Дочка Шолохова, а женщина святая
Перед каким редактором преклонялся Олег Куваев
Рубрика в газете: Чудаки живут на востоке, № 2021 / 23, 17.06.2021, автор: Вячеслав ОГРЫЗКО
Волнения оказались напрасными. Куваев, как и раньше, продолжил заботиться о своих друзьях. К примеру, он очень хотел найти доброго и душевного редактора своему спутнику по чукотским экспедициям 1963-1964 годов Борису Ильинскому.
«Есть такой редактор, – сообщил писатель в конце 1974 года другу. – Мария Михайловна Соколова. Святая женщина, мой теперешний редактор. Дочка Шолохова, а женщина святая. Я с ней поговорю».
Когда и при каких обстоятельствах Соколова стала редактором Куваева?
– Точных дат не ждите, – строго предупредила меня в начале июня 2021 года Мария Михайловна. – Всё-таки мне уже 83 года. Что вы хотите? Пожалейте мой возраст.
Я пошёл по другому пути: напомнил Марии Михайловне про некоторых сотрудников издательства (а оно, напомню, появилось в конце 1970 года). Первым заведующим редакцией русской прозы был Владлен Анчишкин, писавший про Арктику. Северную тему в этой редакции вела Виктория Геллершейн, которая раньше работала в Магадане, хорошо знала Куваева и редактировала в «Современнике» книгу повестей писателя «Тройной полярный сюжет» (правда, Куваев тогда остался издательством очень недоволен). А ещё был Владимир Крупин, который подтягивал к редакции многих вятичей (а Куваев считал себя по происхождению вятичем).
Начали мы обсуждение с Анчишкина.
– Я его помню. Он был очень весёлым и добрым. Стоило в издательстве услышать раскатистый смех, все сразу догадывались: это Владлен пришёл на работу.
– Он хорошим писателем был?
– У него был роман про Арктику.
– Может, на этой почве Анчишкин и сошёлся с Куваевым, тот ведь тоже писал о полярниках.
– Не думаю.
– То есть Анчишкин плохо писал?
– Я не критик и поэтому не возьмусь оценивать его роман об Арктике.
В конце концов выяснилось, что Анчишкин никак не мог передать Соколовой рукопись «Территории», потому что он в издательстве проработал недолго. (Его очень скоро выдавило начальство.) А после него редакцию прозы в «Современнике» возглавил Александр Целищев.
– Но с Сашей у меня вроде никаких разговоров о Куваеве не возникало, – говорит Соколова.
Отпал в качестве толкателя «Территории» и Крупин. Да, он, как и Куваев, был вятским. Но в данном случае земляческие отношения существенного влияния не оказали. Куваев, видимо, был Крупину чужд по своему духу.
– Они, – утверждает Соколова, – никогда не сходились во взглядах. У них было совершенно разное мироощущение.
Геллерштейн? Но она после конфликта с предыдущей книгой Куваева «Тройной полярный сюжет» от новых рукописей писателя, похоже, была отстранена.
– Скорей всего, – попыталась восстановить хронологию Мария Михайловна, – «Территория» мне досталась по наследству от Володи Дробышева. Кажется, его только утвердили заведующим редакцией критики и он, уходя на повышение, передал все находившиеся у него рукописи, в том числе и Куваева.
Я знал Владимира Дробышева и в конце 90-х годов частенько слышал от него рассказы о том, как в своё время он заставил Куваева переделать первый вариант «Территории». Куваев и сам не раз в начале 70-х годов упоминал Дробышева в письмах к друзьям.
«Вынырнул из небытия Володя Дробышев, – писал он 21 июля 1972 года своей музе Светлане Гринь. – <…> Шибко интересуется моим романом и хочет им заняться (он критик)».
Спустя несколько месяцев Куваев сообщил Гринь, что к нему в подмосковное Болшево вновь приезжал Дробышев.
«Разнёс, – признался Куваев, – он мой роман вдребезги. Вот и теперь сажусь за него по новой».
Но в опубликованных письмах Куваева нигде не уточнялось: Дробышев читал первый вариант «Территории» по собственному желанию или по обязанности как редактор издательства «Современник». А кого теперь об этом спросить?
В опубликованной переписке Куваева с Гринь я нашёл только глухие упоминания про суд над Дробышевым, состоявшийся осенью 1972 года. Но что это был за суд? Что Дробышеву инкриминировали? Бывший главный редактор издательства «Современник» Валентин Сорокин в своих книгах утверждал, что Дробышев был убийцей. Но известнейший литературовед Пётр Палиевский заявлял, что это ложь. Так что же было в реальности?
– Эту историю я помню, – призналась Мария Соколова. – Никакой Володиной вины не было. Он жил на Сретенке в коммуналке с матерью. Там одну из комнат занимала старушка. Сын у неё был уголовником. Освободившись, он осел где-то в Подмосковье, но ежемесячно заявлялся на Сретенку в день получения его матерью пенсии. Из-за денег он нередко набрасывался на родную мать с кулаками. Услышав однажды из соседней комнаты крики о помощи, Володя вбежал к соседке, сгрёб этого уголовника в охапку и вышвырнул на лестницу. А тот отдал концы. Володю арестовали. Но мы-то все знали, что Володя защищал старушку, которую избивал родной сын. За помощью я обратилась к своему отцу. Отец позвонил в прокуратуру. Там пообещали во всём разобраться. Володиным делом, как сейчас помню, занялся Петухов. Он выяснил, что уголовник появился на Сретенке у своей матери уже изрядно пьяным, причём пил он не водку, а какой-то денатурат, и концы отдал не потому, что Володя его сильно ударил, а от этого денатурата.
Рассказывая про Дробышева, Мария Михайловна вспомнила, что в редакции прозы получила не первый, а уже второй или третий вариант «Территории» (то есть в издательстве работа с романом Куваева началась ещё до неё).
Как дальше складывались дела, Соколова предложила попытаться восстановить по сохранившимся у неё двум открыткам и четырём письмам Куваева (правда, ни в одном из них писатель не проставил дату).
Первое письмо Соколовой Куваев отправил, как я вычислил, в середине марта 1974 года. Он на машинке отпечатал:
«Уважаемая Мария Михайловна!
До меня дошли слухи, что что-то с рукописью «Территория» неладно. Дозвониться я Вам не могу и в то же время в кармане билет на самолёт. Я Вас последнее время не беспокоил, так как Вы обещали прочесть рукопись к концу марта. Ситуация с ней мне пока представляется следующим образом:
1. Журнальный вариант в «Нашем современнике» принят хорошо. Руки жмут, поздравляют и прочее. Но я думаю, что это всё-таки не более как журнальный вариант – он легковесен, так как при подготовке журнального варианта я пошёл из-за нехватки времени по лёгкому пути – просто убрал все ситуации, которые казались мне не разрешёнными до конца.
2. Так как из журнала по случаю романа пошёл лёгкий гул, то он какими-то странными каналами добрался до «Мосфильма» и я получил предложение роман экранизировать. Я им дал читать тот вариант, который находится у Вас. В результате – подписал договор и сейчас именно сижу над сценарием. Сценарная работа мне знакома – это не литература, но сценарий очень чётко проясняет недостатки прозы. Значит это полезно для книги.
3. В результате опять же каких-то внутренних разговоров сейчас идёт речь о «Роман-газете». Они ждут журнальный вариант и намерены рассмотреть его всерьёз. Это всё конечно вилами на воде.
4. Всё предыдущее – не констатация редкой удачливости автора или ещё что – единственный вывод, который можно сделать – это то, что, по-видимому, в романе есть нечто, задевающее грубые издательские и мосфильмовские души, следовательно есть смысл возиться и с книгой. Для меня, так как я числю себя убеждённым прозаиком, конечным и самым важным продуктом является всё-таки книга. Журнальным текстом я недоволен. Тем, который лежит у Вас – пожалуй, ещё более. Но я не могу сейчас садиться за его переработку, так как мне нужен чей-то сторонний и строгий взгляд на рукопись. Ваш взгляд. После этого, как мы и договорились, я беру её на обусловленное время на доработку и сдаю Вам всё как положено – обсуждённый доработанный вариант, первый и второй экземпляры.
Я уезжаю примерно до середины апреля. До 5-го апреля мой адрес: 361605 Терскол Кабардино-Балкарской АССР ВГИ Куваеву. Еду я работать над сценарием и карячить из себя короля горнолыжного спорта. Там хорошо.
Если с рукописью что-то срочное, или, допустим, просто формально, убедительно прошу дать мне телеграмму. Я могу попросить кого-либо из друзей литераторов уладить формальности. Оттуда я всегда могу, кстати, позвонить.
Уехать я должен в воскресенье и до этого времени всё-таки попробую дозвониться до издательства. Включать же в игру какие-то высшие силы – Прокушева или ещё кого – у меня просто нет причин и нет оснований для этого. Вроде всё шло так, как мы с Вами договорились.
Желаю всего лучшего и с искренним уважением».
В конце машинописного текста Куваев упомянул Юрия Прокушева как носителя неких высших сил. Это был директор издательства «Современник». По сути, он вместе с главным редактором Валентином Сорокиным довёл «Современник» до ручки.
В письме к Соколовой Куваев упомянул о киносценарии. Уточню: писатель направил заявку на экранизацию ещё незавершённой «Территории» в феврале 1974 года. На «Мосфильме» заявка тут же получила одобрение. Оставалось написать сценарий и найти хорошего режиссёра.
Расписавшись под машинописным текстом, Куваев потом сделал для Соколовой рукописные добавления. Он написал:
«На чрезвычайный случай и на худой конец – у нас всегда есть журнальный вариант, ибо роман выходит в 4-5 номерах журнала и достоинство этого варианта в том, что он имеет определённую степень внутренней законченности.
В том варианте, который лежит у Вас, пожалуй, учтены все замечания рецензентов, так как они рецензировали вариант предыдущий, гораздо более слабый».
Из этого рукописного добавления можно предположить: Куваев уже имел договор с издательством «Современник» на выпуск «Территории», в котором, видимо, фигурировали конкретные сроки. Писатель не исключал, что кто-то мог потребовать соблюдения всех обязательств и поэтому, чтобы никого не подводить, он предлагал в экстраординарном случае запустить в производство журнальный вариант.
Тут интересно выяснить, чьи внутренние рецензии Куваев имел в виду. Кто по поручению издательства «Современник» читал его «Территорию» до весны 1974 года? Я в других документах нашёл две фамилии: Анатолия Ланщикова и Валентина Курбатова. Но об этом чуть позже.
Уже отправив Соколовой конверты, Куваев обнаружил, что в издательство он представил не оригинал, а копию. Поэтому вслед первому письму он набросал ещё одно обращение. Писатель сообщил:
«Уважаемая Мария Михайловна!
Ещё раз прошу извинить за то, что для предварительного просмотра подсунул Вам второй экземпляр. Смягчающим обстоятельством может быть то, что это именно для предварительного просмотра и главных претензий к автору. Я Ваши замечания объединю со своими и через обговорённый промежуток времени принесу рукопись первый экземпляр с учётом – короче как положено. В замечаниях прошу не стесняться. Наша задача не в том, чтобы щадить самолюбие автора, а в том, чтобы выпустить хорошую книгу. Кроме того, я привык дорабатывать рукописи «до последнего». В этом варианте текста – 15 п.л. Думаю, что меньше не будет. Сокращение длиннот компенсируется, мне кажется, более полной разработкой жизни героев вне производственной сферы.
Как сказали в журнале (коллективное мнение), очень тяжко и скушно читать первую часть. Далее легко.
По рукописи можно «ходить» с карандашом и ручкой как угодно. Даже полезно. Я парнишка толковый и пойму.
Мне кажется, что на первом этапе совместной работы нам необходимо сделать выбор между двумя версиями романа:
1. Сугубо сжатый и специально обрубленный рассказ об открытии одной из золотоносных провинций. В рубрике «как это делается».
2. Рассказ о специфическом образе жизни специфического коллектива <людей>, для которых работа есть религия. Потребность публикации такого романа именно этим и диктуется – мы вводим читателя в мир, где работа является религией. Одна из версий существования. Мне ближе этот второй вариант. Он потребует на первых порах превращения длиннот в полноценный текст, точного места многочисленных второстепенных персонажей, которых в тексте много. И, может быть, от начала до конца настроения жертвенности.
С нетерпением буду ждать Вашего мнения.
С искренним уважением
О. Куваев».
Соколова была согласна с Куваевым в том, что журнальный вариант «Территории» получился неидеальным и что для книжного издания над романом надо бы поработать. 9 апреля 1974 года она написала ему:
«Уважаемый Олег Михайлович!
Как мы с Вами и договаривались по телефону, рукопись я высылаю. Меня смущает одно: не с опозданием ли? Рецензию В. Курбатова, который читал «Территорию» по последнему, исправленному варианту, посылаю вместе с рукописью. Честно говоря, я полностью согласна с Валентином Яковлевичем, поэтому, думаю, мне нет смысла повторять одни и те же соображения. Будем считать, что он говорит и от моего имени.
Не знаю, видели ли Вы рецензию А. Ланщикова. Судя по всему, он смотрел старый вариант, тот, который Вы забрали летом. Но рецензия толковая, на мой взгляд, и может быть пригодится Вам. Хочу и её послать тоже.
Помнится, Вы мне говорили, что хотите как следует ещё раз всё пересмотреть, что недовольны ни журнальным вариантом, ни тем, что в данный момент находится у нас. Если Вы учтёте основное наше пожелание – сделать композицию романа более совершенной, то это будет большая половина работы. Остальное же (стиль, язык) – дело второстепенное, при дальнейшей работе над книгой всё утрясётся лучшим образом.
Как Вы отдохнули, Олег Михайлович? Как работа над сценарием, движется? Каковы успехи Ваши в жанре горнолыжного спорта? Говорят, что на лыжах Вы ходите так же здорово, как и пишете.
Если возникнут у Вас какие-либо сомнения, неясности и пр., звоните мне в любое, удобное для Вас, время. Мой телефон: <…>. Или напишите.
Всего Вам самого доброго!».
Про рецензии Анатолия Ланщикова и Валентина Курбатова Соколова сейчас уже ничего сказать не может. Она не помнит, кто конкретно заказывал эти отзывы. Но из сохранившихся у неё писем Куваева видно, что писатель какие-то замечания рецензентов учёл и взялся за седьмой вариант романа.
В июле 1974 года он сообщил Соколовой:
«Мария Михайловна!
На скажу, чтобы я провёл капитальную доработку, но всё же кое-что сделано, главным образом, вещи очевидные.
1. Сокращение штатов провёл серьёзное.
2. Длинноты в нудных местах убраны.
3. Кажется, наконец-то удалось сделать образы Баклакова и Монголова (главное Баклакова) более объёмными и в развитии. Этот гвоздь у меня сидел с самого начала и в этом аспекте несомненно данный вариант лучше журнального.
4. Третьей частью я всё-таки недоволен. Но на шестом варианте романа и при двух вариантах уже сделанного сценария – силов больше нету.
5. Всех огрехов никогда не убрать, но я надеюсь ещё вернуться к доводке книги хотя бы до приличного уровня уже в процессе нашей совместной над ней работы.
7. [Видимо, Куваев опечатался и спутал порядковый номер, тут должен был идти номер 6. – В.О.] Я ухожу в плавание на паруснике по хитрому маршруту Рига–Копенгаген–Гдыня–Портсмут–Сен-Мало–Рига. Вернуться мы должны 15 августа (в Ригу). Надеюсь, ах, штормы и, ах, француженки в знаменитых портах мира малость повыветрят осадки от работы над данным сочинением и я смогу взяться за него снова под ясным углом зрения.
С безусловным уважением
О. Куваев.
В рукописи после сокращений сейчас около 14,5 листов, может быть 14».
Но заграничное плавание на паруснике сорвалось. Перед выходом из Рижского порта писатель слетел с катушек и устроил в гостинице пьяный скандал.
Вернувшись домой, Куваев вспомнил, что в издательстве его просили что-то уточнить. В начале сентября он послал Соколовой открытку.
«Уважаемая Мария Михайловна! – писал Куваев. – Сей весёлой открыточкой я извещаю Вас о ранней стадии моего склероза: тот пресловутый финал к роману «Территория», который я собирался сделать и дослать, оказывается уже сделан и находится в экземпляре рукописи, который у Вас. Так что там «всё путём».
Что-то мне несколько раз говорили о том, что я спутал приметы времени: годы пятидесятые с нонешними временами. Если это насчёт иконок, коими в 50-е не увлекались, так это неправда. В определённых кругах иконками и лаптями занимались очень давно, ещё со времён Николая Рериха и так далее.
С 20 сентября примерно на 10 дней я уеду в Сванетию. Далее – к услугам издательства.
Всего Вам лучшего
О. Куваев».
А потом подошёл Новый год. Поздравляя своего редактора, Куваев признался:
«Мария Михайловна!
Впервые пишу Вам ручкой, а не стучу на машинке и не добавляю обязательного слова «многоуважаемая». Просто хочу поздравить Вас с Новым Годом. И спасибо за всё, что Вы сделали для меня в старом.
Давайте надеяться, что мы всё-таки ещё выпустим роман – странный и прекрасный как птица на обороте <открытки>. А? И очень хочу, чтобы мы ещё долгие годы работали вместе.
Искренне Ваш
Олег Куваев».
Надо сказать, что к тому времени в издательстве сложилась очень нервная, скажем так, обстановка. Время надежд, когда все бежали на работу как на праздник, в «Современнике» с приходом нового главного редактора Сорокина закончилось. Директор Прокушев сначала интриговал против Сорокина. Но потом оба деятеля спелись. Коллектив разбился на несколько лагерей. Начальство устроило гонения на Целищева. Ему посылались даже угрозы физической расправы. Всё стало очень мерзко.
Знал ли об этом Куваев? Да. Ему об очень многом происходившем в «Современнике» рассказывал Дробышев, который тоже в глазах руководства оказался плохим. Но вмешиваться в редакционные дрязги Куваев посчитал для себя недопустимым. Тем более что он связывал с «Современником» большие планы. Ему хотелось в перспективе выпустить в этом издательстве том избранных своих сочинений.
В конце января 1975 года Куваев написал Соколовой:
«Мария Михайловна!
Посылаю заявку. Я написал 30 п.л., зная, что срежут. Но если бы дали 27 – было бы хорошо, это бы с очень строгим отбором и листов 5-6 там было бы новых. Я уже сейчас вижу конструкцию этого сборника, прошвырнули бы мы читателя по Арктике, Памиру и прочим интересным местам.
Не болейте.
Непременно Вас уважающий
Олег Куваев».
18 февраля 1975 года главный редактор издательства «Современник» Валентин Сорокин и Целищев сообщили писателю, что его однотомник включили в план редподготовки 1976 года с намерениями саму книгу выпустить уже в 1977 году.
А потом была последняя встреча Куваева с Соколовой.
– Мы вместе вылавливали в тексте последние «блохи», – вспоминает Мария Михайловна, – а заодно правили попадавшиеся стилистические небрежности. Кстати, Куваев страшно не любил, когда его пытались сильно править. Он говорил, что ему проще всё самому заново переписать. Из издательства (а оно тогда находилось на Ярцевской улице) мы ушли последними. Прощаясь, Куваев сказал: «Я и не думал, что так можно работать с редактором». Он ещё вспомнил, как в молодости на его глазах взрывали на Чукотке шурфы. Там всё зависело от двух человек. Не дай бог кто-то один ошибётся. И Олег мне признался, что у него возникло чувство, будто мы вдвоём с ним побывали в шурфе.
А потом Куваева не стало. И всё с книжным изданием «Территории» враз затормозилось. В печать книгу подписали лишь через три месяца после смерти писателя. А от идеи издания однотомника Куваева издательство и вовсе отказалось. Я спросил Соколову: почему?
– Этот вопрос стоило бы задать тогдашним руководителям издательства «Современник». Поверьте, всё это решали не мы, редакторы.
Но что издательское начальство? Оно уже тогда вовсю погрузилось в коррупцию. Ему оказалось уже не до Куваева. Позже издательство «Современник» попытался отстоять Шолохов – отец Марии Михайловны. Он посылал телеграмму в ЦК партии Суслову, просил очистить «Современник» от хапуг и бездарей. Но у Прокушева с Сорокиным нашлись влиятельные покровители, которые постарались спустить дело о коррупции на тормозах. В «Современнике» же про Куваева вспомнили только после того, как оттуда наконец изгнали и Прокушева, и Сорокина. Там в 1984 году вновь переиздали «Территорию».
Такое ощущение, что общение шло среди своих – своих со своими о понятных им предметах. Блестящий, как всегда, анализ Вячеслава Огрызко, дающий почувствовать через документы дух и суть того времени.
Тягомотина и болото не только в политике, но и в делах издательских, что, впрочем, тоже политика.