Атмосферное чудо Андрея Саженюка

Рубрика в газете: Цветущая сложность, № 2021 / 19, 20.05.2021, автор: Глеб БОБРОВ

Сборник прозы Андрея Саженюка «Попытки внести ясность» – отличное приглашение поразмыслить над собой. Сборник закамуфлирован под мемуары, но эту форму не стоит воспринимать буквально, за чистую монету. Пространство воспоминаний главного героя погружает не столько в личное, сколько в типичное, подходящее многим и многим поколениям. Этим эксперимент Саженюка и интересен.
Главный герой сборника – Андрей, некое Alterego автора. Но проходя сквозь потоки воспоминаний Андрея, читатель больше раскрывает для себя собственный мир ощущений, где смешано настоящее и прошлое, где смутно предстают абрисы возможного будущего. В этих конструктах ценны не конкретные уникальные переживания, экзистенции автора, сколько их типичность, схожесть с переживаниями многих людей.

Повесть «Попытки внести ясность» занимает центральное место в сборнике. Она максимально камуфлирована под дневник, в котором приведены несколько эпизодов из жизни главного действующего лица – Андрея. Он типичен для поколения молодых людей конца 1970-х годов: его притягивает поэзия, свобода, ему противна несвобода условностей. От этого те крайности, в которые его бросает – почти оставляет учёбу в вузе, погрузившись в мир поэзии, но при этом – устраивается на работу токарем на завод. Столкновения инфантильного и взрослого, идеального и материального, плотского и духовного – вот идейное содержание этой бессюжетной повести.
Бессюжетность – вовсе не недостаток прозы. Это доказали не только Гаршин и Чехов, но и мощный пласт мировой беллетристики ХХ века. И Саженюк, явно или не явно, репродуцирует бессюжетную повесть в виде фрагментов дневника, в котором передаются просто «переживания» главного героя. То ли это влечение к недостижимой, отвергнувшей Андрея Ольге, то ли чувство обладания распутной «чужой женой» Ритой. И всё это – в тонком, едва проливающемся свете лунной грусти о прошедшем и утраченном. Собственно, это чувство утраченного, потерянного счастья/времени и определяет магистральную тему повести – постижения главным героем самого себя, своих чувств, мыслей, желаний. А в этом постижении сюжет вовсе и не нужен.
В потоке воспоминаний – струи эмоций. В них погружается не Андрей, а читатель. И в его памяти воскрешают «свои» воспоминания, сходные с пережитым главным героем «Попыток внести ясность». И строки песен, бытовавших в то время, погружают, сотворяют чудо одухотворения сухого интеграла текста.
Рассказы сборника всею плотью связаны с повестью, служат будто бы неразрывной частью её, где-то дополняя и расширяя наши представления о судьбе Андрея. В какой-то степени, они могли бы служить не отдельными рассказами, а главами повести. И стилистически, и композиционно они вливаются в неё, становятся одним целым.
Рассказ «Хор ветеранов» погружает в перестроечное время, когда великой и единой стране Советов оставалось жить считанные годы, но граждане этой страны пока не догадываются об этом. Живут, а вернее выживают, но при всех тяготах люди рады смене – смене строя, смене лживой верхушки партократов. Это отражается в ёмкой авторской характеристике: «Мне не жалко партократов, мне жалко уходящую страну». Это, конечно, сказано не с позиций описываемого в рассказе времени, это сказано с вершины сегодняшнего дня. У рассказа нет сюжета, но есть вполне передаваемый эмоциональный настрой – чувство утраченных иллюзий. И это вовсе не всегда хорошо. Или плохо. В зависимости от момента иллюзии могут питать дух, а могут отнимать у него силы. Но важнее – понимание важности своего собственного выбора, выбора в действительности, в жизни. И вставная история ветерана Севастьянова тому пример. Смысл смертельно больной жене военнослужащего Севастьянова получать разрешение и ехать в 1947 году к нему в Германию из Новосибирска? Чтобы умереть на руках мужа? С позиций логики в этом шаге нет смысла. Но чисто по-человечески – автор отразил экзистенциальный смысл нашего существования. Собственно, наверное, именно поэтому мы, русские, устояли и под монгольским игом, и во время нашествия Наполеона, и смогли одолеть чудовищную гидру гитлеризма. Не по логике, а экзистенциально.
В рассказе «По следам американской трагедии» автор смешивает сгустки современных переживаний с воспоминаниями прошлого. И маленький американский городок наших дней сливается с Новосибирском прошлого. И драйзеровская трагедия как-то утончённо сливается с трагедией простого советского юноши, затягиваемого в трясину запоя. «…И Ленин такой молодой» здесь вовсе ни при чём, лишь попытка найти внешнее оправдание своей личной слабости.
Из «той жизни», жизни заокеанского мира всплывает коротким осколком рассказ «Промоутер». Андрей возмужал, победил свою инфантильность, справился с алкоголизмом и уехал в Америку. Чтобы съездить на Кубу с семьёй. На дешёвый отдых – это важная деталь, демонстрирующая уровень «успеха» бывшего советского гражданина в США. На Кубе главный герой ныряет в советскую действительность, от которой сбежал в другую страну. Впрочем, все эти смыслы неубедительны, хоть автор и пытается их навязать – «коммунизм это плохо». Плох вовсе не коммунизм «вообще», а человек в «частности». Пожалуй, в сборнике этот рассказ – самое слабое звено.
Об американской действительности Андрея куда правдивее и эмоционально сильнее говорит новелла «Итальянские фильмы на греческой улице». Реалистично, правдиво, ёмко, без прикрас и навязанных стереотипов передаёт рассказ дух американской глубинки. Где нет флёра свободы «как хочу», где всё подчинено целесообразности. Для кого-то – кузница возможностей, а для кого-то – сломанные судьбы, крах несбывшихся надежд, вечный плен иллюзий. Плен, из которого хочется вырваться и уехать за тридевять земель в мир другой иллюзии. Так и поступает итальянка Габриэлла, уезжающая в неизвестность, созданную чародеем Феллини. Всё лучше, чем смотреть на отмирающее прошлое, на сменяемые вывески американской провинции.
Впрочем, главного героя его американская действительность не вдохновляет, не дарует крыльев. Ходить же по земле слишком привычно, слишком обыденно. Потому и уносится в прошлое – в свободу сибирских воспоминаний. Рассказы-эмоции, пожалуй, лучшие в сборнике, посвящены окрылённой молодости: «С Новым годом, сэр», «Шанхай», «Дом на 52-м квартале», «Сердца пятерых», «Прощальный костёр». Все они – будто один глоток воздуха, после которого по венам струится ток грусти и щемящей тоски.
И эта атмосферность – чудо живого, полнокровного воспоминания. В них предстают люди и время, чтобы не пройти мимо шекспировской вереницей из «Макбета», а чтобы пробудить в нас чувства. А пробуждённые чувства – будто раскрытые на сердце глаза.