А без меня народ неполный
К 125-летию Андрея Платонова
№ 2024 / 24, 28.06.2024, автор: Иван САБИЛО (г. Санкт-Петербург)
Наверное, мы не ошибёмся, если скажем, что в 30–80-е гг. прошлого столетия одним из самых читаемых писателей среди молодых литераторов в Советском Союзе был Андрей Платонов. Творчеством этого художника слова не просто увлекались, о нём спорили, его обсуждали, вели дискуссии. Многие начинающие авторы, а часто не только начинающие, не смогли избегнуть прямого заимствования его литературного языка, его своеобразного стиля, который рождался будто бы не в сознании и душе писателя, а в недрах самой жизни. Вот одно его предложение в качестве примера, как он изображал нашу повседневность:
«Захар Павлович заметил не столько утро, сколько смену работников – дождь уснул в почве, его заместило солнце, от солнца же поднялась суета ветра, взъерошились деревья, забормотали травы и кустарники и даже сам дождь, не отдохнув, снова вставал на ноги, разбуженный щекочущей теплотой, и собирал своё тело в облака» (роман «Чевенгур», 1928 г.)
И там же:
«Захар Павлович мастеровым говорил, что у власти опять умнейшие люди дежурят – добра не будет».
Подражатели множились в геометрической прогрессии. Однако никому не удавалось в своих сочинениях добиться платоновской выразительности. Слова, заимствованные у писателя, никак не сочетались со своими собственными словами. И выглядели вычурно и неестественно, вызывая ироничную усмешку, а иногда и пренебрежение читателей.
Сам же мастер плодоносного пера в статье «Фабрика литературы» писал:
«Искусство получается в результате обогащения руд жизни индивидуальностью художника. Фурманов был военным политработником, Рейснер революционеркой, странницей, а потом уже они были писателями».
А позже, когда отдельные литераторы стали называть Платонова своим учителем, он с некоторым смущением говорил:
«Какой я учитель! У меня учиться нельзя. Как стал на меня чуть-чуть похожим, так и – сгинул!»
* * *
В 1994 году, в Орле на выездном Пленуме правления Союза писателей России его председатель Валерий Ганичев назвал Орёл третьей литературной столицей нашей страны (после Москвы и Петербурга). Он имел в виду вклад писателей, родившихся на орловской земле, в создание великой русской литературы. Знал Валерий Николаевич слова столетней давности писателя Николая Лескова о его родном городе:
«Орёл вспоил на своих мелких водах столько литераторов, сколько не поставил их на пользу Родины никакой другой русский город».
Сидевший рядом со мной Николай Коняев кивнул:
– А четвёртая столица – Воронеж.
– Или всё-таки Тула? – спросил я.
– Нет, Воронеж, – сказал он.
Воронежская земля стала родиной многих знаменитых писателей и поэтов. Назовём некоторых из них: Иван Бунин, Алексей Кольцов, Иван Никитин, Самуил Маршак, Гавриил Троепольский… Здесь же 28 августа 1899 года родился выдающийся русский советский писатель Андрей Платонович Платонов (родовая фамилия Климентов).
Если бы меня спросили, почему в своей ранней юности я полюбил его произведения, я бы ответил: потому, что он мне близок многими своими чертами. Сначала тем, что он сам и его отец были железнодорожниками. Отец Платон Фирсович Климентов служил паровозным машинистом и стал дважды Героем социалистического труда. Сын Андрей поступил в Воронежский университет, но, не проучившись и года, перешёл в железнодорожный политехникум. Во время Гражданской войны работал помощником машиниста паровоза и занимался транспортировкой красноармейцев и военных грузов. Кто читал Платонова, тот знает, сколько внимания в своих произведениях он уделил железной дороге и тем, кто трудится на ней.
А мне было близко всё, что являло собой связь с железной дорогой. Рос я в Минске, в районе Товарной станции, где днём и ночью гудели паровозы, грохотали товарные и пассажирские поезда. Где непрестанно действовала сортировочная горка, с которой спускались вагоны по веером расходящимся путям, и формировались свежие составы. Ещё и потому, что мой отец – он называл железнодорожников рабочей аристократией за их безупречное отношение к труду – был преподавателем спецтехнологии и мастером производственного обучения в Минском железнодорожном училище. И сам я, окончив семь классов, собирался стать в нём помощником машиниста, но не хватило возраста – отказали. Машинистом паровоза, а затем и тепловоза после десятилетки и этого училища стал мой двоюродный брат Евгений. К нему чуть ниже мы вернёмся.
С детства я много читал, в основном, классику. И даже пробовал писать стихи. А когда подростком переехал на учёбу в Ленинград и начал посещать литературное объединение молодых поэтов «Голос юности», там в 1959 году услышал имя Платонова. Читая его, понимал, что он отличается от многих других писателей изящной особинкой – своеобразным языком своих произведений. Попробовал и я, чтобы – как он, и понял: не получается. Необходимы иные витамины и глубина понимания для полноценного выражения действий и мыслей моих героев.
Несколько позже я узнаю, что и Андрей Платонов в юные годы сочинял стихи. 19-летний поэт писал:
ЮНОШЕ
Где чувства мало, там мысли много,
Где мысли много, там чувства нет…
Иди лишь прямо – одна дорога –
Туда, где правды сияет свет.
Иди же прямо, иди же смело,
Пока ты молод и полон сил,
Чтоб сердце волей стальной горело,
Чтоб, погибая, ты победил.
1918
Кто-то скажет, что в этих строчках немного искусства, но, вероятно, всё же отметит заложенный в них программный авторский код, прежде всего для самого себя. По сути, здесь намечена линия поведения человека, преисполненного чувством долга сохранить самоуважение и преодолеть трудности на пути к правде. А я, прочитав это стихотворение, почему-то вспомнил пушкинское «Послание в Сибирь» и ответ Одоевского «Струн вещих пламенные звуки».
Три года спустя Платонов напишет:
Когда я думаю, я слышу музыку,
Поют далёко голоса.
И светит солнце слепому узнику,
И песне-мысли нет конца.
Над головою дышит бездна,
Непостижима и ясна.
Дорога вышла в неизвестность,
Где вечно светится весна.
1921
В этом стихотворении уже нет той определённости и уверенности в своих силах. И всё то, что казалось достижимым, теперь кажется мнимым и призрачным, как это бывает в зыбком, неустойчивом мире. И остаётся только предполагать, что по жизни автор столкнулся с проблемами психологического порядка. Это бывает при неожиданно возникших обстоятельствах, когда твоё понимание происходящего в юдоли не имеет возможности что-либо в ней изменить. Но всё же вера в собственный дух и разум возвращают ему уверенность и принципиальность. В 1926-м он пишет:
Мы на ветру живём
С незащищённым сердцем,
В пучине мира мы – нечаянный огонь.
И либо мы весь мир ослепим,
Иль нас самих потушит он.
И весело на свете быть голым и живым –
Таким вот, от которых горе устаёт,
Не мудрым, не прекрасным,
А – сильным и простым,
Не богомольцем правды, а мастером её (…)
* * *
Отрочество и юность Андрея Платонова пришлись на бедовое время: Первая мировая и тут же Гражданская война. Разруха, голод, крайняя неопределённость, но, к счастью, и любовь к чудесной девушке Маше. Будучи не долгое время студентом Воронежского университета, Платонов влюбился в сокурсницу дворянского происхождения из графского рода Шереметевых Марию Александровну Кашинцеву. Она была на четыре года младше Андрея. Ей же не особенно понравился многословный, вечно о чём-то спорящий парень. И она, чтобы отдалиться от него, летом 1921 года попросила отправить её в село Верхнее Волошино, в 60 км от Воронежа. Как ей сказали, «на ликвидацию крестьянской безграмотности». Там она работала по апрель 1922 года, и Андрей с большой радостью навещал её. Не быстро, но всё же ему удалось влюбить в себя Машу.
Поженились они после рождения сына, который увидел свет в 1923 году. Назвали его именем деда – Платон.
К неутешному горю матери и отца, он повёл себя крайне опрометчиво. Сначала 15-летний отрок со своим дружком украл настенные часы и пишущую машинку, за что был осуждён на один год условно. А вслед за этим его осудили на длительный срок по 70-й статье «За антисоветскую агитацию» (в различных источниках есть разные версии этого события, мы остановимся, как нам кажется, на самой правдоподобной). 16-летний Платон и его одноклассник были влюблены в одну девушку, и она отдавала предпочтение Платону. Они дружили, собирались на вечеринки, шутили, вели различные разговоры, в том числе о своей жизни, о жизни страны. Часто критически отзывались о советской власти и её вождях. Соперник, зная особую уязвимость Платона от его первой судимости, воспользовался популярным на то время способом расправы над нетерпимым товарищем и написал письмо в «компетентные органы». В нём он указал, что якобы существует некая молодёжная организация, которая готовит злой умысел против государства. Разбирательство было не слишком долгим. Суд приговорил Платона к 10 годам лагерей. И отправил в заключение сначала в Вологду, потом в ссылку на Соловки, и, наконец, в Норильлаг. Здесь он вместе с многими тысячами других заключённых, среди которых был и сын Анны Андреевны Ахматовой Лев Гумилёв, строил Норильский никелевый комбинат.
Андрей Платонович тяжело переживал сыновью, а значит и свою собственную, долю. Он и его друг Михаил Шолохов, который тогда являлся депутатом Верховного Совета, обратились к Сталину с письмом и попросили освободить сына. И добились своего – Платона переместили из Норильлага в Бутырскую тюрьму, и было проведено новое расследование. На нём Платон признался, что прежний следователь пригрозил, что, если он не подпишет показания, будут арестованы его мать и отец…
Через два года Платон вернулся к матери, но с тяжёлой болезнью – туберкулёзом. Отец, будучи военным корреспондентом, в 1943 году смог приехать домой и какое-то время был у постели умирающего сына.
В 1944-м у Платоновых родилась дочь Мария. А когда ей исполнится шесть лет, отец завершит свой земной путь.
В своей короткой жизни Платонов страстно тянулся к знаниям. Он изучал историю, философию, электротехнику и другие науки. Он разработал цельную философскую концепцию, где есть место всевозможным механизмам, космизму и «сокровенному человеку». Его технический гений признают многие учёные. А его рассказы, повести, романы несут в себе самобытные идеи, оригинальные сюжеты.
С большой радостью и надеждой на справедливое переустройство мира он встретил приход советской власти. Он пишет очерки, статьи, активно участвует в общественной жизни. В 1922 году у него, 23-хлетнего, выходит книга стихов «Голубая глубина». Обширные знания и разнообразные умения помогают ему стать талантливым инженером, он занимается мелиорацией, строит плотины. В 1925 году по его проектам в Воронежской области возвели несколько плотин, и Платонова пригласили на работу в Москву. Но в 1926-м в области случилось неожиданно мощное наводнение, и плотины, построенные Платоновым, были снесены. Инженера уволили, он старался жить на литературные гонорары.
* * *
Он рано перешёл на прозу. Удивляет и восхищает объём его библиографии. Её составили стихи, рассказы, повести, романы (к сожалению, он смог закончить только один из них – «Чевенгур»), сказки, драмы, эссе, критические статьи, письма.
Ближе всего мне его рассказы. Первый из них для меня «В прекрасном и яростном мире» удивил и тронул абсолютным знанием профессии машиниста паровоза, перевозившего пассажирские составы. Писатель знал все конструктивные и ходовые особенности самой сильной в мире сухопутной машины. А главное, тонко разбирался в психологии пожилого машиниста Александра Васильевича Мальцева и его юного помощника Кости. Чувствуя личную беспредельную власть начальника, Мальцев всячески подчёркивает свои преимущества матёрого профессионала перед молодым работником. И, хотя Костя всё делает, как надо, Мальцев излишне строго и даже придирчиво относится к его разнообразным действиям. Свои недовольства он даже не высказывает, а бьёт ключом по металлическим частям паровоза. Костя не возражает и не обижается. Он продолжает свой терпеливый труд, при этом внимательно прислушивается к словам первостепенного мастера, стараясь работать как можно лучше.
В одной их поездке случилась ближняя гроза и особенно ярко сверкнула молния. Машинист Мальцев ослеп, но даже не понял этого – и продолжал вести пассажирский состав, как будто своим внутренним зрением видел, что там у них впереди. Но видел он только то, что бросалось в глаза раньше, а теперь он пропустил жёлтый и красный предупреждающие сигналы. Это вело к небывалой катастрофе. Помощник Костя понял, что происходит, и смог остановить машину, которая не доехала всего нескольких метров до стоявшего на их пути паровоза с товарным составом.
Ослепление Мальцева оказалось кратковременным, он тут же стал зрячим, что явилось поводом для привлечения его к уголовной ответственности. Следственные органы не смогли убедиться в том, что машинист на самом деле ослеп от удара молнии, им казалось, он не хотел предотвратить катастрофу. Его судили и отправили в тюрьму. Отбыв положенный срок, безработный Мальцев тяжело переживает случившееся. А его помощник Костя не может успокоиться, что судили невиновного. Он убеждает следователя провести в лаборатории эксперимент с Мальцевым при помощи искусственной молнии – электрического разряда. Следователь соглашается, и Мальцев снова слепнет, но теперь уже надолго, может быть, навсегда. Зато всем понятно, что он не виновен, а по мнению Кости, лучше быть слепым и безработным, чем виновным в совершении преступления.
Больше всего Мальцев страдает оттого, что лишился любимой работы. Костя видит мучения машиниста. И однажды решается пригласить его в очередную поездку в свой паровоз. И о чудо! К Мальцеву, оказавшемуся в естественной и желанной для него обстановке, возвращается зрение.
Рассказ я дал прочитать двоюродному брату Евгению, машинисту паровоза, а затем тепловоза. И сказал, что не верю в описываемые события, и что это вовсе не рассказ, а живописная авторская выдумка на тему труда. Ибо паровозу не страшны никакие молнии, потому что он стальной. И, если ударит его молния, грозовой электрический разряд уйдёт по корпусу и по колёсам в землю, не причинив машине вреда.
– Ну да, паровозу действительно молния не страшна, – согласился Евгений. – Но у Платонова не сказано, что молния попала в паровоз. А сказано, что она своим ярким светом лишила машиниста зрения.
– Тогда сойдёт, – кивнул я. – Отличный рассказ, есть чему поучиться!
– Но мне показалось, – продолжал Евгений, – что главное в рассказе не случай с молнией, а человечность, с которой молодой помощник машиниста относится к своему старшему по годам и по должности товарищу.
Я с большой радостью принял понимание брата.
* * *
Трогательным, исполненным участия и тепла, оказался для меня рассказ Платонова «На заре туманной юности».
14-летняя Оля жила в посёлке при железнодорожной станции. Её отец работал составителем поездов, но в Гражданскую войну он и её мама умерли от тифа. Не смогла осиротевшая, голодная девочка оставаться в доме одна и отправилась в город к тёте Тане, родной сестре матери. У неё с мужем не было детей, и Оля думала, что они смогут приютить свою родственницу. Однако тётя не обрадовалась её приезду. И не скрывала этого. Сославшись на то, что она только сейчас вымыла полы и нужно им дать просохнуть, отправила племянницу на улицу. Оля вышла, увидела невдалеке старые рельсы и села на них, чтобы ждать. Долго сидела в темноте, а когда поняла, что никто её звать не собирается, постучала в дом.
– Ты что стучишь? – спросила тётя. – А мы уж думали, ты давно ушла.
– Я уморилась ждать, когда вы позовёте. Я боюсь одна на улице…
– От своих детей бог избавил, зато нам родня подсыпает.
Муж тёти Тани тоже не обрадовался племяннице, но всё-таки сжалился: «Пускай переночует».
Тяжело оказалось Оле жить у тёти в доме. Особенно тяжело было слышать её причитания, что нищая племянница явилась на всё готовое и, дескать, только и думает, что вот скоро тётя и её муж умрут, а ей достанется дом и всё, что в нём есть.
Оля поняла свою ненужность в этой избе, покинула родных и пошла по улице большого города. Она ещё не понимала, куда идёт, но и оставаться у тёти Тани уже не могла. Стена высокого жёлтого дома пестрела объявлениями, люди их читали, и Оля тоже заинтересовалась. На одном плакате было написано, что в университет принимаются слушатели с предоставлением стипендии и общежития. Оля направилась туда – она уже четыре зимы ходила в школу и хотела поступить на учёбу. В канцелярии по-доброму отнеслись к девочке. Заведующий написал письмо на курсы подготовки младших железнодорожных агентов с просьбой принять на учёбу осиротевшую дочь рабочего. Её приняли и обеспечили общежитием, одеждой и стипендией, чтобы она могла питаться.
Поселили её в комнате, где Оля стала подружкой полусироты Лизы, отца которой убили в империалистическую войну. А мать её повела свободную от родительских обязанностей жизнь и забыла о дочери.
«Грусть и тревога перед жизнью, вызванные в Ольге смертью родителей, ночлегом у тётки и сознанием, что все люди обходятся без неё и она никому не нужна, – сразу в ней прекратились. Ольга понимала, что она теперь дорога и любима, потому что ей давали одежду, деньги и пропитание, – точно родители её воскресли и она опять жила у них в доме. Значит, все люди, вся Советская власть считают её необходимой для себя, и без неё им будет хуже».
Но к весне столовой перестали выдавать продукты и задержали стипендию. Поголодав два дня, Лиза расплакалась, а Ольга удержалась от слёз. Она пошла в дом к жильцам и попросила работы. Все управлялись сами, и только в одной квартире полная женщина предложила ей вымыть полы, а за это дала ей хлеба, два куска сахару и немного денег. В общежитии она дождалась, когда Лиза вернётся после учёбы и разделила с ней пополам хлеб и сахар. И сказала Лизе:
«Ты учись теперь за себя и за меня, пока нам стипендию не отдадут. А я буду тебя кормить и у тебя уроки записывать, а по вечерам стану их готовить».
Так они жили и учились. В одну квартиру Ольга нанялась приходящей нянькой к человеку, у которого умерла жена. Его сыну было всего полтора года, звали его Юшкой, он с большой радостью принял Ольгу. И ровно месяц Ольга была нянькой Юшки. На заработанные деньги она кормила себя и Лизу. Наконец курсантам выдали стипендию, а столовую продолжили снабжать продуктами. Ольга не перестала ходить к Юшке, хотя у него была уже другая нянька. Но Юшка радовался именно ей и называл её «мамой».
Три года провела она на курсах, после чего её и Лизу направили практикантками на маленькую железнодорожную станцию. Здесь они должны были работать конторщиками, подменять дежурных по станции и даже научиться управлять маневровым паровозом.
Жилого посёлка вблизи станции не было, поэтому курсанток поселили в оборудованный для перевозки войск товарный вагон.
Сначала подруги захотели пройти практику на станционном паровозе, и начальник станции дал добро. После трёх месяцев практики на паровозе Лиза стала работать в конторе у начальника станции, а Ольгу направили в пакгауз – в помощники к весовщику; она хотела в точности знать дело грузовых операций – главную работу железных дорог.
Незадолго до окончания практики Ольга ранним утром проснулась в своём вагоне от тревожного гудка паровоза. И поняла: он кричит о том, что у него оборван состав. Она вскочила, оделась и побежала на станцию, где в это время на пути грохочущего поезда стоял одинокий паровоз, а в нём машинист и его помощник. Они безучастно глядели на приближающийся состав.
На платформе был начальник станции. Ольга подбежала к нему:
– Вы слышите – у него состав оборван!
– Да, воинский состав с красноармейцами. Надо поскорее принимать какое-либо решение.
Начальник станции выразил недовольство, что именно в его смену случаются всякие неприятности. Ольга ему не ответила; она глядела в сторону набегающей катастрофы…
И катастрофа с летящим под уклон составом непременно бы случилась, если бы не Ольга. Она вскочила в паровоз, где были машинист и его помощник, и заставила их отправить паровоз вперёд, чтобы, двигаясь медленнее набегающего состава, перехватить его и остановить. При этом потребовала трусливых машиниста и его помощника покинуть паровоз. Они, вроде бы нехотя, но подчинились.
«Боже мой», – прошептала она, как говорила когда-то мать. И ощутила удар в тендер паровоза. Ольгу сжало в машине, ей стало душно, оттого что всю её – без остатка – вдавливает в железное тело горячего котла…
Но оборванный состав уцелел. Красноармейцы и командир подошли к паровозу и увидели женщину, которая лежала во сне или в смерти. Они разобрали крышу над будкой паровоза, освободили её и опустили на руки красноармейцам, которые принесли её, живую, на станцию. У неё спросили, кого из родных она бы сейчас хотела видеть, и она еле слышно ответила – «Юшку». Командир связался по телефону с военным округом, и вскоре был прислан автомобиль «скорой помощи» с двумя врачами…
Завершает Платонов свой рассказ словами:
«Ольга долго и терпеливо болела, но выздоровела, стала жить и живёт до сих пор».
Нужны ли здесь какие-то пояснительные слова? Не думаю. И не назову ни одного писателя, которому удалось бы в столь простой и ясной форме выразить своё сочувствие и восхищение юной героиней. Хотелось бы знать, что с ней было потом и как сложилась её судьба. Но можно не сомневаться, что и в своей дальнейшей жизни она будет нужна нам, людям, для понимания факта, что не зря мы на свете живём. Помните, у Некрасова про женщину? – «Коня на скаку остановит, в горящую избу войдёт». Но перед такой, как платоновская Ольга, конь сам смирит свой бег, а изба перестанет гореть.
* * *
Многие советские писатели создавали яркие, глубокие произведения о войне. На мой взгляд, лучшие из них написали сами фронтовики. Назовём несколько имён: Михаил Шолохов, Юрий Бондарев, Борис Полевой, Борис Васильев, Василь Быков, Константин Симонов, Владимир Богомолов, Александр Фадеев (частично)… Не обошёл своим вниманием эту тему и Андрей Платонов. И было с чего.
В начале Великой Отечественной войны он добровольцем ушёл на фронт рядовым. Вскоре стал военным журналистом и получил звание капитана. В 1942 году служил корреспондентом главной газеты Вооружённых сил «Красная звезда». Оборонял Москву и писал статьи и очерки о фронтовых товарищах. Не оставлял он и литературную стезю. У него выходят книги: «Одухотворённые люди», «Взыскание погибших», «Смерти нет!», «В сторону заката солнца». Сослуживцам нравилась его скромность и доброжелательное отношение к каждому из них. После битвы под Москвой он сражался в Ржевской операции, на Курской дуге в составе Воронежского фронта, партизанил в Белоруссии, в лесах недалеко от Гомеля. Возраст и тяжёлая обстановка, в том числе смерть двадцатилетнего сына сказались на его здоровье – он слабел на глазах.
В 1946-м писателя в звании майора демобилизовали по болезни. В том же году он написал и опубликовал в журнале «Новый мир» рассказ «Семья Иванова», за который был обвинён в клевете на советский народ. Сталин, прочитав его, брезгливо поморщился: «И где он нашёл такую семью?» Позже Платонов даст название рассказу «Возвращение». Начинается он простыми, обнадёживающими словами:
«Алексей Алексеевич Иванов, гвардии капитан убывал из армии по демобилизации».
Дома ждали его жена и двое детей – сын и дочка, и он радовался от скорой встречи. Из части он послал жене телеграмму, что без промедления выезжает домой и желает как можно скорее поцеловать её и детей.
Сослуживцы и близкие друзья с любовью и уважением проводили его на железнодорожную станцию. Там в ожидании поезда он увидел свою давнюю знакомую девушку Машу. Во время войны он изредка встречал её – она служила в столовой помощником повара по вольному найму.
«Маша была миловидна, проста душою и добра своими большими рабочими руками и здоровым, молодым телом. Она тоже возвращалась домой и думала, как она будет жить теперь новой гражданской жизнью. Мать и отец её были угнаны немцами и погибли в неизвестности. Иванов и Маша чувствовали себя осиротевшими без армии… Он придвинулся к Маше и попросил, чтобы она по-товарищески позволила ему поцеловать её в щёку.
– Я чуть-чуть, – сказал Иванов, – а то поезд опаздывает, скучно его ждать.
– Только поэтому, что поезд опаздывает? – спросила Маша.
– Я осторожно, я поверхностно, Маша… Вообразите, что я вам дядя.
– Я вообразила уже… Я вообразила, что вы мне папа, а не дядя. А отцы у дочерей не спрашивают, – засмеялась Маша».
Ночью пришёл поезд и увёз их в город, где жила девушка. Иванову нужно было ехать дальше, но он сошёл вместе с Машей. Она не знала семейного положения Иванова и доверилась ему, не думая более ни о чём. Однако через два дня Иванов поехал далее, к родному месту. Маша провожала его на вокзале. Иванов привычно поцеловал её и любезно обещал вечно помнить её образ.
Маша улыбнулась и сказала, что этого не надо, и что он всё равно её забудет. А когда поезд увёз его, она заплакала.
Все эти дни его ждали дома. Жена, Любовь Васильевна, ходила встречать каждый поезд. Для этого приходилось отпрашиваться с работы на кирпичном заводе. На четвёртый день она послала на вокзал детей – Петра и Настю, чтобы они встретили отца, если он приедет днём, а к ночному поезду опять вышла сама.
Иванов приехал на шестой день. Его встретил двенадцатилетний сын Петрушка – малорослый и худощавый мальчуган, который сразу спросил:
– Ты отец, что ль?
– Отец… Здравствуй, Пётр Алексеевич!
– Здравствуй… Чего ехал долго? Мы ждали-ждали. Что ж у тебя мало вещей – одна сумка!
– Мне больше не нужно.
– А у кого сундук, тому воевать тяжело?
– Тому тяжело. Сундуков там ни у кого не бывает.
Растущий без отца Петька уже давно примерил на себя роль хозяина в доме и не собирался становиться маленьким, хотя бы и перед отцом. Он взял вещевой мешок отца и понёс его домой, а отец пошёл следом за ним.
Мать встретила их на крыльце дома; она опять отпросилась с работы. Сначала она зашла домой, чтобы потом пойти на вокзал. Она боялась, не явился ли Семён Евсеевич: он любит заходить иногда днём, чтобы сидеть вместе с пятилетней Настей и Петрушкой. И всегда принесёт для детей конфет или сахару, или белую булку, либо одер на промтовары. Сама Любовь Васильевна ничего плохого от Семёна Евсеевича не видела за все эти два года, что они знали друг друга. Но сегодня она не хотела, чтобы муж увидел его. А завтра или послезавтра она расскажет ему всю правду, как она была.
Иванов приблизился к жене, обнял её и так стоял с нею, не разлучаясь, чувствуя забытое и знакомое тепло любимого человека.
Маленькая Настя вышла из дому и, посмотрев на отца, которого она не помнила, начала отталкивать его от матери, упёршись руками в его ногу, а потом заплакала. Петрушка стоял с отцовским мешком за плечами и сказал:
– Хватит вам, а то Настька плачет, она не понимает.
Они приготовили обед и сели за стол. Настя съела маленький кусочек пирога, а кусок, что побольше, отодвинула от себя и накрыла салфеткой. Мать спросила, зачем она так сделала.
– А дядя Семён придёт. Это я ему оставила.
– А кто этот дядя Семён? – спросил Иванов.
Поняв, кто он, Иванов покинул семью и отправился на вокзал. Когда стали медленно отъезжать от станции, бросил прощальный взгляд из тамбура. И увидел двоих детей, что, взявшись за руки, бежали к поезду. Он узнал в них сына и дочку. Дети сразу оба упали, поднялись и опять побежали. Иванов кинул вещевой мешок из вагона на землю, спустился на нижнюю ступень и сошёл с поезда…
* * *
Мы представили здесь три рассказа писателя. На наш взгляд, достоинством каждого из них является то, что ничего и никому не нужно объяснять, проверять на соответствие действительности и ломать голову над тем, могло это быть в реальной жизни, или нет. Каждый понимает: могло. Хотя самому писателю пришлось столкнуться с выступлениями критиков и литературоведов, которые не принимали его творчества, его языка и его отношения к пОступи и деяниям нового, ранее никому неведомого государства. Поносили автора не только профессионалы литературного цеха, но и политики самого высокого ранга. Главным из них был Иосиф Сталин, который, как известно, внимательно, а зачастую с большим пристрастием читал сочинения русских советских писателей. И многие из них тут же становились опальными: Михаил Булгаков, Осип Мандельштам, Василий Гроссман, Иван Катаев… Не оставил он своим вниманием и Платонова, о котором сказал: «Талантливый писатель, но сволочь». О повести «Впрок» ещё ярче:
«Это работа агента наших врагов, написанная с целью развенчания колхозного движения».
Что это, как не клич «бить» неугодного писаку? Только вот дело ли главы государства столь истерично и безапелляционно относиться к художнику слова? И было бы совсем худо, если бы у Платонова не случилось людей, которые поддерживали его: Шолохов, Фадеев, Горький. Но даже им не удалось добиться выхода в свет целого ряда текстов попавшего в немилость автора. И многие его работы, в их числе роман «Чевенгур», повесть «Котлован», не были опубликованы при его жизни.
Есть мнение, что прозу Платонова станет читать только «подготовленный читатель». С этим можно согласиться, если иметь в виду, что названный «читатель» обучен грамоте, и ещё до Платонова интересовался художественной литературой.
Из жизни он ушёл 5 января 1951 года от туберкулёза, которым заразился от умирающего сына. Долго и неутешно скорбели читатели, что полюбили его сочинения. Да и те, кто отвергали его творчество, унялись публично злословить. Журналы всё чаще стали печатать рассказы и повести, а издатели выпускать его книги. Большая заслуга в этом жены писателя Марии Александровны, которая много сил отдала сохранению литературного наследия мужа и увековечению его памяти. А также его дочери Марии Андреевны – художника-оформителя, поначалу сотрудника издательства, а затем старшего научного сотрудника Института мировой литературы имени М. Горького. Ответственно и бережно подошла она к тому, что создал её отец. Благодаря ей, впервые в России вышли такие произведения Платонова, как «Чевенгур», «Котлован», «Ювенильное море», «14 красных избушек».
Её сын Антон внешне похож на деда Андрея. Окончил МГУ, подготовил к печати и вскоре издал сборник «Сказки и рассказы Андрея Платонова». Представить книгу читателям его пригласили в город Воронеж, на родину писателя. Тут с большой ответственностью и любовью относятся к своему выдающемуся земляку и бережно сохраняют память о нём.
В самом центре Воронежа ему установлен, исполненный динамики и красоты, памятник – писатель с обнажённой головой ступает быстрой походкой, и ветер развевает полы его пальто и волосы. На правом пилоне за памятником выбиты слова из рассказа «Жена машиниста», которые с полным основанием мог бы произнести и сам писатель: «А без меня народ не полный».
Взлёт Платонова состоялся в краткий период могущества Троцкого, после высылки которого (1927) Платонова постепенно прекращают печатать и отправляют “в архив”, из которого вернули только в годы перестройки…
Платонов художественно “визуализировал” коминтерновские идеи Троцкого о всемирной социалистической революции, которые отменил Сталин в своем тезисе о победе социализма в одной стране. Троцкий получил ледоруб в голову, а Платонов метлу в руки ( по легенде) . Каждому своё… Думаю, что проза Платонова после эйфории 80-х, сейчас наконец-то заняла свою достойную нишу в отечественной литературе.