210 шагов по ночному просёлку

№ 2016 / 42, 02.12.2016

Какой вклад сделали в культуру «шестидесятники», можно понять, обратившись к конкретным примерам. Всё прочее – есть абстракции, зряшное голословие, будь то посыл в самом высоком регистре: это поколение гениев, будь констатация в регистре ниже нельзя: это поколение отъявленных соглашателей и мерзавцев. Что первое, что второе следует доказать, пусть чем-то обосновав.

Данная заметка не претендует на многое. Это попытка, заглушив музыку, освободившись от исполнения, прочитать текст песни Р. Рождественского именно и только как текст, обращая внимание на смысл, каковы бы ни были эти вирши.

Автор создал алгебраическое множество безмерных поэм, пространных стихов, обширных песен, работая и за себя, и за того парня, и за девку-чернавку, вечно был на слуху – чуть включи радио, вечно перед глазами – едва загляни в телевизор, на страницах газет и журналов – тонких и толстых – и еженедельников. Однако сочинения его, всегда и во всём актуальные, оценивались критиками по их созвучию времени, сей минуте, или по тематике, ни разу, вроде бы, не задумавшимися: о чём это писано.

Вот, хотя бы, песня о свадьбе, столь широкой, что мало ей и земли и небес. Идёт человек просёлком. Видно, туда ему и дорога. Шаг размерен, спор. Но зачем, рассказывая об этом, подчёркивает, усиливает:

По просёлочной дороге шёл я молча.

А как следовало идти? Самому с собой дискутируя? Так ходят одни безумцы. Из последних сил выкрикивая строевую песню? Так с полигона возвращаются полумёртвые от занятий солдаты, у которых что левый, что правый сапог весом в пуд, да налипшая глина в виде дополнительного приварка, да полная выкладка за спиной. Почему же сделан особый акцент?

Всё для того, чтоб отвести глаза слушателю. Для того чтобы припорошить разум. Ведь слабая, искусственная донельзя рифменная пара «молча – мочи» в тексте единственная (другие рифмы сомнений не вызывают). И существует рифма более звучная, что напрашивается сама. Автор не мог её не слышать, и таки совершил подстановку, неполноценную замену. И по смыслу, и по звучанию вернее «ночью». Буде так, станет понятна обретшая мотивировку строка о дороге:

И была она пуста и длинна.

Подменное слово «молча» отойдёт в контекст, не растворяясь, пребывая на заднем плане смыслом, отзвуком. Конечно, путник, шагая ночным просёлком, не станет петь во всё горло, даже не станет мурлыкать под нос. Он вслушивается. И тишь откликается малыми подробными звуками, не разрушая совершенно безмолвия.

Ночь и темнота. Вот откуда внезапность прорвавшейся вдруг бешеной музыки.

Только грянули гармошки что есть мочи,

И руками развела тишина.

Иначе возникнет странность: словно хотели зло подшутить над одиноким путником, крались на цыпочках, через силу удерживая смех, и вдруг над самым плечом растянули меха, рванули, хватили, ахнули.

Нежели как во тьме ночной – одна дорога брезжит под ногами – и не представить. Можно ли ясным днём не увидеть свадебный кортеж, летящий навстречу, молча, без единого звука? Или не услышать за спиной крепкого перестука копыт, побрякивания упряжи и звона колокольцев, возбуждённых радостных голосов?

Только ночью, а ежели ночью, то понятно тогда, что за действо вершится, на каких крыльях взметено, как тесны ему небеса и земная твердь.

А эта свадьба, свадьба,

Свадьба пела и плясала.

И крылья эту свадьбу вдаль несли.

Широкой этой свадьбе

Было места мало.

И неба было мало и земли.

О такой свадьбе, не утаивая предмета стихов и обстоятельств, что пространственных, что временных, писал некогда А. Пушкин:

Бесконечны, безобразны,

В мутной месяца игре

Закружились бесы разны,

Будто листья в ноябре…

Сколько их! куда их гонят?

Что так жалобно поют?

Домового ли хоронят,

Ведьму ль замуж выдают?

И дальше – если не о земле, то о небесах:

Мчатся бесы рой за роем

В беспредельной вышине…

Коли так, слова о нехватке земли и неба следует понимать уже как парафраз, скрытую параллель выражению «ни дна, ни покрышки». Человекам много земли не нужно, а небо над ним склонится.

Что за пустые выдумки? – вправе спросить читатель. Песня и песня, свадьба и свадьба. Разве не играли подобных свадеб в советские времена, когда народ или жил богаче, или считал, что живёт не тужит. Гуляли от души, через душу, плясали и пели. Что же, пусть времена советские, оно и лучше. К месту придётся цитата из монографии Т.Б. Щепанской «Культура дороги в русской мифоритуальной традиции XIX-XX вв.» (М., 2003): «Опасными для путешествия считались праздничные дни, которые следовало проводить в кругу семьи и родни или в гостях… Если же человек оказывается в праздничный день, тем более, вечер, в дороге, его, по поверьям, зазывает к себе пировать нечистая сила, которая пользуется его подпитием и некоторой потерей ориентации».

Пояснять, что дело происходит в выходные (тож и праздники), вряд ли надо. Когда ещё, кроме выходных – от вечера пятницы до вечера воскресенья – могли играть свадьбу. А если праздник, да темнота, да просёлочная дорога, кто ещё мог повстречаться одинокому путнику? Адский проезд, бесовская свадьба, что является из ниоткуда, проносится вихрем и валится затем в никуда.

Бравурная тональность, коли учесть, когда – ночь – и где – просёлок – правится торжество, не мешает освоить смысл происходящего.

Под разливы деревенского оркестра

Увивался ветерок за фатой.

Был жених серьёзным очень, а невеста

Ослепительно была молодой.

В фильме «Время цыган» Э.Кустурицы летящая по ветру фата предвещает смерть героини. Это эмблема последнего отлетающего вздоха (фата и есть эманация дыхания, облако свежести, чистоты). Но это при условии, что свадьба творится человеческая. В противном случае, эмблематика тут иная. Молодой ведьма бывала лишь в южнорусских краях (и то напоказ), в краях северорусских она – старуха, безобразная до отвращения.

На то, что творится не обычная колхозная свадьба, указывает и мелкая деталь. Разве б настоящая свадьба оставила путника на дороге, не подхватила бы, не увлекла за собой? Это и психологически достоверно, весёлые и навеселе участники хотят разговорить, угостить и встречных и поперечных. Это и в системе культурной традиции: «Обладание магической силой давало пришельцу возможность, кроме прочего, присутствовать на деревенских свадьбах, причём в качестве почётного гостя: колдуна». Речь именно о путнике на пространстве дороги.

Тут и свадьба не та, и нечисть действительная. Ей зазорно, ей-ей, принимать за колдуна одинокого пешехода. Что же до зазывания такого путника в гости, не раз в быличках рассказывалось: зазвать зазвали, сидит человек на почётном месте за столом, ест, пьёт, а очухался – видит, что пьёт из болота, ест несусветную погань. Взгляд ему отвели, разум припорошили.

Автор текста и здесь балансирует на грани правдоподобия, не открывая правду. Слова о гармошках можно понимать и как слова о музыкальном раскате колокольцев, не зря их называли ещё «ямской гармонью». Но минует сознание то, что звук раздался рядом, в прямой близости от путника. Разве такое в жизни бывает? Прав был А.Кусиков, создатель классической песни о тройке: «Слышен звон бубенцов издалека…» Звон проявляется, густеет, делается внятен сознанию, не просто слуху. И звон такой не для украшательства, им отпугивали нечистую силу. А поездка новобрачных относится к наиболее сложным, ибо уязвимым для дурных помыслов и поступков, этапам жизни.

Впрочем, о звоне, сопутствующем движению тройки, в тексте ни слова. Зато упоминаемые подробности явно для того, чтобы ввести в заблуждение. Как могла петь и плясать такая свадьба: тройка летит со скоростью 45–50 километров в час, дух захватывает. Да и где отплясывать? В бричке, либо фаэтоне, места всего, чтобы коленями не утыкаться в колени соседа напротив или в козлы. Ложь, обман, наваждение, морок.

Заключительная строфа выстроена опять на смысловой подмене, наподобие упомянутой заменной рифмы.

Вот промчались тройки звонко и крылато.

И дыхание весны шло от них.

И шагал я, совершенно неженатый,

И жалел о том, что я не жених.

Сказочные тройки советских колхозников, благоухающие весной, хороши в фильмах И.Пырьева. Тут же, запряжённые пегасами – что коренники, что пристяжные, при крыльях, – они излишни (не в таких коней корм). Как напрасно спешное уверение в собственной благонадёжности, будь то вопросы этики, будь то проблемы вероисповедания. Автор оправдывается, открещивается: не был, не совершал, не участвовал. Семейное положение: совершенно неженатый. Впрочем, искреннее, если подумать, кто и с кем сочетается браком, сожаление, что не жених.

Странный текст для песни. Довольно вчитаться в него, когда музыка не мешает и голоса не застят, сбивая с мысли, так сбивает с дороги, кружит путника лихомань.

У Н.Лескова в повести «Запечатлённый ангел», кроме прочего, упомянуты адописные иконы. Вроде бы, и деланы благообразно, и строены по надлежащему чину, а чуть колупни, письмо отслоится. И под ним, по грунту, чёртик с хвостом. Колупни ещё – и там чёртик.

Молиться на эти иконы грех. Кто не знает, молится. А много ли вымолил?

 

Иван ОСИПОВ