главные редакторы «Литгазеты», «Литературной России», газеты «День», журнала «Наш современник» и ещё несколько человек. Так вот все редакторы, они же члены Совета, весной 1992 года очень ворчали по поводу того, что Головчанский скинул на них всю финансовую ответственность за их издания. Начиная с января 1992 года, они должны были оплачивать издательству все расходы на бумагу и печать своих изданий, а так же ещё выделять средства на содержание помещений, издательской бухгалтерии и даже личной буфетчицы Головчанского. Возникал вопрос, а чем должны были заниматься двести с лишним человек в самом издательстве? Они что – освобождались от зарабатывания денег для общеписательских нужд? И куда тогда девались доходы от печатания в типографии издательства непрофильных газет? На какие цели уходили деньги, заработанные автобазой, складами, буфетами?

Опираясь на Устав, я предложил всем главным редакторам срочно созвать Совет Объединения, отправить Головчанского в отставку и назначить другого генерального директора издательства, который вместо собственного обогащения стал бы развивать производство и обеспечивать интересы литературных редакций.

Головчанский был в ужасе от моей инициативы. Победи мой план, он бы в одночасье утратил контроль над сумасшедшими денежными потоками.

Но, как оказалось, Головчанский зря волновался. Ни один редактор вступить в коалицию ради наведения порядка в издательстве не пожелал. Главный редактор «Дня» Александр Проханов заявил, что ему легче вынуть из кармана полученные от красных директоров очередные миллионы и заткнуть ими пасть деляге, чем тратить драгоценное время на борьбу с мошенником. Главный редактор «Нашего современника» Станислав Куняев предпочёл на несколько месяцев убыть в Австралию, крепить дружбу с представителями второй волны русских эмигрантов. А тогдашний главный редактор «Литературной России» Эрнст Сафонов испугался, как бы за участие в коалиции потерявший всякий стыд руководитель издательства в десятки раз не увеличил бы ему счета за бумагу и печать газеты. В общем, каждый редактор предпочёл выживать в одиночку, не захотев координировать свои действия с коллегами.

Из всех «отказников» хоть как-то понять и оправдать можно было одного лишь Проханова. Он ведь в своё время тоже много что предлагал. Так, в конце 1990 года у него родился очень заманчивый проект – создать под эгидой Союза писателей России солидный холдинг, который зарабатывал бы деньги на содержание всех литературных изданий. Проханов предвидел, что страна вскоре окажется на грани уничтожения и государству будет не до поддержки литературы, поэтому он хотел, чтобы у писательского сообщества появилась своя мощная производственная база, которая давала бы творческому союзу неплохие деньги. Проханов договорился с красными директорами и банкирами о финансах и технических ресурсах. Оставалось выстроить систему. Но для этого надо было поменять модель руководства. Проханов предлагал на ближайшем писательском съезде сделать Юрия Бондарева свадебным председателем Союза писателей России, а всю реальную власть отдать первому секретарю Союза. Подразумевалось, что первым секретарём съезд изберёт именно его. Одновременно Проханов хотел оставить за собой журнал «Советская литература» (он его редактировал с 1988 года) и созданную им осенью 1990 года писательскую газету «День». Он планировал журнал и газету объединить в некий концерн, подчинённый Союзу писателей России. Финансировать этот концерн, как и весь Союз писателей, Проханов собирался сначала за счёт перепродажи части высвобожденно армейского имущества, в основном КамАЗов, а потом за счёт доходов от сформированной сети коммерческих структур. Но Проханова в последний момент предал литературный генералитет. Испугавшись лишиться кормушки, писательское начальство на пост первого секретаря Союза писателей России выписало из Новгорода Бориса Романова, который уже не мог надолго разлучаться с бутылочкой беленькой. Проханов больше упорствовать в своём не стал. Он даже отказался от журнала, сосредоточившись только на новой газете. Но волчья его хватка-то никуда не делась. То, что Проханов мог сделать для всего Союза писателей России, он потом с лихвой осуществил в своей редакции, обеспечив всех сотрудников первого призыва квартирами, евроремонтами и  машинами.

Вот за такой подвал, сданый властью офисы,
с нас требуют бешеную арендную плату

 

Головчанский, конечно, был безумно рад тому, что руководители литературных изданий в 1992-м году так и не объединились. Пользуясь неопытностью редакторов в финансовых и хозяйственных вопросах, он стал каждый орган печати душить поодиночке. А тут ему ещё на руку сыграла кровавая бойня в Москве, случившаяся в начале октября 1993 года. Сославшись на власть, Головчанский указал редакции газеты «День» на дверь. И никто из литературного генералитета за Проханова не заступился. Хорошо, что писатель, наученный горьким опытом, заранее подготовил запасной аэродром и перебазировал редакцию в приобретённую до этого частную квартиру.

Увидев, что выселение «Дня» сошло с рук, Головчанский взялся шантажировать журнал «Наш современник». Он хотел забрать у него целый этаж в строении 4 по адресу: Цветной бульвар, 32. Не оставлял директор издательства в покое и редакцию газеты «Литературная Россия». Одновременно этот жулик за большие деньги поселил в главном здании издательства редакций жёлтеньких газет из нового холдинга «Частная жизнь».

Давление на писательские издания стало ужасающими темпами нарастать в 1999 году. Головчанский даже ввёл самую настоящую цензуру. Помнится, как он прислал в редакцию газеты «Литературная Россия» грозное предписание опубликовать ультиматум секретариата Союза писателей России. «В противном случае, – сообщил он, – очередной номер «ЛР» отпечатан не будет». Но редакция не поддалась шантажу.

Свою угрозу Головчанский исполнил перед десятым съездом писателей России. Газета подготовила материал о финансовых махинациях Ганичева и о причастности к коррупции дирекции издательско-производственного объединения писателей. Головчанский, боясь разоблачений, лично снял этот номер с типографской машины. Возник грандиозный скандал. Вмешалась прокуратура. Головчанский вынужден был долго оправдываться: мол, он ничего не цензурировал, просто поломалось типографское оборудование. Но за «Литературную Россию» вступились типографские рабочие. Они подтвердили прокурорам, что все печатные машины работали исправно, но директор не хотел, чтобы газета придала огласке тёмные делишки его бывших коллег по комсомолу.

Но справедливость торжествовала недолго. Головчанский дал понять, что унижений не забудет и рано или поздно выкинет редакцию на улицу. Стало ясно, что основная борьба впереди. Однако все ельцинские министерства и ведомства помогать нам отказались. Аргумент был такой: мол, время упущено, все сроки исковой давности минули и уже ничего невозможно. Короче, нам предлагали с разбоем Головчанского смириться, а заодно поклониться Ганичеву.

В таком “болоте” мы вынуждены делать газету сегодня

 

Не случайно тогда очень активизировался ещё один бывший комсомольский функционер – Святослав Рыбас. Ему всю жизнь хотелось быть на первых ролях. Но Бог не дал ему большого таланта. Главным его ресурсом оказались родственные связи (двоюродный брат Рыбаса много лет работал в правительстве, был помощником шести или даже семи премьеров). Рыбас рассчитывал при поддержке Головчанского и Ганичева устроить переворот в «Литературной России» и полностью подчинить себе газету. Но Головчанский и Ганичев, давно зная Рыбаса, понимали, что газетой дело не закончится. Они только не могли рассчитать, за что потом возьмётся Рыбас – за поглощение издательства или Союза писателей. Это потом выяснилось, что Рыбас хотел заполучить в свои руки всё: газету, издательство, Союз писателей России и многое другое. Страшная жадность его и подвела. У подельника Рыбаса сработал инстинкт самосохранения.

В общем, ситуация в конце лихих 90-х годов была ещё та.

Один из скромных пиитов – Вячеслав Сысоев, когда-то вывезенный Михаилом Горбачёвым из Ставрополя в Москву и дослужившийся впоследствии до поста заместителя министра юстиции России, порекомендовал редакции «Литературной России» толкового, но очень дорогого адвоката. Увидев, что денег у газеты с гулькин нос, адвокат согласился первые консультации дать бесплатно. Он посоветовал прежде всего раздобыть в архивах справки, которые бы подтверждали право редакции занимать помещения в шестиэтажном особняке на Цветном бульваре, 30.

По просьбе тогдашнего главного редактора «ЛР» Владимира Ерёменко этим делом занялся один из его заместителей – журналист-международник Александр Пономарёв, в своё время руководивший, кажется, французской редакцией «Московских новостей». В начале 2000 года Пономарёв отправил два запроса: в Российский государственный архив новейшей истории и в Российский государственный архив литературы и искусства. В первом архиве ему дали копию выписки из постановления Бюро ЦК КПСС по РСФСР от 4 декабря 1957 года о создании газеты. Во втором нашли документы о выделении новому изданию нескольких комнат в шестиэтажном здании на Цветном бульваре, 30, где ещё с 1951 года безраздельно хозяйничали издательство и редакция «Литературной газеты».

По мнению адвоката, с этими материалами уже можно было обращаться в суд и требовать передачи целого ряда помещений в особняке издательскопроизводственного объединения писателей в собственность редакции. Но дальше юрист бесплатно работать не желал. А другая сторона, почувствовав угрозу своим шкурным интересам, пустилась во все тяжкие, включая коммерческий подкуп. Издательство было в два счёта акционировано. Львиная доля акций досталась, естественно, Головчанскому. Пятнадцать процентов получил Союз писателей России, которые потом за бесценок – всего 20 тысяч долларов – перекупили какие-то тёмные личности (хотя рыночная стоимость этого пакета акций превышала два миллиона долларов). А относившимся к издательству в течение четырёх с лишним десятилетий редакциям журнала «Наш современник» и еженедельника «Литературная Россия» вообще показали только кукиш.

После этого Головчанский втайне от писательского сообщества с необычайной лёгкостью приватизировал сам особняк, оставив «Литературную Россию» с носом, без какой-либо недвижимости.

5 июня 2000 года он получил из Московского городского комитета по государственной регистрации прав на недвижимое имущество и сделок с ним, что общество с ограниченной ответственностью «ИПО писателей» получило часть здания на Цветном бульваре, дом 30, строение 1 площадью 3778,7 квадратных метров в частную (!) собственность. Но ему этого оказалось мало. Он хотел также перевести в частную собственность все помещения и в других строениях. Мешали исполнению этих планов только писатели.

На что Головчанский только ни шёл, лишь бы избавиться от литературных изданий! В ход шли угрозы, коммерческий подкуп, шантаж… Ничего не срабатывало.

Своего Головчанский добился обманом. Летом 2003 года ему всё-таки удалось вышвырнуть редакцию «Литературной России» из шестиэтажного здания на Цветном бульваре, 30 в дышащую на ладан небольшую пристройку, которая имела совершенно другой адрес: Цветной бульвар, 32, строение 3 и почему-то оказалась на балансе не у издательства или города, а у одного из столичных жэков.

Журналисты потом выяснили, что эта пристройка на свет божий появилась ещё в 1903 году. К 1988 году она, по заключению экспертов, была на 54 процента изношена и нуждалась в капитальном ремонте.
Но Головчанский, естественно, ни тогда, в 1988 году, ни после ничего ремонтировать не стал. На первом этаже он со временем разместил склад, где хранил какие-то сгнившие продукты, которые по дешёвке сбывались рабочим типографии. Второй этаж пристройки директор издательства отдал под телетайп. Свободным оставался лишь подвал. Впрочем, и он долго не пустовал. В лихие 90-е годы начальник техотдела издательства некий Захаров переоборудовал подвал под сауну для начальства.

Понятно, что к 2003 году процент износа пристройки с 54 процентов возрос до всех девяноста. Вот такой гадюшник – без горячей воды, с загаженным подвалом, с протекающей крышей, с огромными щелями на фасаде, с непонятными схемами электропитания – Головчанский убедил Московский департамент имущества сдать в аренду редакции «Литературной России» (ещё раз подчеркну: не передать в собственность, а именно сдать в аренду).

Санкционировал операцию по выселению редакции в бывшую сауну для издательского начальства тогдашний заместитель мэра Москвы Олег Толкачёв. Других помещений для газеты, сумевшей побудить власть взяться за воссоздание разрушенного большевиками Храма Христа Спасителя, у столичной мэрии не нашлось. Интересы шустрых дельцов оказались для мэра Лужкова и его заместителя Толкачёва важней, нежели создание условий для развития литературной
периодики.

Но это не всё. Мало того, что Головчанский при содействии московской мэрии обманным путём лишил редакцию какой-либо недвижимости, он ещё и погубил значительную часть редакционных архивов. В частности, по его команде рабочие во время переезда выкинули на помойку все шкафы с бесценной картотекой на все опубликованные в газете материалы, которую с 1958 года в течение сорока с лишним лет вела невестка Фёдора Панфёрова – Надежда Ильинична Панфёрова. Ещё раньше директор издательства уничтожил уникальную библиотеку, в которой хранилась вся издававшаяся в стране с 1929 года литературная периодика, а так-же все выходившие в стране с 1929 года произведения художественной литературы и книги по литературоведению. Своим сотрудникам Головчанский сообщил, что все газетные подшивки и книги он по актам передал в тюремные библиотеки Москвы. Ему хотелось коллективу показать, какой он чистый (в смысле перед законом) и благородный (даже вот о заключённых позаботился).

А прервалась карьера Головчанского уже летом 2004 года. Кажется, в июне он решил отдохнуть в любимой Швейцарии. Но уже через день после его отлёта на Женевское озеро в издательство пришли молодые волки и оставшимся сотрудникам сообщили, что они, заполучив в свои руки контрольный пакет акций, решили поменять гендиректора. Молодые волки, как выяснилось, когда-то бегали по станциям московского метро и распространяли созданную Александром Прохановым газету «День», а потом снимали на Цветном бульваре пару комнат. Головчанский никогда всерьёз их не воспринимал. Он лишь стриг с них купоны. Волки до поры до времени с этим мирились и свой крутой характер тщательно скрывали. Но потом им надоело подстраиваться под жуликоватого директора издательства. Через подставных лиц они за пару месяцев по-тихому скупили у когда-то обиженных Головчанским сотрудников типографии часть акций и навязали бывшему помощнику советского президента Подгорного свою игру.

Головчанский на сбор вещей получил целый месяц. Его заместителю – бывшему полковнику МВД Юрию Прохорову – повезло меньше: ему предложили покинуть издательство за двадцать минут, разрешив из личных вещей забрать с собой лишь дешёвенькие тапочки.

После вынужденного увольнения Головчанский выпросил у молодых волков разрешение каждый день приезжать на халявный обед в спецбуфет для руководства. Тратить украденные деньги на еду ему было жалко.

Интересно, что впоследствии Головчанский куда-то устроился читать лекции по информационной безопасности. Но я так и не понял, что он понимал под информационной безопасностью. Неужели за информбезопасность Головчанский выдавал схемы по обману деловых партнёров: как всех наколоть, на этом нажиться, не подставиться под статью уголовного кодекса и сохранить при этом за собой большую должность? Хотя лучше б он признался, что молодым волкам удалось его обхитрить.

Добавлю, халявным спецбуфетом Головчанский после своего изгнания из издательства пользовался ровно десять лет. Окончательно отлучили его от бесплатной кормушки летом 2015 года. Как Головчанский это пережил, пока неизвестно.

Вячеслав ОГРЫЗКО