МОЙ ЛЮБИМЫЙ ЦВЕТОК. Однокурсник большого русского поэта Николая Рубцова гордится тем, что переводил замечательную чукотскую поэтессу Антонину Кымытваль

№ 2017 / 9, 16.03.2017

В старости время летит сломя голову. Казалось бы, ещё вчера я получил из Магадана приглашение на празднование 75-летия чукотской поэтессы Антонины Кымытваль. Ответственный секретарь Магаданской писательской организации Василий Фатеев позвонил и сказал, что все расходы на перелёт туда-обратно Союз писателей берёт на себя. Заманчиво было вновь, через 28 лет отсутствия (последний раз я летал в Магадан осенью 1987 года), вдохнуть полной грудью воздух Колымы, увидеть тех из друзей, кто ещё остался на этом свете. Собственно, Тоня была до сих пор одной из тех немногих. Но я не полетел, ограничился поздравлением. Работа, возраст, всякие болячки, будь они неладны. А может быть, это было и к лучшему. Я запомнил Тоню полной сил, неукротимой энергии. А к своему юбилею она, по словам моих магаданских коллег, крепко сдала – перенесла инсульт, смерть спутника всей её жизни Виталия Задорина. И, возможно, самое обидное – полное отсутствие переводчиков, которые в 60–80-е годы сделали очень много, чтобы донести её уникальное творчество до русского читателя. В числе таковых был и я.

Антонина КЫМЫТВАЛЬ в год своего 75-летия

 

Тоня родилась 22 апреля 1938 года в селе Мухоморное Анадырского района в семье оленеводов. Его давно уже нет на карте полуострова, осталась лишь метеостанция. Вскоре после рождения умер её брат-близнец. По чукотским обычаям, если во младенчестве умирает один из близнецов, должен умереть и другой. Мать перестала кормить новорождённую.

Спасла Тоню бабушка, выкормив её оленьим молоком. Вскоре не стало её родителей и бабушки, девочка воспитывалась в интернате.

В тундру Тоня, будучи ещё в школьном возрасте, всегда брала с собой чаат (аркан) и малокалиберную винтовку. Владела она этим снаряжением мастерски, как и все оленные чукчи.

Не раз лицом к лицу встречалась с медведями, росомахами. Звери её не трогали. «Видимо, знали, что я стану поэтессой и буду ещё нужна людям», – полушутливо-полусерьёзно вспоминала Тоня.

Возможно, в этом была доля правды.

Антонина Кымытваль, избежав смерти в раннем детстве, хорошо знала цену жизни. Кроме двух родных дочерей – Любы и Насти, она и её муж – специалист оленеводства Виталий Задорин вырастили и воспитали достойными людьми четырёх племянниц Антонины, оставшихся сиротами.

Антонина КЫМЫТВАЛЬ, её муж Виталий ЗАДОРИН, дочери Люба и Настя

 

Закончив педучилище в Анадыре, Тоня работала учительницей в «Красной Яранге» селения Усть-Белая, а после Высших литературных курсов – в окружной газете «Советская Чукотка». В 1957 году в составе чукотско-эскимосского ансамбля участвовала в VI Всемирном фестивале молодёжи и студентов в Москве.

 

Село Усть-Белая

 

Первая книга стихов «Линлин’ин грэп» («Песни сердца») вышла на чукотском языке в 1960 году. И лишь
в 1969-м была издана её вторая книга – на русском в переводе Владимира Сергеева «Тебе» («Гынкы»). С тех пор поэтические сборники Антонины Кымытваль стали издаваться регулярно – в Магадане, Москве, во Франции, Японии, Германии…

При жизни было выпущено около двадцати книг первой чукотской поэтессы. Её переводчиками были уже упомянутый В.Сергеев, Валентин Португалов, рижанин Роальд Добровенский, работавший в своё время в Хабаровске и на Сахалине, Людмила Миланич, Анатолий Пчёлкин, Михаил Эдидович, тоже рижанин, долгие годы проработавший на Чукотке и Колыме…

Из Анадыря в Магадан Тоня перебралась то ли в 1973-м, то ли в 1975 году – уже не припомнить.

Познакомил нас прекрасный писатель-этнограф Владилен Леонтьев, давний друг поэтессы. Человек-легенда, «русский чукча», неутомимый бродяга, прекрасный знаток чукотских обычаев, языка, культуры, он заслуживает отдельного рассказа.

Жизнь его, без преувеличения, достойна пера Фенимора Купера. В середине 30-х годов Леонтьев с родителями прибыл на Чукотку, в самый дальний её посёлок Уэлен, там же закончил школу. Учился, кстати, в одном классе с известным чукотским писателем Юрием Рытхэу.

С наступлением тепла Леонтьев исчезал из Магадана. Один на казанке преодолевал пороги тундровых рек и речек, открывая всё новые страницы истории древних племён, населявших Чукотку – кереков, мышеедов. В его рассказах оживали черты их повседневного быта, междоусобных войн, сражений с пришельцами…

Впоследствии Владилен очень помог мне как переводчику поэтов Крайнего Севера.

Какой была Антонина Кымытваль? Скажу одно – это был светлый человек. Тоня, как никто, умела ценить дружбу, искренность и прямоту в отношениях, прощать людям многое, почти всё – кроме лжи и предательства.

 

Магаданские писатели Антонина КЫМЫТВАЛЬ, Владилен ЛЕОНТЬЕВ, Михаил Эдидович,

Альберт МИФТАХУТДИНОВ, Александр ЧЕРЕВЧЕНКО. 1978 г.

 

Помню такой случай. В середине 70-х к нам в Магадан нагрянул с многочисленной свитой Евгений Евтушенко. Подробно это событие описано мною в очерке «Попса 60–70-х. Магаданское шоу знаменитого поэта».

Городские власти предоставили ему для выступления самый большой зал – в Доме политпросвета. Выступление прошло на ура.

После чего магаданские поэты, художники, журналисты, Тоня и я – в том числе, скинувшись, устроили в гостинице обкома партии, где остановился почётный гость, товарищеский ужин.

Ещё не остывший от аплодисментов и оваций Евтушенко вдохновенно исполнял перед нами роль мэтра – взахлёб говорил о своих победах на поэтическом и любовном фронтах, отпускал скабрёзные шуточки в адрес всем известных собратьев по перу, требовал от местных поэтов прочитать что-нибудь и, выслушав, снисходительно похлопывал их по плечу: дескать, ничего, бывает и хуже.

Мы с Тоней от чтения своих стихов отказались.

В разгар веселья ко мне подошёл официант с выправкой прапорщика КГБ и шепнул на ухо, что высокого гостя требует к телефону «хозяин». Так называли первого секретаря Магаданского обкома партии Сергея Шайдурова.

Так же на ухо я передал эту новость Евтушенко. Он тут же прервал свою речь и вышел в коридор к телефону. Больше мы его не видели. Даже не сказав последнего «прости», знаменитый поэт отбыл на закреплённой за ним обкомовской «Волге» в загородные апартаменты «вождя», расположенные в 25 километрах от города, в Снежной долине.

Наше собрание сначала ничего об этом не знало, все мы просто ждали его возвращения в дружеское застолье, покуда тот же официант-прапорщик не сообщил нам о случившемся и не дал понять, что наше время вышло.

Собрав недопитое и недоеденное, мы, как оплёванные, отправились пешочком по ночному городу на квартиру Тони, где и просидели до самого утра…

До этого случая Тоня, насколько мне известно, относилась к Евтушенко с почтением, отдавая должное его популярности. Хотя о стихах его предпочитала не говорить – её кумиром были поэты русской классики, прежде всего Фёдор Тютчев. С того памятного вечера всё изменилось.

Вскоре в честь московской знаменитости местные власти организовали грандиозный пикник в окрестностях посёлка Ола, на берегу Охотского моря, в устье речушки, куда на нерест в это время стремились косяки кеты. Готовились тщательно, с размахом. Для гостей были разбиты армейские палатки, сколочены из досок столы и лавки, ящиками завезли спиртное. Уха из лосося, икра-пятиминутка были обещаны в неограниченном количестве.

На мероприятие были приглашены все «знатные» персоны города и даже члены Магаданской писательской организации.

Несмотря на то, что высокий уровень мероприятия обеспечивала подруга Тони – первый секретарь Ольского райкома партии чукчанка Анна Дмитриевна Нутэтэгрынэ, та наотрез отказалась в нём участвовать. «Есть и пить с ним за одним столом – много чести», – объяснила свой отказ чукотская поэтесса…

Я уже говорил о том, что в 70-е годы на недостаток переводчиков Антонина Кымытваль пожаловаться не могла. Писала она много и вдохновенно, причём не только стихи, но и пьесы для кукольного театра.

В то время я тоже вплотную занимался переводами – с эскимосского (Зоя Ненлюмкина, Юрий Анко), нанайского (Анна Ходжер, Константин Бельды), эвенкийского (Николай Оегир), юкагирского (Семён Курилов), саамского (Октябрина Воронова) и др. А вот стихи Тони переводить мне до поры до времени не доводилось. Нам хватало дружбы, да и не хотелось отнимать хлеб у моих коллег.

Однако пришлось. Случилось это в 1981 году.

Вот что вспоминал об этом в газете «Магаданская правда» бывший редактор местного книжного издательства Владимир Данилушкин:

«...Я вынужден был «зарезать» книгу в переводе Михаила Эдидовича – сборник Антонины Кымытваль «Мой любимый цветок». Руководство издательства со мной согласилось. А что делать? Книга стоит в плане. Кто её переведёт заново? Ведь эта работа трудоёмкая, требует времени немало, даже при наличии вдохновения. И квалификации!

Нужен товарищ Ч (одна из моих «подпольных» кличек того времени, – А.Ч.), только он справится. К этому времени Черевченко перевёл книжку первой эскимосской поэтессы Зои Ненлюмкиной настолько хорошо, что это привело в восхищение весь коренной народ и его приняли в почётные эскимосы. Получил за работу премию Магаданского комсомола.

Но поэта нет в городе, время отпускное. Советский Союз – страна большая, и всё же найти в ней Черевченко оказалось делом не самым сложным. А у того два условия: договор и аванс, иначе зажигания не срабатывает.

За полтора месяца он всю книжку переложил на русский. Осенью, на холодной даче под Ригой, у печурки, сидел и ткал нежную ткань женской души».

В общих чертах, так оно и было. С некоторыми уточнениями. В те достославные времена жители Крайнего Севера пользовались множеством льгот. Помимо северных надбавок к зарплате, каждый из нас за три годы работы получал право на полугодовой отпуск с оплатой дороги в любой конец страны и обратно.

Вот в таком отпуске тогда я и пребывал вместе с семьёй. В отпуске за полгода любые накопления в итоге сводятся к нулю, особенно спрятанные от жён «заначки». Я не был исключением, поэтому предложение Магаданского книжного издательства пришлось весьма кстати. Да и по творческой работе я изрядно истосковался, а стихи Тони Кымытваль мне были по душе.

Последние два месяца отпуска мы с женой и дочерью проводили у её родителей в Риге. Точнее в Лиелупе, где в огромном деревянном «курятнике» у моего тестя была дача от военкомата – комната площадью 18 квадратных метров.

Прикиньте: тесть, тёща, сестра жены, жена, дочь и я – по 2,5 кв. м. на человека. Для поэзии, пусть даже для чукотской, места не оставалось.

И я действительно снял комнату в двухэтажном домишке далеко за железной дорогой, в сени вековых сосен Рижского взморья.

Мне повезло: хозяйка дома – пожилая латышка Мирдза, её 25-летний сын Зигурд – актёр Валмиерского театра, приехавший погостить к маме в межсезонье, оказались людьми радушными и гостеприимными.

По вечерам мы частенько засиживались до поздна за бутылкой вина, Зигурд с печалью рассказывал мне о проблемах своего театра, строил планы на будущее. Мама ему поддакивала – она вырастила сына одна и болела за него всей душой…

Работалось мне над переводами Тониной книги легко – во многом мы с нею мыслили и чувствовали одинаково.

Антонина КЫМЫТВАЛЬ и Александр ЧЕРЕВЧЕНКО
в Магаданском отделении Союза писателей. 1980 год

 

Книга «Мой любимый цветок» вышла в свет в 1982 году. Кстати, из всех двух десятков сборников Антоны Кымытваль в русском исполенении этот был и остался единственным авторизованным переводом. Книга получила обширную прессу.

Не хвастаю, но горжусь тем, о чём в своей рецензии на этот сборник написал в мартовском номере журнала «Знамя» за 1983 год критик Вячеслав Огрызко: «Нельзя не отметить и качество перевода. Сама поэтесса признаётся, что ей наконец повезло с переводчиком. Поэт Александр Черевченко знает Север не понаслышке, ему хорошо известны традиции культуры народов Чукотки».

Судя по всему, последние годы Антонина Кымытваль прожила в некоем вакууме. Условия «свободного» рынка, точнее дикого капитализма, преобразили и местную писательскую организацию – проблемы «стариков» её уже не интересовали.

Вымерли или отбыли в дальние края переводчики стихов чукотской поэтессы, а ведь неразрывная связь с русскими читателями, их высокая оценка её стихов были движущей силой творчества поэтессы.

А 29 октября 2015 года не стало и Антонины. Судя по всему, к «верхним людям» первая чукотская поэтесса ушла в скорбном одиночестве.

По религиозным представлениям чукчей, помимо жизни людей на поверхности земли, существует жизнь и над небесной твердью. Там живут их предки – «верхние люди». Они ведут тот же образ жизни – пасут оленей, охотятся, не испытывая тягот, которые выпали им на земле, – голода, постоянного холода, мора оленьих стад, оводовой напасти.

Эта вселенная всё время пополняется земными людьми после их смерти. Однако попадают туда лишь те, кто прожил жизнь достойно. Уверен, что Антонина Кымытваль – в их числе.

Винни ытрыч. Вот всё.

 

Александр ЧЕРЕВЧЕНКО

 

г. РИГА