ТРУДНОЕ ВОЗВРАЩЕНИЕ НА РОДИНУ. Поэт трагедии и любви – Кайсын Кулиев

№ 2017 / 9, 16.03.2017

Когда в начале 1945 года бывший капитан советской армии Кайсын Кулиев выписался после четвёртого ранения из госпиталя, перед ним встал вопрос, как обустраивать свою дальнейшую жизнь. Возвращаться на малую родину – на Северный Кавказ – ему было запрещено. Ещё 8 марта 1944 года значительную часть его земляков тогдашняя власть выселила в Среднюю Азию. Руководитель Союза советских писателей Николай Тихонов попросил кремлёвское начальство разрешить Кулиеву как храброму воину и блестящему поэту самому выбрать любое другое место жительства. В Кремле возражать не стали, но оговорили, что отважный балкарец не может, кроме Кавказа, претендовать на Москву и Ленинград. Однако Кулиев отказался осесть в Центре. Он предпочёл разделить судьбу своего народа и добровольно отправился к выселенным в Киргизию сородичам.

По приезде в киргизскую столицу Фрунзе Кулиев обратился в местное отделение Союза писателей с тем, чтобы встать там на учёт. Следуя ведомственным инструкциям, литературные функционеры попросили поэта заполнить анкету, написать автобиографию, представить фотографии, собираясь потом весь пакет документов переслать в Москву.

Кулиев все нужные материалы представил 23 марта 1945 года. В своей автобиографии он отметил: «Членом Союза советских писателей <стал> в феврале 1939 года [в других документах поэт указывал другой год вступления в союз – 1938-й. – В.О.]. В июне 1940 г. добровольно пошёл в Красную армию. После месячного пребывания в 219 с<трелковом> п<олку> был направлен в 201-ю воздушно-десантную бригаду имени С.М. Кирова парашютистом. С этой бригадой 22 июня 1941 г. в первый же день Отечественной войны вступил в бой с немецкими оккупантами в Литве. Был среди пятнадцати парашютистов-подрывников, взорвавших большой чугунный мост через Западную Двину в городе Даугавпилс (Двинск), участвовал во многих боях 41 г. как парашютист, в том числе в десанте под городом Орёл в октябре 1941 г. Сражался под Тулой» (РГАЛИ, ф. 631, оп. 39, д. 3148, л. 156).

Точно известно: этот вариант автобиографии поэта вместе с анкетой вскоре дошёл до Москвы и поступил в отдел творческих кадров Союза советских писателей. Правда, никакого подтверждения московские кадровики в Киргизию не отправили. Но литфункционеров Киргизии это не смутило. Они решили, что всё в порядке, и стали к ежегодно посылаемым в Москву отчётам о работе каждого члена Союза писателей Киргизии прикладывать и материалы о Кулиеве. Сохранился один из таких отчётов. В нём сообщалось, что «тов. Кулиев перевёл ряд крупных произведений киргизских авторов, в том числе роман лауреата Сталинской премии Тугельбая Сыдыкбекова «Люди наших дней», и его же повесть «Дети гор» (РГАЛИ, ф. 631, оп. 39, д. 3148, л. 134).

Реакция Москвы на отчёты о творческих успехах Кулиева последовала лишь осенью 1949 года. Но отнюдь не та, которую ждали в Киргизии. 30 ноября 1949 года заведующая отделом творческих кадров Союза советских писателей Жданова сообщила председателю СП Киргизии Баялинову: «…возвращаем творческий отчёт Кулиева К.Ш., так как он не является членом Союза советских писателей и на учёте в ССП СССР не состоит. О писателях-переселенцах мы Вам сообщили письмом от 17 августа 1949 г.» (РГАЛИ, ф. 631, оп. 39, д. 3148, л. 152).

Я упомянутое письмо от 17 августа 1949 года пока ни в одном архиве не обнаружил. Но в контексте грозного сообщения Ждановой понятно, что речь, видимо, шла о том, что литературное начальство Москвы, получив со Старой площади или Лубянки какие-то указания или намёки, решило писателей из числа спецпереселенцев задним числом из творческого союза исключить. Кстати, эту версию потом подтвердили другие документы.

К вопросу о членстве Кулиева в Союзе писателей литературное начальство вернулось лишь после смерти Сталина. 27 апреля 1953 года председатель Союза писателей Киргизии А.Салиев и ответственный секретарь этого Союза Я.Шиваза направили заместителю генерального секретаря ССП Алексею Суркову своё обращение. Они писали:

«В 1945 году после демобилизации из армии прибыл к нам в Киргизию балкарский поэт Кайсын КУЛИЕВ, который был зачислен в число спецпереселенцев – балкарцев, чечен, ингуш и других народностей.

Кайсын Кулиев состоял в членах ССП Союза ССР с 1938 г., член КПСС. В дни Отечественной войны он был награждён орденами «Отечественная война», «Красная Звезда» и медалями.

Правление ССП Киргизии в 1949 году исключило Кайсына Кулиева из ССП, вместе с другими писателями-переселенцами.

Несмотря на это К.Кулиев всегда работал в ССП Киргизии, упорно изучал киргизский язык, много переводил произведений киргизских писателей на русский язык (как подстрочный, так и художественный).

В настоящее время К.Кулиев в совершенстве владеет киргизским языком и выполняет большую, полезную работу по переводам произведений киргизской литературы.

Тов. Кулиев подал заявление в Правление ССП Киргизии о принятии или восстановлении его в члены Союза советских писателей.

Правление ССП Киргизии считает тов. Кулиева полезным для нашей литературы и просит Вашего мнения о возможности принятия или восстановления его в ССП Киргизии» (РГАЛИ, ф. 631, оп. 30, д. 227, л. 10).

Уже 12 мая 1953 года просьба киргизских функционеров была вынесена на рассмотрение секретариата Союза советских писателей. Сохранился протокол этого заседания секретариата. В нём сказано, что заседание проходило под председательством Суркова. Из секретарей на нём присутствовали Н.Грибачёв, В.Кожевников, Л.Леонов, А.Твардовский и К.Симонов. Отдел науки и культуры ЦК КПСС представлял инструктор ЦК М.Колядич.

Приведу фрагмент стенограммы.

«СУРКОВ. Следующий вопрос – ходатайство председателя ССП Киргизии т. Салиева о восстановлении и принятии в члены Союза Кайсына Кулиева. (Читает письмо т. Салиева)

ГРИБАЧЁВ. Кайсын Кулиев – действительно талантливый человек. Он проводит колоссальную работу, он делает переводы. Прекрасно знает русский и киргизский языки, сам делает подстрочники и сам переводит. Это ценный работник, особенно для Киргизии. Я предлагаю поддержать ходатайство Киргизского ССП. Учитывая ту характеристику, которая даётся Союзом писателей Киргизии, Секретариат ССП не видит оснований для того, чтобы не поставить вопрос о приёме Кулиева.

СИМОНОВ. Я возражаю против этого. Не в наших правах восстанавливать или принимать его как писателя, кладя в основу то, что он талантливо пишет на балкарском языке. Это серьёзный политический вопрос, с которым надо обращаться в Центральный Комитет. Если он хорошо переводит на киргизский с русского и с русского на киргизский, мы можем поставить вопрос о восстановлений Кулиева как переводчика. ССП Киргизии правомочен принять его в Союз. Они спрашивают нашего совета.

Я предлагаю записать: учитывая характеристику, данную т. Кулиеву руководством ССП Киргизии, Секретариат ССП СССР не видит препятствий для приёма Кулиева в Союз, как переводчика художественной литературы с русского языка на киргизский, с киргизского на русский. (Принимается)» (РГАЛИ, ф. 631, оп. 30, д. 227, лл. 16–17).

Вскоре после состоявшегося секретариата Кулиеву предложили ещё раз написать свою автобиографию. Он это сделал уже в 1954 году. Поэт писал:

«Родился в 1917 году в семье так называемого кара уздена – вольного горца, то есть мой отец не работал ни на кого и на него никто не работал. Он имел коня, саблю, винтовку, несколько голов скота и клочок земли. Мой отец и его братья, отличные стрелки-охотники, были известны в горах своим мужеством и свободолюбием. Отец мой умер, когда мне было года три, но я долго гордился его храбростью. Мать и другие люди много мне рассказывали о нём. Из этих рассказов возникал передо мной мужественный образ отца. В 1919 году в горах Чегема отец мой вместе с другими горскими партизанами сражался против войск Деникина, но вскоре заболел тифом и умер дома. Заняв аул Чегем, белоказаки превратили наш дом в конюшню, весь запас зерна дали лошадям, а нас, мать-вдову, сестру старше меня года на два и меня, просто выбросили на улицу. Мы бедствовали. Тяжело пришлось матери. Мы долго ночевали у каменной ограды, коих в горных аулах много. Люди боялись позвать нас к себе в дом. Племянник моего отца Такуш, очень храбрый человек, меткий стрелок, тоже был красным партизаном. Когда отряду пришлось отступать через перевал – в Сванетию, Тадкуша снесло снежным обвалом. Труп нашли только через год. Об этом долго у нас вспоминали. Я пишу обо всём этом потому, что всё это с детства оставило в моей душе глубокий след и в большой степени определило характер моей писательской работы.

Вырастила и учила меня мать. Она была ещё совсем молодая, когда овдовела. Жилось ей очень нелегко. Она отличалась исключительным трудолюбием и обеспечивала нас. С детства меня окружал горский фольклор. Я знал много эпических и лирических <нрзб> сказок. Меня заставляли петь на свадьбах и разных сборищах. Я был как бы маленьким ашугом. С русской литературой ознакомился рано. С удовольствием вспоминаю, как я впервые слышал лермонтовское «Бородино». Его пел печник Михаил, который клал нам печь. В тот день в горах был снегопад. Я тогда не знал, кем для меня станет Лермонтов. В годы войны, да и позже, в доме клялся именем Лермонтова. Я очень люблю его и Петефи.

Окончив среднюю школу, в 1935 году я поехал в Москву. Поступил в ГИТИС. Окончил четыре курса. Одновременно посещал Вечерний Литинститут ССП СССР. Печататься начал с 1935 г. В члены ССП был принят в 1938 году. В начале 1940 года вышла моя большая книга стихов и поэм «Привет, утро!». Летом того же года добровольно ушёл в Красную Армию. Служил в парашютной бригаде. Прыгал. Это очень нравилось мне. Война застала меня в этой бригаде. Воевать начал в первый же день войны. Как парашютист-подрывник в первые дни войны участвовал в взрыве моста через Западную Двину у города Даугавпилса (Двинск). Участвовал в боях за Литву, Латвию, Москву, под Орлом. Осенью 1942 года я был отозван в Москву Политуправлением Красной Армии и в конце декабря направлен на Сталинградский фронт корреспондентом военной газеты. В 1942 году, находясь в Москве, я дважды выступал по радио. Мои произведения передавались в те годы неоднократно. Они печатались в центральных газетах «Правда», «Красная звезда», «Литература и искусство», журналах «Знамя», «Огонёк», «Дружба народов», «Красноармеец». Некоторые из моих вещей были переведены на французский, английский языки и языки народов СССР.

Был в боях за Ростов, Донбасс, Крым. С первой же группой наших войск ноябрьской ночью 1943 года я перешёл Сиваш. В апреле 1944 года был тяжело ранен и вышел из строя. С 1945 года живу и работаю в Киргизии. Изучил киргизский язык. Много переводил с киргизского на русский язык. Сейчас работаю над книгой для юношества «Повесть о смелых» – о военных парашютистах. Одновременно готовлю сборник рассказов «Новый дом» (РГАЛИ, ф. 631, оп. 39, д. 3148, лл. 148–149).

Что ещё тут добавить? Мне пока остался неясен следующий момент. Во всех анкетах конца 40-х – начала 50-х годов Кулиев указывал, что с апреля 1945 по декабрь 1949 года он занимал во Фрунзе должности заместителя ответственного секретаря Союза писателей Киргизии по творческим вопросам и председателя русской секции, а начиная с конца 1949 года, проживал в Нальчике, где в 1951 году Маки Магомет-Султановна Дахкильгова родила ему сына Эльдара. Но в официальных бумагах утверждается, что в Нальчик Кулиев вернулся лишь в середине 1956 года. Как объяснить эти расхождения, я пока не знаю.

Впрочем, не это главное. Главное – пронзительные стихи поэта. Это он после возвращения на свою историческую родину написал:

 

Я, над раненым камнем склонясь, горевал:

От огня почернел он, от горькой беды.

Он мне мёртвым казался, и я тосковал,

Потому что хотел на нём видеть цветы.

 

Вячеслав ОГРЫЗКО