Гремели пушки Чёрным Октябрём и била знать асмоловским калибром

№ 2016 / 35, 14.10.2016

А.Г. Асмолов являлся у нас наподобие ангела. В серебристых, дорогих костюмах. Его пришествие всегда кто-то анонсировал. Появлялись телекамеры, какие-то студентки, аспирантки, шумиха… И он выбегал на красивое крыльцо Психологического института лишь чтобы покурить между двумя своими выступлениями (опять же – покурить на камеру). Во-первых, мы, студенты ещё мало кому понятного Международного образовательного и психологического колледжа (МОиПК, который года до 1995-го мнил себя факультетом Висконсинского университета – да-да, степень либеральной мечтательности тогдашнего образовательного бомонда была именно такова!) – других авторитетов и не знали. Во-вторых, начали учиться именно 4 октября 1993-го – что подробно описано во второй части «Поэмы Столицы», ну, да эта «энциклопедия лиризма и крамолы» нынче не в моде… Посему – кратко набросаем фон.

В 7 утра будят артиллерийские раскаты – от Пресни до моего Каретного перекличкой от стен недалече. Первая мысль (позорно-обывательская), что не дают выспаться. Вторая мысль: назло всем этим теле-увещеваниям (Зюганова и прочих Ахеджаковых: мол, посидите по домам, подождите, пока армия защитит нас от конституции) пойду учиться! Бабушка улыбнулась своему воспоминанию: она точно так же в 1917-м пошла с Арбата к Никитским Воротам, хотя запрещали, видела бой и помогала грузить раненых. Троллейбусы 15-й, 31-й до Никитских Ворот не ходят, само собой, иду пешком. За Моссоветом встречаю двух доходяг в косухах и омоновских шлемах, либерал-патруль: говорят, танки сюда пойдут, шагай домой (матом)… Посылаю их, обхожу «кордон» по Леонтьевскому переулку (ещё тогда улица Станиславского) и по Герцена дохожу до Моховой. А там – вот такие умы…

Феноменально, но отважных и упорных – набрался почти весь курс. Не пришли единицы, человек 5 из 25. И профессор Сергей Дмитриевич Смирнов (ректор Психфака МГУ) тоже свой долг поставил превыше страха. Первая пара шла, когда я с небольшим опозданием протиснулся в Малую аудиторию (их всего там две) на втором этаже. Хотя, грохотало и пока он читал, и даже пока отвечал на мой смешной вопросик какой-то… Кто бы мог подумать тогда, что один из суфлёров происходящего там, в нескольких кварталах дальше к Пресне – и будет являться к нам ангелом из высших сфер? И рассказывать о высоком полёте индивидуальности, которому препятствовали в эпоху царствования марксизма-ленинизма: уравниловка, коллективизм, нормативы и прочие издержки диктатуры пролетариата. Говорил он с трибуны Психологического института или РГГУ запальчиво, с одышкой даже, высокогласо, артистично – словно пародируя Ильича, но произнося при этом истины радикально противоположные ленинским, советским. Конечно: кому же, как не воспитаннику классика марксистской (другой не предполагалось – и с этого начинается главный либеральный запев, он же «вариативность») психологии А.Н. Леонтьева, обрушиваться на Эпоху? Он её перерос, как вся советско-антисоветская интеллигенция, в августе 1991-го родившаяся второй раз. Возводил оратора в наши аудитории человек для нас тоже непререкаемый – господин Рубцов, наш ректор. Но «малыш» Асмолов пел гораздо громче и копал глубже… Конечно, мы не знали, что эхом его идеологических трелей и были те артиллерийские раскаты, что разбудили нас для взрослой жизни 4 октября…

В сущности, можно не рассказывать ничего, кроме истории нашего института. Чтобы понять социально-экономические процессы, шедшие тогда вокруг нас. Пока мы, однокурсники, шли (и попутно знакомились) из Малой аудитории на Моховой в большую аудиторию на Герцена, там, в бывших чекистских помещениях Психологический институт РАО имел три этажа (сейчас только два, если и тех не забрал банк). Да-да, на первом этаже, именно в той аудитории, где на расчищенном «ангелом» интеллектуальном пространстве нам читали лекции виднейшие (без иронии) умы отечественной психологии, теперь именно банк, и это логично. Ведь – культ личности (не путать с докладом Хрущёва) и экономически вытекающий из этого культа реванш частной собственности, всё это уже торжествовало тогда, в 1993-м, просто ещё не развернулось во всю ширь, не институционализировалось. Мы-то тянулись, брезгливо стряхнув ораторскую пену либералов с первоисточников – к Выготскому, Гегелю, Марксу (коего нам советовал читать сын безграмотных крестьян, академик Василий Васильевич Давыдов, не отрёкшийся от марксизма), но вокруг нас звенел идеализм-реваншист. Бердяев, Лосский, Розанов (ну, и весь пресловутый пароход) и под этот колокольный звон бурно шла перестройка механизма социалистического воспроизводства человека – в капиталистическом направлении. Запуском того механизма и были залпы 4 октября.

Машина государства громыхала в обратном прежнему, советскому, направлении – и лепились на опавшие вывески твёрдые знаки, и мы были так восприимчивы к либеральным обоснованиям происходящего. Открылось с откатом базиса – пространство мысли, которое нужно было заполнить, заболтать позапрошлыми истинами, которые Асмолову представлялись новейшими. Конечно же, именно сейчас, «с чистого листа» предприимчивые, инициативные господа перераспределят социалистическую собственность так, что возникнет личная мотивация, мотив прибыли победит бессмысленный и опасный пережиток плановой экономики и уравниловки, и наконец-то все заживут, как в Европе и США!

Горбачёв не зря прокладывал дорогу!.. Потому и мы нисколько не сомневались, что тут – лишь начало нашей учёбы, а потом, уже ближайшим летом – в Висконсин рванём, мы лишь его факультет… И ведь пред наши очи являлись профессора тамошние (милые люди, гораздо ближе к критическому марксизму стоявшие тогда, нежели зазывавшие их «прозревшие» ректора и деканы наши), милые афроамериканцы, рассказывавшие про «мальтикАлчурал сайкОлоджи», а нам слышалось какое-то «мото-кОлчрал», про мотоциклы, что ли?.. И момент истины-то настал для нас очень скоро – под новый 1994-й год…

Вспоминая тот коротенький период (осень 1993), я отчего-то натыкаюсь на психологическую дистанцию, равную году, как минимум. Казалось, и на французский манер иронизированная нами «кафрИль» («Кафе Гриль» с отвалившейся оранжевой буквой «Г») на улице Герцена, где нам по карману были только булочки и чай, и путь этот под стенами консерватории – возникали в зрительном поле так много и часто, что первая сессия грянула как бы гораздо позже. Но именно она нам открыла глаза на времена.

А. АСМОЛОВ

Нет, тогда как раз Асмолов исчез с трибун и из поля зрения нашего – явно не его уже уровня мы были аудиторией. Ельцин имел обыкновение возить с собой на Кипр свиту учёных – уж какие он там заключал сделки, неизвестно, но Феликс Трофимович Михайлов нам шутливо рассказывал о поездках с «царём Борисом» (не стеснялся его так звать). Пока воспитанные в СССР и освобождённые им же от себя умы колесили по миру, у нас-то возникли экзамены и зачёты, расставленные в такой дикой близости, что за ней ощущалась явная провокация. Каждый день шли зачёты – именно с расчётом на то, что у кого-то сдадут нервы. Они сдавали у девчонок – Инка Бендер всё чаще являлась в слезах, Дашка Соловьёва тараторила свой вроде молитвы заговор «я не сдам, я не сдам»…
А декан Марголис, собственно, на это и рассчитывал. Ведь он-то, мысля в асмоловском направлении, всё правильно понял о времени и о себе – ковать капитал надо было именно здесь и сейчас. И вот, все, кто провалил какие-либо предметы в угаре предновогодне-постновогодней сессии – попали на платные пересдачи и в перспективе платную учёбу. Хоть так, хоть здесь, а должен был отозваться расстрел Верховного Совета, который лежал последним камнем на пути повальной приватизации индустрии и всего прочего (колхозы Ельцин убьёт лишь в 1995-м указом).

Декан Марголис глядел на нас кассовым аппаратом или, точнее, «одноруким бандитом» с вращающимися циферблатами, не желающим проявлять никакого гуманизма – тем более что это пережиток «совка». Человек человеку – кто? Нет братцы, уже не брат – а конкурент. В нашем случае – кошелёк, который надо лишь уметь потрясти. В Висконсин хотели, салаги, в Международный кАллэдж поступали? Ну, так и платите.

Справедливости ради отмечу: были платники и с самого начала. Но нас, бесплатных по результатам тестирования, набралось подавляющее большинство. С курса нашего всего три-четыре было платника. И это обстоятельство явно огорчало Марголиса – не образования же ради нашего бесплатного он это всё затеял? Да и преподавателям надо платить, а заграница теперь не поможет. Сидя в своём кабинетике, Марголис забрасывал ноги на стол по-американски, и выслушивал по очереди каждую личность, попавшую на деньги путём провала сессии… Я там что-то тараторил про «отработаю курьером». Но рифлёные подошвы американских ботинок Марголиса смотрели в мой нос непримиримо: капитализм, братец, и «ты попал» именно на денежные знаки.

Вспоминалось бравое начало – всё та же Малая аудитория (Большая, на первом, ремонтировалась), речи Рубцова и конечно же явление ангела образовательного либерализма Асмолова. Но отзвучали речи о бескрайних свободах личности, открытых с падением «совка», и настали суровые будни. Я, честно говоря, подстраховался – меня из 91-й школы направлявшие физики-психологи (оба успели побывать директорами родной школы) в МОиПК предупреждали. Они же с Марголисом работали в одной лаборатории, и знали, что может быть подвох, поэтому советовали: параллельно где-то ещё учись, хоть на платном, но учись. Я и записался в РОУ (детище другого бизьнесмена от повышения квалификации, Бим-Бада, но сегодня не его именины), семестр там стоил 25 рублей, это для семейного бюджета было ещё по плечу. Кстати, Асмолов сладкоголосо и обличительно выступал и в Российском открытом университете, и не раз! И уж конечно не бесплатно – у Бим-Бада-то!.. Так было приятно видеть «знакомые всё лица» – только аудитория состояла исключительно из барышень, этакие женские курсы (повышения квалификации педагогов за счёт школ), куда добавились на платной же основе такие, как я пацаны в небольшом количестве. Дембеля, в основном. И после нового года стало ясно, что подстраховывался я не зря. Договорились так: один платный семестр в МОиПК, не бросая РОУ, учусь, а дальше надо выбирать. И я сдавал летние сессии в обоих вузах.

А вот правнук Выготского и друг мой, ныне известный кинокомпозитор Алексей Кравцов вместе с семьёй решили строго: чтобы мы платили Марголису (который им, как преподавателям, вообще-то, платит)?!! Да пусть гуляет со своим бизьнесом! К тому же Лёша понимал, что наука – не его поприще, и сразу ушёл в кино. Начинал вторым режиссёром, антуражником и «эпизодником» в сериале 90-х «Сезон охоты» (в общем, с самого нуля), а теперь его музыку можно услышать в экранизации произведения Романа Сенчина, например. Я же поставил себе задачу, оставаясь в МОиПК – к летней сессии прийти отличником-хорошистом и выйти, более того, на стипендиата, «отбить» изъятое и скромного семейного бюджета. План сей даже перевыполнил впоследствии, а из РОУ ушёл – дублирование курсов лекций по антропологии и ещё блистательных лекций анатома Билича было ни к чему.

Вы спросите – а что А.Г.Асмолов, причём тут он? Так он же неизменным пунктиром прошивал наше студенческое бытие на самом раннем этапе внедрения платного высшего образования в столице будущей сырьевой империи. Являлся и на Конференции по теории деятельности в 1995-м, и на Выготских чтениях – он же был уже власть, замминистра, он клеймил и клеймил пережитки «совка», ещё кое-где недобитые… На трибуне бывшей Высшей партийной школы сие звучало особливо экстравагантно. Но с ним была Ахматова, в цитатах, и Пастернак, конечно же, и Блок. Весь «серебряный легион», начавший ещё на заре эпохи тоталитаризма бунт её величества Личности против бесчеловечной Системы… Изящное приравнивание роммовского «Обыкновенного фашизма» и того строя, который этот фашизм победил, вообще-то, а заодно и порка коллективизма – это типично асмоловское в риторике.

Как-то раз, приглашённый мной на открытие Конференции по теории деятельности (в ней прежде Эльконина и Давыдова классик и стартёр – А.Н.Леонтьев, поэтому явился и его харизматичный ученик) двоюродный брат, имеющий теоретическое сознание в другой области – в джазе, отреагировал адекватно на митинговые почти тирады Асмолова. «У него, наверное, с сердцем проблемы, курить ему надо бросать» – сказал брат, впервые его на трибуне и увидевший. А что курит – догадался по строю речи… Брат мой, хоть и Авалиани, но был тогда с Конгрессом русских общин, и вообще «попочвеннее» и поныне. Любил пошутить в минуты моих политинформаций: «коричневые с красными, поддержим!»

Период сугубо идеологической, риторической, вихрем с трибун расчистки «образовательного пространства» такими, как Асмолов, медленно уходил. Уникальная система непрерывного и всеобщего бесплатного образования вплоть до высшего – уступала место дельцам вроде Марголиса. Что – Москва!.. Они ковали капиталы повсюду, куда ранее шагнула действительно толковая и популярная, альтернативная система Эльконина-Давыдова – в нефтеносных регионах, в Красноярске, Томске, Сургуте и Набережных Челнах. Систему разрабатывали как надстройку и как познание советского общества – но теперь пришли и желающие поставить дело на платную основу. Как везде…

Однако всходы этих посевов мы увидели даже не в нулевых, а ближе к десятым. Вот цифры за весь период по серёдку десятых – в том числе и когда замминистра (уже не просвещения, а образования только – и на уровне терминов менялись вектора) Асмолов был у руля.

Количество школ в РСФСР: 1991-й год – 69 700, 2000-й – 68 100, 2015-й – 44 100. Минус двадцать четыре тысячи школ (из них – 19 300, то есть 80% на селе), это же катастрофа, а они нам про модернизацию да нацпроекты запевали всё! Не нужно никаких дополнительных комментариев насчёт депопуляции и демографического провала. Правда, «к чести» Асмолова – его период ещё «ничего» по сравнению с «тучными нулевыми», 1600 школ исчезло с лица постсоветской земли, инерция «совка» одна и спасала, педагоги советской закалки (на них и поныне многое держится)…

Вам никогда не было интересно – а что на месте бывших школ смеют строить господа буржуи, эти вот «морально торжествующие»? Не выходя из родного Тверского района, далеко от здания редакции не отходя, докладываю: как минимум две школы тут «перепрофилированы». В одной из них, по адресу Цветной бульвар, д. 11, стр. 1 – давно не школа 1479, а просто её, так сказать, бюрократическая часть, канцелярия. А по адресу улица Долгоруковская, д. 30, уже не школа-интернат № 110, а нечто даже на вид чудовищное. Не удивлюсь, если к этому «реформированию образования» приложил руку тот самый «арбатский хам» Эраст Матаев, который там поблизости и роддом на 2-й Миусской (где мы с мамой лежали «на сохранении») давно приговорил к выселению. Окна школьного здания (прежде – интерната) закладывают кирпичом, а новое учреждение, с названием вроде «Маяк надежды» – ни что иное, как детский хоспис. Посреди жилого квартала, рядом с лицеем 1501! Кто и сколько на этом «отмывает» по линии собянинского правительства – даже нет уже моральных сил спрашивать… Вокруг детские площадки – а тут вот такое. Трудно представить, кто из нынешних «гуманизаторов» городского пространства такое выдумал…

Вузы в нынешней, кризисной России – только закрываются. Опять же, по всё той же высшей причине, прописанной всей высшей школе: людей для обустройства светлого будущего незачем производить, оно ушло с повестки дня государства. А вот если заглянуть в нефтяную трубу – то видно иное будущее… Причём видно оно было ещё с тех трибун, откуда неслись пламенные тирады Асмолова, выжигающие не только «совок» в общественном сознании, но и прилагающуюся к нему (воспроизводящую сознание и общество) инфраструктуру – вот в чём финт Постэпохи. Кто разгадает секрет перехода того, стартового, либерального бесклассового гуманизма в социальный регресс, сырьевой империализм и местами в неофеодализм даже – получит премию им. Демьяна Бедного, обещаю.

Впрочем, ещё тогда, году в 1995-м, говорил нам в угловой комнатке 3-го этажа с видом на консерваторию, на улице Герцена, хитроглазый лектор Гуружапов, всё из того же Института психологии РАО: «Какие нынче цели у образования?». Мы что-то мямлили про ЗУНы (знание-умение-навык), а он нас с ходу огорошил: «Воспитание элиты». Вот и всё, остальные образованию не нужны, это же подтвердила недавно и Голодец, достойная преемница Асмолова.

 

Дмитрий ЧЁРНЫЙ