Галина КЭПТУКЭ. СИНГКЭН (Новелла)

№ 1988 / 33, 19.08.1988

Не часто всероссийский семинар даёт рекомендацию в Союз писателей молодому литератору, не издавшему ещё ни одной книги. Однако именно так случилось на IV Всероссийском совещании-семинаре писателей народностей Севера, который проходил нынешней весной в Пицунде. Помнится, я (да и не только я) прочитала рукопись повести эвенкийки Галины Варламовой-Кэптукэ «Имеющая своё имя Джелтула-река» залпом, не отрываясь. А главный редактор «Литературной учёбы» В.Малютин сразу взял повесть для публикации в журнале.

Галина – филолог, языковед, пишет на эвенкийском языке, сама же переводит на русский. Живёт и работает в Якутске. Многое, о чём она пишет, пришло к ней из детства. А это – многотрудная жизнь семьи охотника-эвенка, кочующей вместе с ним по тайге и тундре. Эта жизнь обернётся к нам иной, незнаемой стороной, насыщенная заклинаниями, поверьями, – близостью к «светлым духам» природы. Ведь эвенкийский шаман, рассказывала мне Галина, всегда воспринимался в её народе не злой, но доброй силой…

Надеюсь, очаруют читателя язык, ароматная свежесть повести. Три новеллы из неё мы предлагаем сегодня нашему читателю.

 

Маргарита ЛОМУНОВА

 

Галина КЭПТУКЭ

 

СИНГКЭН

Новелла

 

Долго нет удачи отцу. А мой отец – охотник. Как говорят эвенки, он кормит свой рот (да и наши тоже) тем, что добудет. Ушла удача, отвернулась от моего отца. На охоте без удачи ничего не добудешь. Эта удача – сингкэн – не всегда даётся в руки. Приходит и уходит, вот она была – а потом её уж нет. Ускользнула.

Зима была плохой, совсем зверь исчез. Мало набил за зиму отец белок, соболь почти не шёл в ловушки. Собаки наши что-то испортились, плохо брал соболя наш пёс Уптан. Мало стало зверя в нашей тайге. Отец говорит: потому всё это, что много чужого запаха стало в тайге. И людей стало больше. Людей-то стало больше, да эвенков почти не осталось в наших краях. Все в колхозы вступили, уехали дальше, в верховья Зеи. А мы остались тут.

– Куда нам уезжать, если здесь родились, если в этих краях зарыта моя детская пуповина. Лежит-покоится она где-то в мягком мху, схороненная матерью. И вы, мои дети, родились здесь. И вы привязаны прахом дедов к этой земле. Здесь нам жить, и здесь наш зверь, дающий пищу и кров. Здесь охраняет нас изгородь марыля*, поставленная шаманами рода Кэптукэ, – сказал мой отец и не поехал в колхоз.

Вчера отец уехал на охоту – добудет ли чего? Сжалится ли над нами небо – Буга? Пошлёт ли лося? Надо бы попросить его.

Небо – Буга! Пошли удачу моему отцу, не прячь от него крылатого вестника удачи, золотокрылого сингкэна**! Небо – Буга, дай добычу моему отцу. Все мы твои дети, твои души, птички – оми.

* По поверьям эвенков, охраняя свой род от бед и голода, от злых духов, шаман ставил по границам родовой территории изгородь марыля из лиственниц. Она условно ставилась перед камланием.

** Слово «сингкэн» имеет много значений: охотничья удача, счастье в жизни, везение. Сингкэном называют очень редкое насекомое, похожее на осу. Его появление означает приход удачи.

Прошу, прошу, даже губы между собой переругиваться начали. Слышит оно или нет? Крикнуть бы посильнее, да разве кричат, когда просят? Да просить-то можно. Только вот не всегда дают, когда просишь. Вчера попросила у матери сахару, да не получила. Нет его, кончился. Наверное, и у неба – Буга тоже звери кончаются. Людей-то много, и все есть хотят. Были бы у нас соседи – нимэки, у них можно было бы разжиться кусочком сахара. Никто теперь здесь не кочует с нами, все уехали в колхозы. Ну никак не хочу говорить про колхоз, а приходится. Единоличники мы. Так называют нас теперь все эвенки, потому что не вступили мы в колхоз. Слово-то какое, точно колючки: прилипло и не думает отлипать. Прилипло к нам, не избавиться от него. Да и как избавишься, если мы и есть единоличники неколхозные.

Моя мама хочет, чтоб мы в школе учились. Дети-то колхозников все в интернатах живут и учатся. А нам как учиться? Одному отцу в тайге опасно охотиться, всякое может случиться. Мама должна с ним кочевать. А мы в посёлке как одни жить будем? Школа-то не кочует, школа в посёлке находится. Да никто здесь уже не кочует, кроме нас да семьи авуса, дяди Некчора. А в посёлке, вернее – прииске Кукушке, у нас есть свой дом. Мы давно его купили, но живём там мало. Почти совсем не живём, и дом наш стоит всегда с заколоченными окнами и большим замком на дверях. Когда жить-то – оленей не бросишь в тайге ни зимой, ни летом. А без оленей нет жизни.

– Уйди, глупый Герой! Вот ты только и можешь, что лаять попусту да ластиться. А ведь никудышная ты собака, поэтому отец не берёт тебя с собой. Откуда быть тебе умным, подобрала я тебя у магазина в прииске. Видно, и в родителях твоих не было охотничьего нюха. Только и можешь что карман мой обнюхивать! Не дам тебе лепёшки, самой уж есть хочется. Иди поймай какую-нибудь зверюшку да поешь. Э, не умеешь ты кормить свой рот сам. Ну, чего хвостом виляешь? Взрослый пёс, а ума что у дикуши. Эх, Герой, Герой! Назвала я тебя Героем, а ты имя своё не оправдываешь. Не будет отец тебя зря кормить. Каждый взрослый – и человек, и собака – сам должен еду добывать. Заболталась тут совсем с тобой, идём.

В прошлом году тоже как-то не было удачи отцу. Была ранняя весна. Снег только сошёл, мы стояли табором на небольшой речушке. Кочки ещё не успели зазеленеть, не успели пустить ярко-зелёных стрел из своего нутра. Я часто ходила на ключик за водой. Прошлогодняя трава, жёлтая и пожухлая, была как длинные седые волосы на головах кочек. Часто я заплетала им косички, играя там. А отцу всё не было удачи. Однажды утром я проснулась и очень удивилась. На малу, на почётном месте у задней стены, на отцовой подушке сидел кто-то. На отцовой подушке сидел сделанный из сухой травы, из седых волос прошлогодних кочек человечек. Он курил скрученную из старой газеты «козью ножку». Очень просто смастерить такого человечка из сухой травы. Нужно взять большой длинный пук сухой травы, свернуть его, скрутив жгутом, чтоб верхняя часть была меньше нижней и была похожа на голову, а вторая – на туловище. Перевязать посередине такой же травой – вот и готов человечек-божок. Но делать его без большой надобности или для игры нельзя. Ведь это всё-таки маленький человечек. Весь день, как только начинали мы есть, я кормила его жиром. Потом зажигала ему самокрутку. Отец уехал на охоту, а мы все кормили его. Он сидел как хозяин на своём месте, и, казалось, кто-то важный появился у нас в палатке. Когда мы с сестрёнкой, играя, возились поблизости, то очень боялись его задеть. Через несколько дней вернулся отец. И опять вернулся ни с чем. Сойдя с учага, своего седового оленя, он подошёл к человеку-божку, выдернул из его рта «козью ножку» и кинул её в печь. Потом сказал мне:

– Неси-ка хворостину покрепче.

Я быстро нашла прут. А отец стал хлестать божка, приговаривая:

– Не ходил со мной на охоту! Не захотел помочь мне! Не искал, не выслеживал лося, сидел здесь и курил!

Потом открыл дверцу печки и кинул его туда. Жарким пламенем вспыхнул божок, и ничего от него не осталось. Я посмотрела на отца, и он понял меня, потому что сказал:

– Ленивый бог не нужен, ленивых не кормит тайга.

Уезжает отец на этот раз не на один день, а на несколько, подальше в тайгу. Как только отец садится на учага, мы все начинаем заниматься своими делами, потому что охотников на охоту не провожают. Не принято смотреть им вслед, говорить о предстоящей дороге, спрашивать, в каких именно местах он будет охотиться.

Три дня мы все ждём отца. Я всё гадаю про себя: будет ли на этот раз удача отцу? Мне так хочется хоть чем-то помочь ему. А почему бы и не попытаться? Я знаю, как это делается. Есть несколько способов. Дай-ка я испробую первый.

Я сяду на переднее бревно палатки – голо – и попрошу у неба удачи отцу. Ведь это оно, небо – Буга, является хозяином всех лесных жителей. Усевшись на бревно, я поднимаю глаза в его бездонную синеву и начинаю просить:

– Небушко, подари удачу!

Добычу, за гольцами находящуюся,

лицом к отцу поверни.

Поближе приведи,

жирного лося нам подари!

Удачу – сингкэн,

от отца отвернувшуюся,

к нему лицом направь!

Я повторяю свою просьбу много раз, пусть услышит небо.

Но наступил вечер, а потом ночь, отец не ехал. Значит, нет близкого зверя, не напал он на след.

Когда на следующий день отец опять уезжает на охоту, я решаю испробовать второй способ. Я начинаю искать сингкэна. Сингкэн – это большое насекомое коричнево-золотистого цвета. Нелегко его поймать, потому что это вместилище души лося. Редко он показывается людям. Ну уж я-то его найду, недаром мать говорит, что ничего нельзя от меня скрыть. Не скроется и он, желанный для меня сингкэн. Вот поймаю его, и останется какой-то лось-великан без души. Ведь душа-то – в сингкэне. А раз душа лося в моих руках, то отец обязательно его убьёт.

Три дня я ищу и караулю сингкэна, но не могу найти. Я ухожу далеко от палатки, но всё не могу найти. Не хочет он мне попадаться. Мать замечает мои отлучки и спрашивает:

– Какие это тропинки шагами меряешь? Зачем уходишь далеко от дома?

– Сингкэна поймать хочу, – говорю я матери.

Теперь мы вдвоём с сестрёнкой караулим сингкэна. Мы договорились, что она не будет его ловить, но сразу предупредит меня, что он прилетел. Тихо на нашем таборе. Собак нет, скучно без них, но они с отцом, они – работают. Вдруг что-то нарушает тишину. Что-то такое, стремительно рассекая воздух, издавая негромкий, но ясно слышимый звук, с тонким свистом пролетает где-то недалеко. И тут же раздаётся вопль сестрёнки.

– Где? Где? – кричу я, выскакивая из палатки, схватив то, что попало под руку. Оказывается, я схватила полотенце и теперь бегу с ним к сестрёнке.

– Вот! Вот он сидит! – показывает мне Аякчан, тыча пальцем в ствол лиственницы.

Да, это он! Золотисто-коричневый, с прозрачными крыльями, с острым ножиком на брюшке, с тонкой талией, как у осы. Подкрадываюсь, накрываю его полотенцем, прямо с полотенцем беру его в руку и несу к костру. Рука замирает на миг над горящим костром, и я бросаю коричнево-золотистого сингкэна в огонь.

– Сингкэн, подари удачу! – шепчу, я.

Радостные, мы бежим к матери, а она уже всё видела и знает, что это душу какого-то лося добыли мы. Значит, отец непременно приедет с добычей!

Сначала приходят собаки. Они далеко опережают отца.

– Уптан, Уптан! – зовёт чёрную собаку сестрёнка.

Он подбегает к ней, виляя хвостом. Она гладит его по животу и говорит:

– Животик-то какой кругленький! Мясо ел, да? Конечно, наелся мяса!

И мы бежим в ту сторону, откуда прибежали собаки. Стараемся подальше отбежать от табора и там встретить отца.

 

г. ЯКУТСК