Диалог творца с Творцом

Рубрика в газете: Литературное наследие – XXI век: Имена и Фигуры, № 2024 / 3, 27.01.2024, автор: Максим БУРДИН

 

 

Петербуржскую поэтессу Ирину Листвину по праву называют искусной продолжательницей классических традиций Серебряного века, которые она мастерски сплетает в своих живых и самобытных стихотворениях с актуальной современностью, не скупясь на игру форм и лингвосмысловых созвучий. Перекликающиеся мотивы творчества поэтессы с наследием титанов 1920-х годов отметил в своей рецензии авторитетный литературовед, исследователь творчества Александра Блока Д.Е. Максимов, а известный критик Т.Ю. Хмельницкая отметила, что «в символической системе образов, сквозь интуитивно-свободное овладение словом» явственно проступает стоящая особняком линия Велимира Хлебникова.

Автор нескольких книг, Ирина Листвина подытожила длительный и плодотворный этап своего жизненного пути двумя сборниками последних лет – «Предвестья» и «Дерево в окне», в которых были собраны стихотворения разных лет, связанных общим настроением и главными вечными темами – Бог, природа, отчизна, а также жизнь, дух и душа человека, связанные незримыми нитями со всем мирозданием и надмирьем, с их материальным и трансцендентным началами, из которых, бесспорно, главенствует последнее.

 

Ты – отторжение и откровенье.

Дом (но ничуть не от мира),

крыша – небо – стена…

Ты далеко за стеной,

но я-то под крышей Твоей…

 

– так в оригинальной символической форме обращается Ирина Листвина к Всевышнему, чётко разделяя «потустороннюю» и «посюстороннюю» материи, но в то же время подчёркивая неотступное присутствие Бога как вовне, так и внутри каждого истинно верующего. «…Пожалуй, главное, что есть в стихах Ирины Листвиной, – этот бесконечный диалог творца с Творцом, дерзновенность взаимопроникновения», – отмечает в своём подробном анализе молодой критик, член Союза писателей Москвы и Интернационального Союза писателей Полина Корицкая. И действительно, особенность авторского подхода выгодно отличается тем, что в обращении ко Всевышнему отсутствует дидактизм или пафос, которыми зачастую грешат современные религиозные лирики. Это не столько молитва или исповедь, сколько доверительный, почти интимный разговор, поверяющий сокровенные тайны души самому надёжному и сопереживающему слушателю – Небесам. Искренняя вера в Божественное органично сливается в стихах поэтессы с обычной повседневной жизнью, с её философскими раздумьями, тонкими наблюдениями, глубиной ощущений и предчувствий. Стихотворный сборник «Предвестья», преимущественно вобравший в себя стихотворения, написанные в непосредственной близости к Святой земле, в израильском городе Хайфе, даёт читателю наиболее полное представление о философско-религиозных мотивах в творчестве Ирины Листвиной, которые органично перекликаются с мучительным чувством ностальгии по далёкой отчизне, навсегда запечатанной в сердце:

 

Боже, хоть вчуже,

                     но дай любовь –

сплавить, не расколоть

мне в Иудее корни и кровь,

в России – душу и плоть.

 

Корни сухие Ты напои

явью воды живой,

душу к небу приподними,

кровь от теней омой.

 

Ветхие мехи горькой любви

высветли, обнови.

 

В системе духовных поэтических образов Ирины Листвиной присутствуют и библейская легенда о Бедном Лазаре, чьи «струпы дороже сердца таимейших ран», и духовно-исторические сюжеты, подобные житию первых русских православных великомучеников Бориса и Глеба, вероломно убитых их братом Святополком, в честь коих исстари на Руси отмечается светлый праздник:

 

Ярче белого хлеба

по небу ледоход –

на Бориса и Глеба

жар земной перебьёт.

 

И трогательный образ невинно убиенного отрока царевича Алексея Николаевича Романова, как бы объединяющий новомучеников с праотцами Церкви, истоки христианской веры с подлинными людскими судьбами: «…смотрит мальчик /в простой матроске в полоску…». Целостность и нерушимая преемственность христианской веры, отражённая в лицах поколений святых, разделённых веками и тысячелетиями, спасает душу маленького человека, который возвышается над собой в момент духовного озарения. Как точно отметила критик Т.Ю. Хмельницкая, философская суть поэтического творчества Ирины Листвиной – это «трагическое познание и странствование души, ищущей очищения и свободы».

 

 

В то же время мимо взгляда талантливого художника не ускользают даже мельчайшие детали многогранного земного мира, вдумчивое созерцание которого нашло своё наиболее полное отражение в стихотворном сборнике «Дерево в окне». Эта поэтическая книга охватывает практически весь творческий путь автора, начиная с 1960-х и заканчивая 2020 годом. Сравнивая стихотворения автора разных временных периодов, можно ощутить тонкую, еле уловимую смену настроений, прочувствовать характерные сходства и различия сменяющихся эпох, но главное – сквозь призму авторского видения взглянуть на хорошо известные, обыденные детали нашего бытия, которые приобретают новые ракурсы и очертания благодаря неординарным, умело «сотканным» поэтическим метафорам.

 

Дождь, захлёбываясь,

крошится голышами хлеба,

тучи, пегие, как лошади,

вытоптали небо.

Сверху, гром-гремя, по улицам

бьют битюжьи ноги.

Осень просится отмучиться

на моём пороге.

В неба холст, досиня выстиранный

(сердце, имя, тело…),

слиток капель, ветром высверленный,

бился до предела…

 

Казалось бы, традиционная пейзажная лирика с характерным эмоциональным, психологическим подтекстом – или «стихопейзажи», как говорит о своих стихотворениях сама поэтесса. Однако насколько индивидуально это звучит благодаря неизбитым, интересным образам и сравнениям! Дождь не льёт, и даже не сыплет, а «крошится», тучи не серые, а «пегие, как лошади», и сама осень – для многих угнетающая пора – не столько мучает, сколько мучается сама, доставляя страдание созерцанием собственного умирания «на пороге». И таких интересных авангардных образов при художественном описании природы Ирина Листвина использует много. Например: «в оранжево-белом облаке солн-шар – печёное яблоко», – создаёт собственный неологизм Ирина Листвина, следуя примеру Велимира Хлебникова, Игоря Северянина и во многом наследовавшего им знаменитого советского поэта Андрея Вознесенского. Или вот ещё, в том же духе: «Луч пилит синеву, как жук-пропеллер, /но в ветках первая мелькнула акварель»; «Как в сифоне, капель /комарино звенит…»; «и тучки лёгкий капюшон и горе-зонт раскрой, /он полнится плащовой мглой, наморщенной, сырой». Столь же меткая и самобытная метафористика используется автором не только при передаче оттенков внешнего мира, но и при описании внутренних душевных состояний, к примеру: «Обожжённая совесть /днесь сменяет бинты…».

Отдельной большой темой в творчестве Ирины Листвиной стоит её родной город Санкт-Петербург во всей его многоликости. Воспетый бесчисленное множество раз как в произведениях классиков Золотого и Серебряного веков, так и в сочинениях наших современников, уникальная и до конца непостижимая Северная столица и на этот раз предстаёт перед внутренним взором читателя хорошо знакомой и новой одновременно. Изображая русскую «Пальмиру» во всем её имперском великолепии, автор, следуя традиционному пушкинскому («Медный Всадник») и даже немного «достоевскому» («Преступление и наказание») восприятию «Петра творенья», создаёт ощущение тревожного города, скрывающего в себе почти мистическую опасность и непреходящую подспудную горечь:

 

Не надо расстраивать

колонны Ростральные,

предсказывая наводненье.

 

Особенно показательно в этом смысле стихотворение о Санкт-Петербурге, написанное в тяжёлое лето 2010-го, когда обе столицы, на фоне испепеляющей жары, в буквальном смысле задыхались от густого смога с горящих лесных болот:

 

Город замкнутых лиц,

неприкаянных улиц.

Лист июльский завис, –

не со смертью ль целуясь?

………………………………

Стой в прекрасном былом

(потускнев и измóрен)

над Невой – на излом

камня, времени, моря…

 

 

«Атмосферность» – вот, пожалуй, наиболее точное определение, которым можно охарактеризовать уверенную твёрдость пера и неповторимый авторский стиль Ирины Листвиной, обладающей редким даром создавать те самые «кодовые строчки», по которым опытные литературоведы определяют уровень таланта и мастерства стихотворца. Раскрывая перед читателем всю широту палитры своей поэтической вселенной, автор вовлекает его в образно-смысловую игру, «распробовав» которую, испытываешь длительное терпкое послевкусие от сложносочинённого эмоционального всплеска, накрывающего тебя с головой.

 

Максим БУРДИН,

издатель, писатель, публицист,

общественный деятель