Концепт «слабость» в рассказе Вячеслава Шишкова «Краля»
К 150-летию со дня рождения Вячеслава Шишкова
Рубрика в газете: С карандашом в руке, № 2023 / 45, 17.11.2023, автор: Иван ОБРАЗЦОВ (г. Барнаул)
Шишков-писатель имеет особенный стиль письма. Таким утверждением необходимо открывать не столько исследовательский материал о творчестве писателя, сколько вообще его произведения. Дело в том, что само внимание к творчеству Вячеслава Яковлевича требует понимания того, что в нём привлекает, и ещё важнее, что именно является тем фундаментом, на котором и строится художественная речь автора.
Нет необходимости напоминать об известных записях самого Шишкова о встрече с Максимом Горьким, но именно эти записи чётко обозначили ту колоссальную пропасть, что лежит между двумя писателями. Именно на этом различении двух творческих подходов удаётся плодотворно обозначить, как писал Шишков и в чём же особенность его стиля художественного высказывания. Действительно, если говорить сжато, то Горький – писатель исключительно урбанистического (городского) толка, а его герои – городские люди самых презренных социальных слоёв. Шишков же напротив – более широк в своём охвате и исходит из размашистых русских пространств, которые неизбежно влекут говорить о людях, живущих на земле и землёй. Герои Шишкова более глубоки в своих духовных проявлениях, но не в том смысле, что они философы, а в том, что их наполняют глубоко христианские стремления и терзают общечеловеческие вековые соблазны.
Широко известны попытки сопоставления творчества Вячеслава Шишкова с художественными поисками Достоевского, Шолохова, Распутина и Шукшина. Но сегодня необходимо более глубоко посмотреть на связь проблематики творчества Шишкова с тем, что в парадигме русского православия представляет из себя такое понятие как «человеческая слабость». И здесь прекрасной иллюстрацией может послужить рассказ «Краля». Это тем более оправдано, учитывая принадлежность Вячеслава Шишкова к христианскому вероисповеданию, чьи основные догматы несомненно были хорошо известны автору и являлись непосредственным контекстом его личной жизни (впрочем, как и жизни героев его произведений, о чём мы скажем далее).
Как-то так у нас повелось, что если о человеке говорят, что он «слабый умом» (попросту – глупый), то это часто воспринимается более пренебрежительно-конкретно, чем абстрактное «слабый духом» (то есть, как следствие духовной слабости, может быть и подлый, и трусливый). Действительно, над глупым посмеяться намного легче, чем над трусливым, ибо трус может быть очень умён, а потому опасен в смысле мстительности. Кстати, именно трусость часто лежит в основе скрытной мстительности.
Но вернёмся к слабости – слабость человеческая и человеческая сила одинаково бродят в сердце, но, как известно, на каждый случай они выбираются отдельно. Вот такой «отдельный» случай и происходит с героями рассказа Вячеслава Шишкова «Краля». В «Крале» слабы все, только слабость у каждого своя (впрочем, как и трусость), потому говорить придётся вроде бы о рассказе, но по существу о самой, пожалуй, распространённой человеческой немощи – слабости духа.
Достоинство Шишкова-рассказчика в том, что он избегает идеологических споров, выводя своих героев по-человечески живыми и погружёнными в повседневные, даже бытовые проблемы. Не смотря на то, что рассказ «Краля» это художественное произведение, в нём ощущается реальная история, почти документальная запись произошедшего события. Именно такой реализм и позволяет увидеть за текстом не «устаревшую» эпоху, а непреходящие проблемы: человеческого выбора, горечи поражения, тяжести обретения истинной любви.
Необходимо понимать, что истинная любовь есть цель существования человека, да вот только достигается эта цель тяжёлым трудом, что не каждому оказывается посилен. Главный герой рассказа «Краля» вовсе не Дуня или доктор Шер (между которыми и разворачивается основной конфликт истории), а именно любовь.
Дуня (Краля) ищет любви, но в её ситуации любовь должна стать не просто влечением к телу, но жертвенным чувством близости. Доктор Шер всё говорит о себе, что он будто бы «любит», даже грезит о будущей жизни с Дуней, но на самом деле он грезит только об удобном ему бытовом сожительстве. В лице доктора Шера мы видим как истинную любовь подменяет влечение плоти, а плоть, как известно, эгоистична и слаба. При первом же столкновении с «некрасивой» реальностью все мечты и грёзы доктора рассыпаются как карточный домик. Оказывается, что от его «любви» до «ненависти» один шаг, который Шер делает с лёгкостью слабого труса.
Здесь необходимо вернуться в начало рассказа и увидеть, насколько глубоко можно понять слова автора: «И загрустит человек, что нет у него крыльев». Давая такой вывод, Шишков предварительно описывает пейзаж, но не земными красотами, а небесным стремлением пытаясь коснуться читателя. Если любовь даёт те самые крылья, то дальнейшее повествование становится глубоко символичным. Действительно, крыльев у доктора Шера нет, а есть только ноги, бродящие по земле и тело, влекущее к физическому соитию.
Для русской литературы образ дороги всегда был и остаётся одним из ключевых, здесь один только гоголевский Чичиков и Русь-тройка чего стоят. Шишков начинает свой рассказ с описания пейзажа и погружает читателя в светлую грусть мысли об отсутствии у человека крыльев, после чего резко переходит к героям, которые как раз едут по бескрайней сибирской дороге. Да, они не мошенники-чичиковы, но есть какой-то подтекст в том, как автор описывает едущих:
«Тёмным вечером, по шершавой, с глубокими застывшими колеями дороге ехали купец Аршинин да еще доктор Шер.
Торопились скорей добраться до города, опасаясь, как бы не вспыхнуло вновь в небе солнце и не растопило подстывшую грязь…».
Боязнь солнца здесь кажется естественной и вроде бы даже объясняется вполне практическими причинами, но… Но художественная литература в её символизме всегда имеет целью проговорить намного больше, чем просто практическое объяснение причин, и боязнь, что «растопится грязь» здесь обращена к чему-то более важному, чем просто удобная поездка по дороге. Далее читатель увидит, что вся «грязь духа» действительно растопится самым неприятным образом, а потому описание внешнего вида героев только добавляет духовного подтекста:
«Купец был тучный, рассудительный, видавший виды, с большебородым ликом и весёлыми, чуть-чуть наглыми глазами. Доктор – худощавый, подвижной и нервный, с растерянным взглядом больших черных глаз, безбородый…».
Купец вроде бы с «большебородым ликом», но глаза его «наглые». Доктор вроде бы с такими поэтичными «большими чёрными глазами», но они растеряны. В дальнейшем именно наглость и растерянность получат своё развитие в героях, а вовсе не эти иконографические и поэтические красоты.
После такого протяжного и глубоко философского описания пейзажа, дороги, персонажей, события начинаю разворачиваться стремительно. Вообще надо сказать, что даже сам текст рассказа поделён на главки совершенно неравноценного размера. Такая прерывистость в целом характерна и для способа деления главок, и для динамики развития сюжета «Крали».
Купец и доктор, наконец, добираются до ночлега:
«Лошади птицами взлетели на пригорок, спустились, опять взлетели и, врезавшись в улицу села, понеслись по гладкой, словно выстланной дороге. У церкви сиротливо мерцал одинокий фонарь да ещё здание школы светилось огнями. Было часов восемь вечера.
– А вот и земская…».
Своеобразная гостиница, которая представляет из себя всего лишь земскую избу. И вот появляется Дуня-Краля, которая ещё не названа по имени, но дана в описании очень плотском, что о многом уже говорит внимательному читателю:
«А та, что постатней да попроворней, приветливо метнула карими глазами и молвила певучим, серебристым голосом… Босая, с еле прикрытою грудью, с двумя большими чёрными косами, смуглая и зардевшаяся…».
Читатель видит суть влечения к этой женщине, о которой им поведал ямщик ещё там, когда ехали по сибирской дороге. Ямщик рассказывал о ней с точки зрения физиологической привлекательности, и в земской избе купец и доктор видят её впервые только такими глазами.
Как только мы встречаем Дуню, то становится ясно, что мы смотрим уже не глазами автора, а глазами его персонажей – доктора и купца. В комнате есть ещё одна безымянная баба, и купец не упускает случая продемонстрировать свой интерес:
«Доктор очнулся и пошёл на улицу вслед за Дуней, а тётка полезла на печку. Купец, утратив на время благочестивый облик, подполз к ней сзади и, ради первого знакомства, хлопнул по широкой спине ладонью».
Но не на этом сосредотачивает внимание Шишков, так как истинная слабость купца Аршинина будет показана чуть позже и самым прямым образом, пока же в центр внимания выдвигается доктор:
«Вошёл доктор, весь радостный. Купец отскочил быстро прочь, степенно прошёлся по комнате, взглянул украдкой на иконы и тяжело вздохнул. Лицо опять сделалось постным, набожным…».
Да, образ купца усиливается, но только затем, чтобы ещё более ярко продемонстрировать изменения, которые начинают происходить с доктором Шером:
«Доктор быстро взад-вперёд бегал по комнате, улыбался, выхватывал из жилета часы, открывал крышку, бесцельно скользил по ним взглядом, совал в карман, чтобы через минуту вытащить вновь. И никак не мог сообразить, который теперь час».
Это описание поведения доктора совершенно классическое в передаче поведения человека, вдруг о чём-то «заморочившегося». Надо отметить, что такое поведение часто приводится, чтобы показать влюблённую растерянность и здесь действительно такая «рассосредоточенность» имеет место быть. Но показано это, как оказывается далее, не ради развития «любовной линии», а ради её неразвитости в дальнейших действиях доктора.
Очень важно обратить внимание на фразу: «И опять забегал, то и дело выхватывая из жилета часы и улыбаясь тайным сладостным мечтам…», которой заканчивается эта главка. Мечты доктора вовсе не возвышенны, а именно что «сладостны» в самом физиологическом смысле слова. Такое сладострастие без всяких сомнений не является крепким основанием для истинного чувства любви, а только влечёт плоть к физической близости. «Сладостные мечты» доктора Шера сильны для тела, но окажутся совершенно подавляющими факторами для развития глубокого и сильного чувства души.
В следующей главке купец, будучи человеком «опытным», подталкивает доктора к активным действиям, становясь дополнительным источником похотливого искушения. Интересно, что постепенно купец Аршинин погружается в собственную слабость – пьянство. В пьяном виде он бормочет разное, но читатель узнаёт, что кроме прочего Аршинин является и церковным старостой (вот откуда его видимая набожность). А на фоне напивающегося до свинского состояния купца происходит развитие похоти доктора.
Доктор Шер уже бормочет в ухо Дуне-Крале как пьяный:
«Евдокия Ивановна… – говорил доктор, и голос его дрожал. – Вы не цените красоту свою. Ваши глаза… брови…».
Сцена эта одна из самых показательных, но именно здесь происходит новый поворот сюжета – приезжает урядник, для которого гости должны освободить место. Дуня успевает проговорить доктору:
«И верной бы была тебе по гроб, да вижу – смеёшься ты… И поехала бы к тебе, и полюбила бы, да боюсь, бросишь…».
Дуня заторопилась и собирается уходить, чтобы встретить урядника. Здесь случается ещё одно важное событие. Доктор тоже успевает выпить вина и бросает Дуне: «Постой!.. Слушай, Дуня! А любовник есть? Любишь кого?» На что получает лаконичный ответ: «А тебе какое дело! Ты кто мне – муж?», и выходит из комнаты. На этом очередная главка завершается.
Надо сказать, что сами главки рассказа совпадают с ключевыми сценами сюжета, что очень приближает стиль изложения к драматургическому. Здесь Шишков развивает чеховскую линию драматургического лаконизма. При всём при этом у Шишкова сохраняется тот стиль речи, что уже в советское время разовьют в своём творчестве Шолохов, Распутин и Шукшин. Данная связь видится совершенно не случайной, так как и лаконизм, и простота речи позволяют говорить о Шишкове, как о предтече для ключевых художественных стилей в русской литературе XX века.
Следующая главка начинается констатацией состояния основных персонажей и динамично продвигает сюжет к новому повороту:
«Когда купец был совершенно пьян, а доктор в полугаре, в комнату быстро вкатилась толстая баба.
– Урядник! – Она влетела в соседнюю каморку и стала выносить вещи путников. – Уж вы здесь, уж здесь, господа проезжающие. Я вот тут постелю. Уж извините…».
И здесь мы знакомимся с ещё одним ключевым персонажем истории – урядником, который сразу описывается автором с помощью крайне отталкивающих визуальных образов: «какое-то чудовище необъятных размеров, с пьяным, одутловатым, лохматым лицом, с мутными, косыми, навыкате, глазами…». Теперь все герои истории представлены и дальше будет развиваться основной конфликт, где та самая слабость человеческая окажется единственной объединяющей всех главных персонажей чертой.
Пьяный купец Аршинин валяется на полу в полусне. Доктор Шер пьян и одурманен похотью, бродит по комнате и двору. Урядник прижимает и тискает в своей комнатушке Дуню! Да, оказывается в похотливое влечение вовлечены все, но страшнее всего то, что в центре этого сального сладострастия всё больше проявляется несчастная слабость Дуни, её запуганная и тоскующая по истинной любви душа.
Доктор обнаруживает связь Дуни и урядника с ошалелым возмущением. Пока бродил, он нафантазировал бог весть чего, а свои сладостные мечты разукрасил лубочными картинами бытового довольства, тем невероятнее для него становится открытие физической близости между Дуней и урядником. Когда Дуня выскальзывает ненадолго в комнату и успевает шепнуть доктору, что придёт к нему под утро, то Шер уже не тот «влюблённый, шепчущий о «прекрасных дуниных глазах». Доктор Шер уже брезгливый мещанин, отталкивающий женщину даже не удосужившись предположить, что придёт она под утро вовсе не по причине похоти.
Слабость ума и духа в докторе катастрофичны, он просто жалок в своём возмущении, ведь в итоге читатель узнаёт о несчастье Дуни, её запуганности урядником и, по сути, насилии над ней. Мы узнаём многое из подтекста. Отчего урядник решил, что он сильный? От того ли, что может принудить Дуню-Кралю к физической близости? Или может от того, что в состоянии безнаказанно унизить, запугать женщину? Пожалуй, что именно таково внутреннее убеждение урядника о силе. Но в том и кроется его истинная сущность, которая именно что слаба – слепа в своём животном отупении и слаба в проявлении по-настоящему важного человеческого чувства любви к ближнему. Всё, что «любит» урядник, это собственную похоть и возможность безнаказанно унижать женщину. Именно потому он слаб, что является рабом собственной похоти, а безнаказанность ведёт его к жестокому, эгоистичному озверению и самому несчастному существованию.
Доктор Шер не менее слаб. Когда утром они с купцом Аршининым уезжают, то Дуня практически молит его быть к ней милосердным, понять её несчастье и выполнить вчерашние обещания – забрать из этого мрака. Но нет, для доктора важнее его фантазии, он слишком слаб духом, чтобы принять реальность и совершить истинно сильный поступок. Да и не получится у него, даже если бы он попытался (у Льва Толстого мы знаем примеры, когда герой пытается изменить жизнь падшей женщины). Причина не только в докторе, но и в Дуне – они обречены на страдание от своей духовной слабости. При всём при том, именно Дуня несёт в себе свет надежды, что придёт сильный духом человек и примет её со всей силой истинной любви…
Вывод рассказа очевиден:
- У доктора дух слаб от отсутствия любви;
- Дуня-Краля слаба духом по причине страха;
- Купец духовно слаб из-за своего пьяного состояния;
- Урядник слаб духом, как и доктор, от отсутствия любви.
* * *
«На доктора валился сон. Засыпая, он грезил о том, как зима придёт с метелями и морозом, и всё уснёт в природе под белой тёплой шубой. Но пролетит на лёгких крыльях время, и вновь наступит молодая, нарядная весна с ковром цветов, ликующим хороводом птиц. И опять длинными колеблющимися треугольниками полетят с юга, но с новыми вольными песнями, радостно перекликаясь, журавли».
Финал истории многозначен, а сон доктора похож на сонную фантазию его слабого духовного мира. Вся история просто кричит о том, как подло существует человек, поддавшийся соблазну собственной слабости духа. Но если мы поднимемся на уровень повседневного быта, то самым назидательным посланием рассказа «Краля» остаются образы мужчин, которые не в состоянии совершать сильные поступки. Сегодня этот назидательный посыл оказывается крайне актуальным, впрочем… как и всегда.
Шишков-писатель – это взгляд на повседневное зло через призму христианских идеалов. Довольно редко такой взгляд находит выражение в современной русской литературе, но тем он и ценнее. Ведь под христианскими идеалами имеются в виду, прежде всего, такие позитивные общечеловеческие качества, как милосердие, сострадание, благотворение, любовь. В то же время, антиподами этих качеств выступают жестокость, безразличие, жадность и равнодушие.
Видя равнодушное раздражение доктора Шера в финале рассказа «Краля» становится очевидным фактом, что оно неизбежно приведёт доктора к несчастной и расстроенной жизни. А человек-читатель на таких примерах может понять тупиковость данного отношения к другим людям, а поняв – научиться быть сильным духом, а значит – счастливым.
Список литературы:
- Дамаскин Иоанн. О том, в силу чего мы свободны // Точное изложение православной веры. М.: Благовест, 2014. С. 195-197.
- Ефремов А. С. Православный концепт «душа» в повести В. Шишкова «Тайга» // Вестник Тверского государственного университета. Серия «Филология», № 1 (68), 2021, С. 254-264.
- Редькин В. А. Вячеслав Шишков: новый взгляд. Очерк творчества В. Я. Шишкова. Тверь: Тверское обл. кн.-журн. изд-во, 1999. 152 с.
- Суматохина Л. Максим Горький и Вячеслав Шишков о русском крестьянстве // Сибирские огни, № 3, 2010.
- Шишков В. Я. Рассказы. М.: Советская Россия, 1982. С. 33-52.
- Шишков В. Я. Встречи // Горький и Сибирь: Письма, воспоминания. Новосибирск: Новосибирское кн. изд-во, 1961.
Спасибо за очень актуальный и правомочный разбор произведения “Краля”. Вы хорошо подметили. Дурные поступки совершают Слабые духом люди.
Желю успехов в дальнейшем творчестве
Концепт слабость вообще стал сегодня перманентным состоянием псевдокульты некоего “молодого” поколения сочинителей, сильны только пособачиться и на семинаро-фестивалях побухать. Впору вспомнить термин “культурка”.