И набело хочется жить
№ 2024 / 24, 28.06.2024, автор: Вячеслав ОГРЫЗКО
1.
Этим летом Варя Заборцева – а это на сегодня лучший на Русском Севере поэт – привела меня в Кулогорах на свой угор. Вид отсюда на Пинегу просто обалденный. Рядом – излучина: река делает поворот. Тут же – вход в Кулогорский канал. Но он, похоже, погибает. По другую сторону реки – лес, за которым скрыта деревня Вариного отца – Заборье.
Мы сидим на угоре на новенькой деревянной скамье за новеньким большим столом. Жаль, только самовара нет. А рядом – сильно покосившийся дом, в котором давно уже никто не живёт: там полы сгнили, на стены дунь – обрушатся. Зимой, видимо, в этом доме гуляет ветер. Но Варя купила именно его. За копейки. Теперь это – её собственность. Правда, каждый год за эту полуразрушенную недвижимость придётся платить налог.
Зачем Варе это понадобилось? Она собралась вернуться сюда жить? В этой развалюхе? Но ведь в любой момент может обвалиться крыша? Или Варя собирается всё отремонтировать? Она вздыхает:
– Восстановлению этот дом, конечно, уже не подлежит. Я и сама пока не знаю, что буду с ним делать. Но сидеть тут, на угоре, я люблю.
Повторю: место замечательное. Какое-то время назад Варя привезла сюда из близлежащего посёлка Пинега почти всех бывших кулогорцев – своих сверстников, кто ещё не сбежал в Архангельск или куда подальше. Раздобыли самовар. Нашлась гармошка. Даже устроили, как их деды, танцульки. Все бабули, отказавшиеся в разные годы от переезда в Пинегу, не выдержали и тоже подтянулись к угору. И только одна старушечка недовольно проворчала: «Этого нам не хватало. Гляди, ненароком спичку бросят, и все остатки деревни дадут петуха». Правда, эту бабулю никто из соседок не поддержал. Другие-то соскучились по шумному веселью молодёжи. Им радостно было, что повзрослевшие внуки вспомнили про Кулой и хотя бы на случайные вечерние посиделки выбрались.
У Вари, кстати, есть такое стихотворение «Бабуся».
Растопляй, бабуся, байну,
Ись готов – лечу домой!
Пусть споёт с дороги дальней
Самоварчик наш хромой.
Варю кто-то как-то за него упрекнул: мол, хватит стилизаций под специфический северный говорок, дескать, этот этнографизм уже утомил. Но для Вари этнографизм – это не дешёвая экзотика. Это часть утраченной эпохи, ностальгия по детству. И она, кстати, не зацикливается на светлом прошлом. В других своих стихах Варя весьма искусно вплетает в этнографизм русский авангард.
2.
А что касается идиллии… Она есть в основном за самоваром. А так идиллия давно Кулой покинула. А, может, даже и никогда эта идиллия сюда и не приходила.
На любимом Варином угоре до сих пор крепко стоит двухэтажный дом. Но теперь он давно пуст. А раньше в нём жила семья Высоты. Представляете: самое высокое место в Кулое и у хозяев подходящая фамилия – Высота. Семья эта появилась в Пинежье в начале 30-х годов прошлого века. Их откуда-то сослали. Но они прижились и на новом месте. В Кулогорах эта семья вырастила трёх сыновей. Потом пошли внуки. Внуки считались тут самыми завидными женихами. Один из них ухлёстывал за Вариной бабушкой. Молодые уже подумывали о свадьбе. Но в 56-м состарившихся Высот реабилитировали, старики заспешили в свои родные места, а за ними увязались и внуки. Сейчас бывший жених Вариной бабушки живёт уже в Германии, Варя регулярно соединяет его и бабушку по скайпу.
Рассказала Варя и о другой семье спецпереселенцев. Там всем верховодила Суздальцева. Она, как только их высадили в Кулогорах, сразу глаз положила на заливные луга и предложила местным попробовать тут выращивать капусту. Дело пошло.
Заключённые в Кулогорах тоже были. Варя говорит, что они рыли канал из Кулоя в Пинегу – для транспортировки древесины. Но другие говорят, что канал был построен ещё задолго до создания Кулойлага – чуть ли не в двадцать пятом году.
А вообще в Кулогорах много лет был колхоз. Он и коров держал, и яровую пшеницу сеял, большие урожаи картофеля собирал, морковь не знал куда девать. Но всё сгинуло в начале лихих девяностых годов. Сначала приказал долго жить колхоз, потом из-за взлетевших цен на горючку закрылся стоявший рядом аэропорт, затем демонтировали шлюзовую камеру на Пинего-Кулойский канал. Ну а когда снесли ещё и начальную школу, народ побёг в Пинегу: в Кулогорах остались самые стойкие, настолько прикипевшие к своим домам и огородам, что уже и не мыслившие себя ни в каком другом посёлке (а таковых оказалось человек двадцать, ну, может, двадцать два).
Со временем не выдержала и Варина бабушка. Раньше она в Кулогорах была очень важным человеком – продавцом в местном ОРСе (ОРС – это отдел рабочего снабжения ближайшего леспромхоза). За перевыполнение планов по лесозаготовкам народ мог через ОРС купить популярные тогда японские товары – телевизоры, магнитофоны, джинсы, модные сапоги… Кое-что перепадало и продавцам. Обе дочки Вариной бабушки всегда выглядели нарядней других. А потом от леспромхоза остались рожки да ножки. Закрылся и ОРС.
Варина бабушка сохранила в Кулогорах большущий огород, в сама перебралась в Пинегу. Ей дали небольшую квартирку на втором этаже в старом деревянном двенадцатиквартирном домике. Но весь дом – без отопления и без воды. Зимой надо дважды в день – утром и вечером – топить печь, а для того сделать запас дров. Вода – в колонке на улице. Тоже надо вёдра заполнять и таскать каждый божий день
Но смотрите, как об этом Варя рассказывает в своих стихах. Она не жалуется на такой быт, всё терпит и даже пытается найти во всех тяготах что-то светлое.
Несу дрова,
Полешко за полешком.
Топить давай,
Подкинем от души.
Согрей чайку
И белого нарежь-ка,
С горячим сливки больно хороши.
Сейчас Варя купила для бабушки новый дом. Хотя какой он новый? Его построила в начале двадцатого века местная купчиха и сначала в нём разместила пекарню. Когда купчиху раскулачили, дом отдали под партком. А впоследствии кто только в нём не размещался! Даже рыбный магазин. Но стены до сих пор стоят крепко. В старой Пинеге умели строить на века. Почему Варя ухватилась за него? Её соблазнили три вещи: близость котельной и возможность подключения к центральной линии отопления, наличие в доме водопровода и небольшая цена – как раз по Вариному карману. К осени она надеется всё в новом бабушкином доме перестроить и навести там красоту.
Сейчас же Варя работает на два, нет, даже на три фронта. С утра она мчится на бабушкин огород: надо, пока сильно не припекло, успеть посадить свёклу. После обеда планы меняются: нужно показать гостям Кулогоры. Она мимо малинников ведёт нагрянувших к ней бумагомарателей в другой конец полузаброшенной деревни, куда ещё года три назад сама боялась ступить – там было много собак, которые очень грозно гавкали. Но потом бабушка научила её находить со всеми псами общий язык. И у Вари как-то написалось:
Последний житель списанной деревни –
Лохматый пёс без клички и хвоста.
Глотает воздух. Вовсе не весенний.
Встречает март у бывшего моста.
3.
Иные критики пару лет назад поторопились записать Варю в деревенщики. Как же у них всё просто! Раз написала девушка пару стихотворений о северном селе, тут же ярлык: «тихий лирик», перепевающая на свой лад Рубцова. Между прочим, Варя жила в деревне только до шести лет. Потом мама забрала её в свою новую семью и увезла в Архангельск. Так что росла она городской барышней. И её стихи – они, по большому счёту, и ни о селе, и ни о городе. Они о жизни. Читаем:
Моя семья – расколотые блюдца,
Никак не соберутся за столом.
Лишь под столом белеют лица наши,
Но даже на несчастной фоторамке
Треснуло стекло.
Я мыла блюдца – кипяток насквозь.
И вкривь и вкось текла вода в тазах.
Водой не склеить стебель, лепесток –
Те блюдца впрок пророщены в серванте,
И наша жизнь текла на их глазах.
Я так хочу горячий чай из блюдца.
Студить его дыханием своим,
Дыханием соседним отогреться.
Осколки сушатся на полотенце
И дальше, кажется, не бьются.
4.
Этой весной у Варвары случилось большое горе. На Донбассе погиб её отец – бывший подводник Северного флота.
В соцсетях есть Варин пост от 14 апреля. Она написала:
«Погиб мой папа. Капитан третьего ранга. Погиб в далёких полях Луганской области. С этих мест когда-то был сослан папин дедушка, мой прадед, который волей судьбы так и погиб во время Великой Отечественной. Вся остальная жизнь папы – его род, родня, родное и дорогое сердцу – это Пинега. Даже позывной папа себе выбрал такой – Пинега. С ней и ушёл. С ней и останется».
5.
Если Кулогоры – за посёлком Пинега, ну не сразу за Пинегой, от посёлка ещё пять километров надо прошагать, то Красная Горка перед Пинегой (тоже не доезжая километров семь). Мне говорили, что она давно заброшена и там одни руины. Это не совсем так. Во многих двухэтажных деревянных домах действительно уже никто не живёт. Но возле пяти или шести домишек я заприметил поленницы дров, на двух – спутниковые тарелки, а у одного – даже машину. Потом показался ещё парнишка на велосипеде. Значит, жизнь тут не окончательно заглохла.
Что тут было раньше: леспромхоз или база какой-нибудь экспедиции, выяснить оказалось не у кого. Да и, если честно, не ради этого я сюда забрался. Меня сюда привели Варины рассказы о древнем монастыре, основанном на Красной Горке ещё в начале семнадцатого века.
Последний раз здесь официально обряд крещения был проведён 24 февраля 1920 года. Священники тогда покрестили Вариного прадеда. Потом всех младенцев в округе уже тайно крестила таинственная Марфа, о которой до сих пор мало что известно: о ней ходят в основном слухи.
Гордостью монастыря на протяжении чуть ли не двух веков был каменный храм. Его возвели ещё в 1735 году. Но большевики, когда победили, решили разместить в нём свою коммуну, и всё стали крушить и переделывать на свой лад. Однако храм долго не сдавался. Купола не стало только в восьмидесятые годы. И его не горбачёвские перестройщики снесли. Купол добил сильнейший ураган.
Последними обитателями келий бывшего монастыря были подопечные интерната для душевнобольных людей. Многие искренне верили, что намоленное место и изумительная природа Пинеги могли излечить кого угодно. Но постперестроечные варвары не пожалели даже этот богоугодный интернат. Потом кому-то в голову взбрела идея превратить остатки монастыря в турбазу для горнолыжников и устроить тут пикники. На Красную Горку успели смонтировать подъёмник для туристов. А потом случился пожар. Монастырь, пусть и бывший, и пикник – это всё-таки несовместимые вещи, и история натиску безбожных экстремальщиков уступать не захотела.
Меня поразило: несмотря на все напасти, которые обрушились на Красную Горку в двадцатом веке, ещё не все стены церкви обрушились. А в двух местах даже сохранились старинные фрески. Храм никак не хочет полностью сдаваться. Может, ещё и свершится чудо и всё возродится.
Варя прошлой осенью – двадцать третьего года долго тут бродила, когда стало смеркаться, вышла на дорогу, чтоб поймать попутку до Пинеги. А в это время с Горки спустился старенький «Жигулёнок». За рулём сидел здешний отшельник. Он как раз собрался навестить давно переехавшую в Пинегу дочь. Но по дороге Варя услышала от него одни страшилки. Отшельник рассказал про повадившегося к нему на огород медведя, полюбившего выкапывать вкусную морковку. Веря так и не поняла: правду ли старик говорил или посмеивался над ней.
А я потом нашёл у Вари стихотворение «Лодка над рекою». Оно не о Красногорском монастыре, а, наверное, совсем о другом храме. Но не это важно оно – о Вере.
Наш монастырь за рекой.
Храм не достанешь рукой.
Дядь Жень, довезёшь через реку?
Бегут ещё два человека.
Папа и маленький сын:
Петька, смотри не простынь!
Петя закутался в папу.
Я заприметила шляпу.
Машет нездешняя дама:
Возьмите, прошу Вас, до храма!
Пятеро в лодке и пёс.
Ветер его нам принёс.
Все со своею бедою.
В лодке одной, над рекою.
6.
Есть ли у Пинеги будущее? А это пока никому не известно. Все – власти, и жители – надеются на лучшее. Но из областного центра приходят странные указания. Кому-то стал мешать Пинежский индустриальный колледж. Где-то в верхах решили, будто он не эффективен. А кто и как считал? Сейчас колледж, говоря чиновничьим языком, обслуживает три района. И если его закрыть, сразу сто с лишним молодых ребят из этих трёх районов будут выброшены на улицу. Они все из небогатых семей. На какие деньги ребятишки поедут в Архангельск? И куда они там поступят? А в Пинеге без специальности сложно куда-либо устроиться. Поэтому перспективы у них безрадостные: бичевать и по-чёрному пить или пытаться искать себя в крупных городах, где их, однако, никто не ждёт и где им вряд ли кто будет рад.
Варя тоже не собирается надолго задерживаться в Пинеге. Пока её удерживает недооборудованный новый-старый бабушкин дом. А что будет потом? Видимо, Питер. Там её муж работает физиком. Он без Варвары скучает, а она сильно тоскует по нему. В Питере ей не придётся каждое утро и каждый вечер топить печь, не надо будет ходить за водой на улицу. Там – музеи (а Варвара по специальности – искусствовед). Там – поэтические тусовки.
Сама Варя как-то написала: «Не зимую на Севере, / но поморка по вере». Её стихотворение так и называется: «Птица я перелётная».
А уедет Варвара из Пинеги, кто будет в Кулогорах на угоре собирать по вечерам за самоваром молодёжь и до утра распевать песни и плясать?!
Но, может, не стоит заканчивать на столь грустной ноте? Ведь не всё в этой жизни так пессимистично. У Вари Заборцевой есть такие строки:
И зимы на Севере белые,
И ночи июньские белые,
И море – нарочно ли – Белое,
И набело хочется жить.
Она, Варя Заборцева, и живёт именно набело – без черновиков, часто спотыкаясь, но продолжая упорно двигаться к чему-то новому.
Вячеслав Вячеславович, спасибо за статью! Спасибо за Кулогоры и Красную Горку! Спасибо за Варю и Пинегу!
Всё так.
Я только что отметил свой день рождения в Пинеге и Кулогорах (тут и ночевал, в доме Вариных родных, спал на перине), впечатлён, восхищён, просветлён. Разговоры с Вариной бабушкой, встречи с местными жителями, проводы Солнца и белая ночь, Левитановские виды с кулогорского угора и с монастырского крутояра, пронзительные закатные лучи – это русское достояние. Уверен, монастырю быть, как быть и самой жизни в этом изумительном святом крае.
Спасибо тебе, Варя Заборцева, за сохранение этой человеческой сказки!
Вячеслав Вячеславович, замечательный материал! Читается на одном дыхании. Открыли нам не только Пинегу, но и Веру – прямо-таки маленькую Хозяйку Медной горы. И стихи у нее волшебные. Очень рад этому открытию, сделанному благодаря Вам…
Как же классно пишет эта девочка – Варя. Умеет Вячеслав Вячеславович выводить в свет русских самородков. В нескольких строчках история чьей-то жизни, эмоции, законченное событие. И ни одного лишнего слова – как васильковый луг после дождя. Заключительное стихотворение как глоток родниковой воды – буквально. И не надо ничего из себя выдавливать – пиши сердцем и всё получится. Спасибо Варвара – удачи Вам!!! Спасибо!