Илья БЕШЕВЛИ. ЕВРОПЕЙСКАЯ НЕОКЛАССИКА УХОДИТ В ПРИМИТИВ

Рубрика в газете: Звезда стиля, № 2018 / 19, 25.05.2018, автор: Егор КУЛИКОВ

Илья Валерьевич Бешевли – звезда неоклассики. Сибирский композитор, который завоевал сердца не только наших соотечественников, но и шагнул за пределы России. Его музыка вдохновляет, помогает и успокаивает. Полные залы благодарных слушателей – лучшее подтверждение того, что творчество Ильи востребовано.  На данный момент молодой композитор выпустил два сольных альбома и готовит третий. А начиналось всё с интернета:

– Илья, первые отзывы на своё творчество ты получил в интернете?

– Да. Будучи студентом, я вновь увлёкся музыкой. Хотя после музыкальной школы прошло много лет, и я ничего толком не помнил. Тогда я начал писать музыку и выкладывать её в интернет.

– Как проводишь свободное время?

– Учусь. Сессия вот на носу. Концерты будут только осенью – в Питере и в Москве, в Светлановском зале. В основном занимаюсь новым альбомом и подготовкой к сессии. Катаюсь на велосипеде. Я вот и на интервью приехал на велосипеде. Большую часть времени трачу на новый альбом, который надо выпустить к концу лета…

– Надо по внутреннему желанию или есть какие-то обязательства?

– Скорее по внутреннему. Хотя и обязательства тоже имеются. Сейчас я работаю с одним британским лейблом, но, честно говоря, не очень мне с ними нравится.

– Что именно не устраивает?

– Когда мы только начинали сотрудничество, всё казалось таким перспективным и волнующим. Я чувствовал некую эйфорию. Они приезжали на мой концерт, мы пообщались. Но, к сожалению, уже около трёх лет сотрудничаем, а результатов нет. Я пытался с ними наладить контакт, отправлял им свои наработки, но из двадцати, они брали только одну или две. Наверное, дело в том, что в Европе неоклассика, как её принято называть в сети, хотя это не совсем правильно, переживает некую деформацию. Музыка перестаёт опираться на мелодию, и становится фоновой. Стало больше минимализма, медитации, эмбиента. Звучит слишком просто и немного даже примитивно. Видимо, британцы подстраиваются под общее настроение и пытаются подстроить меня. Но мне это не нравится.

– Деформация чувствуется. Последний альбом Людовико Эйнауди (итальянский композитор) кардинально отличается от его предыдущих работ. Сплошной минимализм.

– Есть такое. Я и на концерте его был. И заметил, что с каждым концертом у Эйнауди всё меньше оркестра и всё больше электроники, света, шоу…

– Опопсовелся, если можно так выразиться.

– Возможно. А может быть, пробует что-то новое для себя. Когда я общался с Фабрицио Патерлини (итальянский неоклассик), он высказал правильную мысль. У Людовико сейчас огромная аудитория и, возможно, поэтому он упрощает музыку, чтобы стать более доступным для широких масс. Честно говоря, меня это немного расстраивает. Что даже Эйнауди, кто, по сути, является первопроходцем в современной истории неоклассики, уходит в примитив.

– Кстати об Эйнауди. В твоих первых произведениях, например, «В погоне за счастьем» чувствуется его влияние. Это было написано, как подражание?

– Это было написано, скорее, под вдохновением. Я ведь тогда писал музыку, увлекаясь творчеством Яна Тьерсенна (французский композитор) и того же Эйнауди. Если сравнить с моим последним альбомом «Странник», то там этого уже нет. Сейчас, я стараюсь искать что-то новое. Новые фишки, новые приёмы. Стараюсь очертить свой стиль. Надеюсь, у меня получается.

– Когда пишешь музыку, то абстрагируешься от прослушивания других композиторов?

– Я в основном слушаю только классику. Правда, и в классической музыке у меня есть непонятные и не близкие мне миры: авангарда, додекафонии, современных техник ломающих традиции. Да, я традиционалист, почвенник, провинциал, ну и что!

– А эта музыка не влияет?

– Может быть. Но влияет по-другому. Как по мне, она обогащает стиль, нежели меняет его. Я неоклассику представляю, как что-то простое. Может быть, даже примитивное. Но, как говорится: сделать просто не так-то и просто. Сейчас у меня уже больше опыта и я часто пробую новое. Ищу новые ритмы, новое звучание. Но заигравшись с перебиранием разных музыкальных средств, я чувствую, как меня выкидывает за рамки этого стиля. Поэтому стараюсь не пересекать эту тонкую грань.

– Ты перфекционист?

– Отчасти. В музыке – да. В остальном – отчасти.

– Ты как-то сказал, что название неоклассика не совсем правильное – почему?

– Музыковеды неоклассикой называют совершенно другой стиль, тот же Стравинский, Онеггер. Хотя, если копнуть глубже, то неоклассика корнями уходит во Францию. Когда в Европе стал очень популярен клавесин и такие композиторы как Куперен, Рамо писали простенькие пьесы для домашнего музицирования. Они и называли их по-простому: Кукушка, Волчок, Вечера и прочее. Так что границы неоклассики довольно размыты не только в стиле, но и в истории.

– Когда пишешь музыку, представляешь себе слушателей? Визуализируешь их?

– Что-то такое есть. Бывает, я играю привычную мелодию, а представляю, что я на сцене, перед зрителями. Может быть, скучаю по концертам, не знаю… но от этого получаю некий дополнительный заряд эмоций. Бывает, приходит что-то спонтанное и я цепляюсь за это. Проигрываю много раз, чтобы понять и почувствовать. Пытаюсь, уловить образ, раскрыть интонацию, мелодию.

– Момент, когда ты нащупал тему. Ухватился за неё. Есть ли ощущение, что именно это будет хитом?

– Не уверен. Это просто красиво. Я кайфую от этих звуков. Это можно объяснить так: я чувствую, что это красиво и предлагаю слушателям, разделить со мной это наслаждение.

– У тебя уже набралось внушительное количество произведений. Я понимаю, что все они твои и все любимые. Но есть ли произведения, особенные для тебя? Словно ты туда часть души вложил.

– Есть более яркие пьесы, такие как «Сострадание» или «Ночной лес». «Ночной лес», кстати, это моё третье произведение. Когда я его писал, мой мозг был просто отключён. Это был чистый поток. Я до сих пор придерживаюсь мнения, что для того чтобы повторить это состояние, надо узнать о музыке всё. Чтобы мозг не вставал преградой. Я ведь тогда был совсем зелёный творец, опирался только лишь на вдохновение, на этот поток. Писал наощупь, если можно так выразиться. Справлялся своими крохотными на тот момент знаниями. Это сейчас мне стало известно, что там есть дорийский лад. Когда писал, то понятия не имел, что он вообще существует. И для того чтобы повторить это состояние, мне надо знать абсолютно всё…

– Либо забыть.

– Да. Либо забыть.

– Я слышал, что ты, помимо альбома, ещё работал над саундтреками в кино.

– Не совсем. Это было несколько короткометражек. Пока что с кино у меня не заладилось. Хотя, мне интересна эта тема. С удовольствием бы поработал в каком-нибудь авторском проекте. Хочется, чтобы тебя увлекло. Чтобы ложился спать и просыпался с мыслями о проекте. Это интересно.

– Ты уже пробовал силы писать музыку на заказ. Как ощущение?

– Тяжело. Наверное, мне не хватает мастерства. В свободном полёте пишется легче.

– Не боишься, что обучение в Гнесинке смешает тебя с остальными?

– Гнесинка это совершенно другой мир. Там люди, отчасти несчастные, отчасти счастливые. Там учатся и работают большие мастера. Они легко могут писать музыку на заказ. И музыку качественную. Но в тоже время они крутятся внутри этой лаборатории. Там они известны. А общей массе эти имена ничего не скажут. У меня тоже как бы два мира. Один – это моё творчество, для людей. Второй – обучение в Гнесинке. К примеру, когда я жил в Красноярске, то на академиков смотрел свысока. К ним на бесплатный концерт приходит три человека, а у меня полный зал по билетам. Гордился тогда собой. Думал горы сверну. А когда приехал в Гнесинку, поучился тут немного и понял, что есть действительно великие музыканты. Тогда-то ко мне и пришло понимание: куда мне со своими песнюшками до такого уровня. Но в современную академическую музыку уходить не собираюсь.

– Как думаешь, стоит ли перенести тот мир в массы?

– Не получится. Современная академическая музыка – это пища для мозгов. Особенно для музыкантов, кто закончил хотя бы колледж. Кто понимает структуру. Вот они смогут понять эти скрытые для общих ушей фишки. Для души там слишком сложно, непонятно и запутанно.

– Нет ощущения, что в будущем, приставка «нео» уйдёт и останется лишь классика?

– Возможно. Не будем загадывать наперёд. На данном этапе развития общества этот стиль один из самых духовно богатых. Наверное, это звучит высокопарно, но мне кажется, что так и есть. Возможно, когда-то в будущем приставка уйдёт и неоклассику приравняют к достижению культуры. Мне неловко так говорить ещё и потому, что я знаю уровень настоящих мастеров. Если собрать всех неоклассиков современности, то мы и двух нот не стоим «До диез минорной прелюдии» Рахманинова.

– В музыкальной школе ты этого не замечал?

– Конечно нет. Музыкалку я вообще с горем пополам окончил. Конечно, сейчас я благодарен родителям, что они меня запирали в классе. Один на один с инструментом.

– Дальнейшие планы?

– Диплом и альбом.

– Записывать будешь в Москве?

– Не уверен. У нас сложно найти хорошую студию и хорошего звукорежиссёра. По крайней мере, качеством моего последнего альбома я не очень доволен. Хотя записывали мы на Мосфильме.

– От чего больше всего получаешь удовольствие?

– Концерты. В первую очередь это контакт со слушателями.

– И последний вопрос. Ради чего всё это?

– Ради того, что моё творчество кому-то помогает. Кого-то вдохновляет на новые свершения. Ради того, чтобы, слушая неоклассику, неважно кого – меня или Эйнауди, люди копнули глубже, и пришли к прекрасному. К настоящей классике: Бах, Рахманинов, Прокофьев, Чайковский. Я сам прошёл этот путь, когда увлёкся неоклассикой.

– То есть – некий мост?

– Да. Мост к прекрасному.

Беседовал Егор КУЛИКОВ