Доскучаться до небес
Рубрика в газете: Поэтический альбом, № 2024 / 1, 12.01.2024, автор: Алексей ОСТУДИН (г. Казань)
Алексей Игоревич Остудин родился в Казани 27 июня 1961 года. Учился в Казанском государственном университете на филологическом факультете 1985-1990 гг. Прошёл Высшие литературные курсы при Литературном институте им. М. Горького 1991-1993 гг. Активно публиковался с 1978 года в советских журналах и газетах. Выпустил одиннадцать книг стихотворений.
КОГДА НЕЙМЁТСЯ
Всегда найдётся выход из кино
отпущенным с экрана, важно с кем мы –
вдруг, вместо микрофона, эскимо,
микрорайонов спальных микросхемы,
запомни этой оптики предел,
просроченной валютой дорожая,
но как бы отличиться ни хотел –
руководить процессом не раджа я,
зато, украшен розами взасос,
в саду любви полива ждёшь пока ты,
где туча похотливо, словно пёс,
зализывает трещину заката,
пока не окончательно промок,
осмотришься иваново и грозно –
клещами страха за рывком рывок,
выдергивает ночь кривые звёзды,
до фильтра затянувшись, не тужи,
поможет Гиппократ с душевной травмой,
важнейшее из всех – искусство лжи
понты и показуху рвёт рекламой,
обычно, сверху выглядит труха,
не разберёшься в качестве с наскока,
а древний грек поклялся не бухать,
когда его ударило тик-током,
маячит в тему новый разворот,
где в самоваре торкается море,
и барышня мечты из блюдца пьёт
грузинский чай, застывшая в фарфоре.
МАНИЯ ПРИЛИЧИЯ
Стараешься обыкновенно
сдержать неуёмную прыть
казнить, впопыхах, за измену,
за правду в глаза – ослепить,
сверяться с историей поздно
тому, кто к обману прибег,
неважно, что кончилась бронза,
зато продолжается век,
огромной страны самобранка,
раскрывшись, меня не порань,
когда, капитан бумеранга,
в такую встаю бумерань,
где всё перевёрнуто странно,
ландшафт на поверку не нов,
сквозь сизые дёсны тумана
прорезались зубы домов –
чтоб крышам жевалось не жёстко
винцом подтолкнёшь слегонца,
похожа на минус бороздка
на пальце моём от кольца,
в погоне за самкой за самой
других не задень невзначай,
ослабнут колёса Сансары –
будь паинькой, не подкачай,
на конкурсе редких отметин
предъявишь тамгу от хазар,
иначе придётся ответить
за ёлочный этот базар.
ТАКОЕ КИНО
Боксёрской перчаткой сжимается сердце,
пока окончательно пульс не исчез,
посредственности не живётся по средствам
от моли и прочих пархатых существ,
старинных друзей бородатые лица,
сегодня и я, как они, не у дел –
хотел бы во что помоложе вселиться
почти получилось, когда похудел,
не в меру горяч, как Везувий, везучий,
смотрю сериал, пожелав заодно
у проруби парочку эту прищучить,
отправив соперника раком на дно,
здесь важно не сдрейфить и действовать прямо,
пока ветерок аромат не донёс
на солнце обжаренных луковиц храма –
его куполов, доводящих до слёз,
профуканных лет укатившись со склона,
буксуя на скользкой тропинке внизу,
обратно почти не торопишься, словно
проснулся от тихого слова в грозу.
ПОБЕДА
Не пускает домой занавеска,
прилипая к щеке на лету –
так-то друга встречаешь, на резкость
не успев навести чистоту,
неизменно хорошая, да ведь,
на лопатке наколку свела,
только выдвину локти расставить –
дёрнет током от края стола,
по стене ходят ходики звонко,
под ногами вздыхает кошма,
ты полгода, как спирт, разведёнка,
и до ручки ещё не дошла,
обижаться красавицам вредно –
сочинять о любви не по мне,
понимаешь, свободное время
убивают враги на войне,
там спасает окопное братство,
здесь – обняться и выспаться всласть,
в плен к тебе не сдаваться собрался
а за милую душу попасть,
тяжело привыкать, откровенно,
к тишине, хоть в одежде ложись,
погоди, вот завоет сирена,
и начнётся нормальная жизнь.
ПРОГУЛКА
Оделась, когда припекло
снежком, телебашня в леса,
как после удара в стекло
сама себя чинит оса,
в штакетнике солнечном шкет
гоняет дворнягу взашей,
разреженный воздух воспет
органами карандашей,
сжимая в зубах перезвон
не век колокольне смотреть
на варево в сквере ворон,
так можно и офонареть,
мне продемонстрировать чтоб
свою пятилетнюю стать
бегом объезжая сугроб
на саночках маму катать,
но к вечеру что-то озяб,
по веткам заснеженным зуд,
полозья труднее скользят,
хотя никого не везут,
не терпится варежкам с рук,
позёмка шипит словно гусь,
всё больше сугробов вокруг,
и я обернуться боюсь.
ПРЕДЗИМЬЕ
Ложатся тени в сумерках костьми,
на первый взгляд покладистые вроде
мы – лемминги, нас тьмы и тьмы, и тьмы,
порвали пасть зевающей природе,
отсель нам шведу пальчиком грозить,
хот-догмами у выхода давиться,
покамест у отеческих гробниц
под спудом формируется грибница,
какого овна надо позарез,
какой футбольной штанге повод веский,
пора бы доскучаться до небес,
раздвинув первый снег, как занавески,
пусть всех, кто губку влагой напитал,
забвения минует чаша, плиз ми,
вот-вот задушит жабу капитал,
а мы проснёмся при социализме,
не сетуй на привычный невозврат,
что электрички застревают в Арске,
пришла зима, такое дело, брат
с фамилией, как минимум, Пожарский.
ТЩЕТА
Сорок лет, как в пустыне я снова
в закромах огнегривого Ра,
вот моя пирамида готова –
саркофагом заняться пора,
бедуинов отбрив от пиратства,
сам от схватки за лучший кусок,
как замок, перестал отпираться,
потому что вмешался песок,
здесь монголы, наверно, смогли бы,
но для их аргамаков грубы
кистеперые рыбы Магриба,
ядовитых барханов грибы,
от изнанки космической стужи,
вторсырья, что приходится есть,
только шкура становится туже
и верблюжьей колючки не счесть,
между тем, улучшая породу,
с Шамаханской царицей надысь
погрузились в ковёр, словно в воду,
и похлеще узоров сплелись,
за подкладкой ни дна ни покрышки,
звёздной пыли и тли окроме,
расшатались, как зубы, нервишки,
потому что себе на уме,
не хватает удела земнаго
в череде ускользающих дён,
и роман, типа «Доктор Жеваго»,
в исполнение не приведён.
ПЕРВЫЙ СНЕГ
Жрёт Робин Бобин Барабек
всё, что надыбал и зацапал,
мы ждали двадцать первый век,
а он такой же, как двадцатый,
проблема заново начать
игру в прицеле остроклювой,
но – заморозки по ночам,
бери шинель – айда за клюквой,
где первый снег, что помело
шуршит в пределах Ойкумены,
спешим, пока не рассвело,
оттаивая постепенно,
на фоне ёлок древний Рим
как муравейник изувечен,
горим ли, отвечай – горим,
до талого, ещё не вечер,
наш мир не выбрит и патлат,
напропалую собран в кучу,
и я, сутулый, как атлант,
геополитикой навьючен,
за эту каторгу с небес,
где заблудился щебет птичий
научит пустотелый лес
меня природе безразличий,
в бою радеть о дорогом,
переживать потери вкратце,
и над поверженным врагом,
как ни крути, не издеваться.
ОСЕННИЙ СОН
Э-э-э блеет ночь, облизывая месяц,
затягивая звёзды в узелки,
а ты, пока Всевышний глину месит,
на ход ноги мне что-нибудь солги
про девушек, запутавшихся в джазе,
про прописные буквы на трубе,
за громкий разговор не обижайся –
ещё какого лешего тебе,
играет ветер цацками акаций,
ревёт буксир на Волге, как медведь,
не лучшая пора перепираться,
взволнованно ладонями хрустеть,
лицо любимой выпуклее рядом,
в причёске прежней вычурности нет,
до дома провожу тяжёлым взглядом,
дождусь, когда погаснет верхний свет,
ты прочитаешь это шаг за шагом,
а я шепну, за окнами незрим –
чтоб видеть между строк, нагрей бумагу,
позолоти дыханием своим.
Словесный понос с его лингвистическими выкрутасами – “Доскучаться до небес”! – и искусственно подогнанными тропами – по-моему, в этом заключается, как правило, сущность стихов всех по образованию – в первую очередь – филологов. Читать невозможно.
Для примера:
“Не могу я видеть без грусти
Ежедневных собачьих драк, —
В этом маленьком захолустье
Поразительно много собак!
Есть мордастые — всякой масти!
Есть поджарые — всех тонов!
Только тронь — разорвут на части
Иль оставят вмиг без штанов.
Говорю о том не для смеху,
Я однажды подумал так:
Да! Собака — друг человеку.
Одному,
А другому — враг”.
В сравнении с Остудиным, казалось бы, эка невидаль, а начнёшь читать – не оторваться!
А писано кем? Не филологом, а моряком северного флота и, кажется, недоучкой.
Ничего личного, разумеется, токмо одной общественной истины для.
Да текст стихов совершенно нечитабелен. Абстракция доходит до обструкции. Мистика на грани криминалистики. Непонятно о чём ведётся речь. Без перевода не поймёшь. Некоторые подобные “мастера слова” грешат нелепостями снова и снова.
Всё верно, но мысль моя заключается в том, что эту обструкцию в наш просвещённый век устраивают читателям стихотворцы, по образованию – филологи, именно филологи, люди, выбирающие своей судьбой филологию, знания о языке и литературном творчестве.
Тоже, по-видимому, “переход количества в качество”, только – не в лучшее, а в худшее, результат чрезмерного знания, – пример превращения силы в слабость.
Что значит “чрезмерное знание”? Разве знания бывают лишними?! Видимо, дело тут заключается не только в знании, в профессионализме, но ещё и в страсти превзойти себя, свои достижения.
Существует такое понятие “профессиональный идиотизм”. Так мой коммент следует понимать именно в этом смысле. Это, к примеру, как садовод, стремясь подкормить насаждение, прекрасно зная количество мочевины на ведро воды, значительно увеличивает норму – ну, чёрт дёрнул! И растение погорело.
Алё, так это же компиляции из Виктора Сосновый…
Поправка – компиляции из Виктора Сосноры (ИИ совсем уже оборзел, взял Соснору на Сосновый заменил!)