Михаил АНДРЕЕВ. МЕЖДУ ПРАВДОЙ И СОВЕСТЬЮ

№ 2016 / 10, 16.03.2016

поэтический альбом

 

РЕЙС

Вот так вот оно и бывает:

забудешь, и это пройдёт.

И дни из ночей вылетают,

как толстые щуки на лёд.

 

Ну, хватит, мне больше не надо

внутри себя снег разгребать,

и к верности, скверности, к саду

тропинку лесную искать.

 

Трамвай, только он мимо рельсов,

трава под ним густо шумит,

и сколько пропущено рейсов,

мне мир прямо в ухо твердит.

 

А вот и подножка земная:

и стой, и руками держись,

и, лоб в темноту упирая,

вломись неосмысленно в высь.

 

ДОЖДИ

В одноместной палате

молчи не молчи,

медсестра просит сотню

за вынос мочи.

 

И, со смыслом играя

всегда наобум,

ты, как свет, выключаешь

обязательно ум.

 

И не светит советом

за шторой заря,

и дожди опустили

свои якоря.

 

Если дальше подумать,

пробелы везде:

Фрост – он прост,

словно каша на молоке.

 

ПОЛНОСТЬЮ

Имя, фамилия – полностью,

чья-то небесная рать

очень хочет с подробностью

заново написать.

 

Все уголки, извилины,

эх, самому бы знать,

сено какое вилами

пришлось на горбу таскать!

 

Как я бежал за радугой

в степь к одному концу,

чтобы тебя обрадовать

радугою к лицу.

 

Так всё бы вспомнить полностью,

в очереди – за кем,

просят всё честно, с подлостью,

намертво, насовсем.

 

Что-то не вспоминается

боль, что давно прошла,

только луна качается,

память пьёт из ковша.

 

ГЛАДИОЛУСЫ

Между строк нечитаемы,

и во сне небудимые,

от Марины Цветаевой

до Марины Кудимовой.

 

И порезы по-разному,

с их мечтами и кладами,

вырывались у каждого

гладиолусы с гландами.

 

Красотой одурачены

и сиренью из Сирии,

на полях одуванчики,

вот они-то и сильные.

 

И так плотно залатаны,

что не вставить бесчинные

между правдой и совестью

ножи перочинные.

 

НЕ ЗНАЛ

Ну, что ты ко мне примоталась?

Себя называешь судьбой,

с желудочным соком связалась,

стоишь на дороге – ну, стой…

 

Тебя не зароешь с рычаньем,

увидишь, и то не поймёшь,

но ищешь, и ищешь отчаянно,

потом в рукавичке найдёшь.

 

В распущенной, порванной нитке,

куда заметают снега.

Ну да, вот ты где, –

в рукавичке, а я и не знал никогда.

 

ДОРОГА

От Сенатской до Болотной,

от Прилепина до Чёрного,

глотку заливали водкой,

забивали сердца брёвнами.

 

Прикрывали окна ставнями,

и посуду мыли сытную,

и на зайцев петли ставили,

чтобы жизнь забыть постыдную.

 

А дорога не расчищена,

грейдер с гением не ладятся,

ах, сколь небо нынче чистое –

ну, куда ты собираешься?

 

А пути по небу санные

и отмеченные датами,

мне бы счёты деревянные,

а не эти калькуляторы!

 

А ещё слова славянские,

а ещё и нежность нежную…

Но нутро волками выжрано

в эту зиму белоснежную.

 

ДО НЕБЕС

От Молчаново до Магочино,

от земли до небес,

всё давно заколочено,

мне – какой интерес?

 

Не твоя траектория,

по которой летит

вся земная история,

от которой знобит.

 

Всё давно заболочено,

лебеда как беда,

от Молчаново до Магочино,

и не сунься туда.

 

И с такими вот нравами

ты сидишь у стола,

и тебе вроде нравится

просыпаться с утра.

 

Словно чай, заря с напитью

пусть тебя достаёт.

Как кофейники с накипью,

утро рано встаёт.

 

ИЗ ВЕЩЕЙ

Из вещей что-то вечное

прячут в доме дома,

как фисташка без трещинки

пронесётся зима.

 

По груди будут молнии

в сердце метить опять,

и на самые модные

фильмы люди стоять.

 

Не смотри, так устроено

даже это кино,

небо спит успокоено,

как ребёнок давно.

 

И заря будет медная

сыпать свет на ручей,

и Земля будет вредная,

как брелок от ключей.

 

НА ПЛОТУ

По-пластунски, под облаком белым,

не ученье, а солнце плывёт,

если есть в тебе вера, то веруй,

вербой стой у тележных дорог.

 

Это трудно – не врать, легче плакать,

это трудно – жердей нарубить,

на плоту поднебесно поплавать,

в облаках огород городить.

 

И в себе всё искать, что есть силы:

глубь такая в тебе, будто ложь,

ничего не найдёшь кроме тины,

темнота там орудует сплошь.

 

Но пойми: есть такое мгновенье,

то, что выше и правды и сил,

будто школьное стихотворенье,

то, которое недоучил.

 

СЕГОДНЯ

Недостача у неба: нет звёзд,

птиц не много и ночь не темна,

и две лошади тянут весь воз,

а в санях развалилась зима.

 

В ту же сторону, что ли, пойти?

В стороне буду той не у дел,

но сегодня – проси не проси, –

я и сам никуда не успел.

 

Будет в ноздрях ломаться мороз,

и в нутро, в пустоту будет взгляд,

и сквозь время и конский навоз

там в петлях декабристы висят.

 

А дорога вовеки одна,

по бокам – жерди, скомканный снег,

из-под насыпи палка видна –

та, с которою шёл человек.

 

ЗНАТЬ ХОТЕЛИ

И на небе столько льдинок,

в лоб ударят, подожди.

Даже у простых дождинок

есть великие вожди.

 

И колясочкой с ребёнком

в небе катится луна.

И на самом деле тонкой

речь вчера твоя была.

 

Мы, конечно, знать хотели

про леса и перекат,

и дождинками хрустели,

это точно невпопад.

 

Не бывают злыми грозы,

их совсем не так поймут,

мужики с одной деревни

их из ружей перебьют.

 

ОТ ЗЕМЛИ

У поэтов мысли нет новее,

чем в лесу услышать всю листву.

Да, я зверь, из всех зверей – зверее,

и своё нутро давно грызу.

 

Я давно не знаю эту местность,

новый вдох, как брёвна, волоку,

и как будто падаю в отвесность,

в только что спечённую строку.

 

От земли идут на небо чувства,

эта тяжесть разрывает грудь,

ты не говори мне про искусство,

у нас разный с этой стервой путь.

 

Месяц в небе злостный нарушитель,

он пропал куда-то насовсем,

и в машине сломанный глушитель

нервы выворачивает всем.

 

В РУБАШКЕ

Я когда-нибудь сдохну,

как кошка в завалах ночных,

не умру, буду весел,

друзей почитая своих.

 

И на людях в рубашке

прочитаю с листочка стихи:

строчки, словно ромашки,

будут соками к жизни нести.

 

Всё о том же, о том же

наклонилась у ивы листва.

Будет просто всё тоньше,

по-другому, пойми ты, слегка.

 

Будет всё по-другому:

ни ветра, ни смысла,

а жуть, что уже невозможно

мне ветер и смысл вернуть.

 

Я когда-нибудь сдохну,

шкурка будет поэта висеть

на прищипках в ограде,

и ветер о вечности петь.

 Михаил АНДРЕЕВ

г. ТОМСК