Котёнок с голубыми глазами
Рубрика в газете: Проза, № 2025 / 14, 10.04.2025, автор: Сергей БАТАЛОВ (г. Новосибирск)
Здравствуйте!
…Прошу рассмотреть возможность публикации фрагмента моей книги, педагогического романа «Раны, нанесённые в детстве….». Не фантастика. Проза…
Что ещё имеет значение? Книга на 100% автобиографична. Мальчик, которого отчим истязал в детстве – это я. Котёнка бросал в реку – тоже я.
С уважением
Сергей Баталов
Котёнок был пушистым и лёгким – почти невесомым. Он доверчиво жался к мальчишке, державшему его на руках, крутил по сторонам крохотной головкой на тонкой шее, с любопытством рассматривал Сёмку, руки, которые прижимали его к груди…
Мальчишка, нёсший котёнка, поминутно оглядывался назад, в надежде, что мать передумает и ему не придётся делать то, что ему велели.
Сёмкина мать, вслед за своим сыном-второклассником неторопливо и осторожно ступая резиновыми сапогами по остро хрустящему прибрежному снегу, замечала слёзы на его грязных щеках, но молчала.
Решения своего она уже изменить не могла. Или – не хотела.
Мальчик и женщина, наконец, дошли до уреза воды…. Сёмка, подняв плечи и опустив голову поглубже в тонкий ворот чёрной фуфайки, протиснулся через плотные заросли тонкого и частого тальника к самому берегу речушки, с ужасом глянул на тёмную гладь речки….. Он покрепче прижал горячее тельце котёнка к груди, затравленно оглянулся на мать.
– Мам! А, может, не надо?
– Надо! Олег ещё маленький, года нет, а кот загадил уже всю квартиру. Его нужно убирать.
– Мам! Может, отдадим кому-нибудь?
– Я спрашивала… Котёнок – задристышь никому не нужен.
– Я не могу… Может, ты сама?
– Нет! Ты его принёс домой, тебе его и топить.
– Я не хочу!
– Придётся! Лёня утром сказал – если к вечеру увидит в квартире котёнка, он вломит и тебе, и мне.
Сёмка перестал шмыгать носом, рукавом ватника вытер слёзы….
Отчима Сёмка боялся страшно. Отчим был из категории рано начинающих лысеть мужиков. Став взрослым, Сёмка узнал, что ранее облысение – это один из признаков высокого содержания тестостерона в крови. А тестостерон – это переизбыток внутренней энергии. Это агрессия, драки, необузданное поведение…
Отчима звали Алексей, но все родичи звали его иначе – «Лёня». «Лёня» был среднего роста, с длинными покатыми плечами; довольно молод – весной Алексею, очередному мужу матери – исполнилось двадцать четыре, и он был на четыре года её моложе.
В регулярных внутрисемейных драках, как говорила его мать, «баба Надя» – «между братовьями» – он довольно легко побеждал всех своих старших родственников мужского пола.
А дрались они с братьями регулярно, практически после каждого совместного застолья – пьянки, как говорили мать Сёмки. Порою от увесистых кулаков младшего сына доставалось и родителям «Лёни»…
…Вечерами «Лёня», как обычно – изрядно навеселе, вернувшись из небольшого сельского клуба, которым он «заведовал» и сытно поужинав, начинал «воспитательный процесс».
Нетвёрдой походкой он шёл в крошечную дальнюю – «тёщину» – комнатушку, в которой спали дети; за руки и за ноги он вытаскивал из кроватки, купленной для Олега – его родного и единственного сына, Сёмку.
Собственной кроватки или хотя бы раскладушки у мальчика не было. Отчим считал отдельную кроватку для пасынка непозволительной роскошью; мать, в буквальном смысле считавшая каждую копейку, денег из своего более чем скромного личного «бюджета» выделить не могла…
Чтобы Сёмка не замерзал, ночуя на полу, мать уговорили «Лёню» «пустить на постой» Сёмку в крошечную кроватку младшего ребёнка…
«Воспитательный процесс» как правило, проходил по одним и тем же сценариям. Иногда отчим просто ругался, грозил заморённому второкласснику избить его, придушить; обзывал самыми разными словами, из которых самым безобидным было слово «грызун».
Но чаще всего – бил.
Любимым «воспитательным» приёмом «Лёни» был удар ребром ладони по тонкой шее заморённого второклассника. После такого потрясения Сёмка на несколько мгновений терял сознание, всегда падал на колени, чем приводил отчима состояние радости и даже – восторга.
Но иногда, когда доза алкоголя, принятая отчимом «на грудь», превышала некие внутренние сдерживающие «лимиты», он вытаскивал из своих брюк длинный и тонкий кожаный ремешок и начинал полосовать парнишку вдоль спины: по голове, по рукам, по ногам… Кулаками отчим Сёмку не бил… Не потому что жалел – боялся.
Боялся не за пасынка; боялся за себя: мог по случайности прибить чужого мальчонку и сесть за убийство в тюрьму. А в тюрьму молодой гармонист не хотел.
Кулаками «Лёня» бил Сёмкину мать. Её он убить, видимо, не опасался…
…Однажды, во время очередного «воспитательного процесса» мать не выдержала. Она положила на кровать полугодовалого Олега, которого кормила грудью, отняла избитого ребёнка у отчима, затолкала Сёмку крохотную нишу, исполнявшую в квартире функции шкафа, встала в двери, мешая гражданскому мужу избивать старшего сына.
Сёмка хорошо помнил, что отчим в том миг просто озверел.
Он отбросил в сторону ремень, кинулся в драку на Сёмкину мать, словно солдат – в рукопашную. Он бил и бил кулаками по голове мать Семёна, не реагируя на её истошные вопли, толкнул её в грудь; она отлетела назад, сильно ударилась спиной на стеллаж. С деревянного самодельного стеллажа посыпались кисти, коробки, какие-то банки, пакеты… Оказалось, что высоко на полках находились остатки синьки, которую использовали при побелке квартиры, добавляя в свежегашеную и разведённую известь…
Синька – сухая и жидкая – посыпалась и полилась вниз, оставляя грязные пятна на головах, лицах и телах матери и сына…
…Отчим прекратил быть мать Семёна, только когда устал.
Несколько дней после этого случая Сёмкина мать не выходила из квартиры. Она остригла свои длинные волосы, тщательно замазывала следы синяков на лице, а парнишка в ванной долго тёр хозяйственным мылом разные части своего тела, тщась вывести огромные синие пятна.
В квартиру «Лёни» котёнка с синими глазами принёс Сёмка. Бесхозного, он подобрал его на улице и принёс в жилище, не очень понимая последствий своего поступка.
Порожнюю банку из-под рыбных консервов, подобранную у подъезда, парнишка тщательно вымыл, железным пестиком от домашней чугунной ступки, в которой вручную рушили соль, он загнул острые жестяные грани, торчащие внутрь. В коробку из-под обуви, рачительно прибранной матерью на стеллаж после покупки ею недорогих осенних сапог, он набрал песка – на ближайшей стройке, которая находилась практически через дорогу.
Семён налил котёнку молока из банки, которую он принёс от бабы Нади. Мать отчима держала корову; ежедневно ходить за молоком к «бабе Наде» было непреложной обязанностью Сёмки. Обязанность эту мальчик выполнял с удовольствием, поскольку в тот период времени, пока он ходил за молоком для младшего брата, его не мог избить отчим.
«Тётки» – родственницы со стороны отчима – хорошо знали, что представляет из себя младший сын «бабы Нади», жалели маленького Семёна и, по возможности, старались угостить его чем-нибудь вкусненьким.
Впрочем, именно в один из «молочных» походов Сёмка заработал свою самую страшную взбучку.
Было это так.
Часть пути к родителям отчима «Лёни» – деду Сергею и бабушке Наде – проходила вдоль однопутной железной дороги металлургического завода. Однажды осенью Семка, напуганный внезапным гудком паровоза, «подкравшегося» сзади – тихо и незаметно, на ходу роняя из тонких и слабых рук двухлитровую банку с молоком, метнулся со шпал на пригорок…
И когда паровоз неспешно простучал мимо него, решил «отомстить» за испуг: поднял из-под ног круглый камень и бросил его в сторону открытой платформы, на которой возвышались длинные железнодорожные рельсы. Галечник ударился о рельсы, подскочил раз, другой, а потом, увлекаемый встречным потоком воздуха поскакал по рельсам в сторону дрезины, замыкавшей состав их двух вагонов.
Камень скакал, скакал и потом вдруг доскакал до самого края рельсов…
Раздался звон разбитого стекла.
Камень, брошенный слабым и тощим второклассником, разбил стекло дрезины.
Сёмка от паровозной бригады не убегал. Он не видел, куда полетел камешек, не слышал звона разбитого стекла… О том, что именно он виноват в разбитом стекле, Сёмка узнал от трёх здоровенных мужиков, ловко прихвативших его всё на том же пригорке, куда мальчишка отскочил от паровозного гудка.
Домой Сёмку «дрезинщики» привезли только вечером. С утра до вечера мужики продержали «преступника» в какой-то комнате, не предложив «уголовнику» даже чаю, а вечером самый молодой из них повёз Семёна домой, к отчиму – на расправу.
Отчим, со слов сопровождавшего узнав, что случилось, за руку затащил мальчишку в туалет, снял ремень…
Матери дома не было. «Лёня» бил голодного Семку так сильно и так долго, что на истошные вопли мальчишки снизу прибежали соседи, чего с ними и никогда не случалось прежде, а «дрезинщик» испарился из квартиры, в которой истязали ребёнка, словно невесомый полупрозрачный пар, выпущенный из нижнего клапана паровозного котла…
…Вечерами, после того, как успокаивался «поддатый» отчим, избитый или униженный парнишка, свернувшись «калачиком» под тонким одеялом в кроватке своего младшего брата, беззвучно плакал, к нему приходил котёнок. Животное легко запрыгивало внутрь между деревянными прутьями, котёнок ложился в кроватку рядом с парнишкой, начинал мурлыкать…
Под эти звуки Семён, наконец, успокаивался и засыпал….
Недолгое Сёмкино счастье закончилось через пару недель. Молоко в банке однажды скисло, другой еды для котёнка не было. Котёнок заболел животиком и стал какать не только в коробку с песком – вообще по всей квартире.
Лечить его никто даже и не пытался. Участь единственного друга Семёна – котёнка с голубыми глазами – была предрешена. Котёнок должен был умереть.
– Бери кота! Пойдём! – сухо сказала мать тоном, не терпящим возражения. В руках она крепко сжимала крохотный серый кулёк – в таких в сельпо заворачивали конфеты на разновес…
– Бросай! – приказала мать, стараясь не смотреть в глаза сыну. – Бросай! А то Лёня нас с тобой вечером прибьёт!
Семён прижал котёнка покрепче к груди. Его мать велела ему утопить его единственного друга в этом чужом и страшном мире.
Единственного.
Он никогда не сделает этого!
Но если он сейчас не утопит котёнка, вечером отчим опять изобьёт и его, и мать.
«Пусть бьёт! – думал парнишка, глотая слёзы. – Но Ваську я топить не буду!
…Но тогда он опять изобьёт мать!»
Мальчик прижал к себе котёнка, всхлипнул. Грязным рукавом фуфайки вытер сопли…
Его душа разрывалась на части.
Отчаянные крики избиваемой отчимом матери заполняли его сознание всякий раз, когда мать произносила слово «Лёня».
И Семён понял, что выбора у него – нет. Если он сейчас не убьёт котёнка, вечером отчим будет до потери сил избивать его мать. Мать было жалко….
Семён в последний раз прижал к тебе тёплое тельце котёнка, грязным кулачком растёр слёзы, закапавшие из глаз, растёр по лицу сопли, капавшие из носа, шагнул к реке….
– Постой! – окликнула его мать. У мальчика от безумной надежды ёкнуло сердце. – Он выплывет и придёт обратно домой. Нужно привязать на шею камень. Лучше – несколько. – Мать вынула из кармана старый чулок, протянула сынку. – Вон там много гальки. Набери!
Семён, действуя словно сомнамбула, начал отбивать ногами примёрзший галечник и набивать им старый детский чулок, скорее всего – свой собственный. Одной рукой он по-прежнему прижимал к себе единственного друга.
– Привяжи камни к шее! – потребовала мать, понимая состояние, в котором находился её сын. – И бросай!
Семён негнущимися пальцами обмотал чулок с камнями вокруг шеи котёнка, проглотил слёзы, размахнулся…
…Котёнок плюхнулся посреди неширокой, но быстрой речушки, активно заработал лапками, выгребая к берегу. Чулок с камнями неудержимо тянул его вниз. Крохотное тельце держалось на плаву ещё несколько секунд, потом исчезло в глубине…
Сёмка присел на корточки, перестал сдерживаться; разревелся в голос.
Подошла мать, сунула ему в руки кулёк из серой бумаги.
– Это тебе! – сказала она.
Парнишка машинально взял… В кульке оказались приторно-сладкие сушёные финики. Сёмка машинально сунул в рот один из них…
…Семён Аркадьевич проснулся. Сердце бешено колотилось в груди, по щекам текли слёзы.
За окном серел ранний рассвет… Лениво гавкнул, громыхнул цепью соседский пёс, где-то высоко в небе просвистел «Боинг», заходящий на посадку в Толмачёво; рядом тихо посапывала супруга. Мужчина сел на кровать, обхватил голову руками.
– Что случилось? – подала голос благоверная, разбуженная движением тяжёлого тела Семёна Аркадьевича.
– Да… Сон опять приснился… Про котёнка… Того самого…
Жена помолчала. Спустя некоторое время она тоже села. – Это из-за твоего вчерашнего увольнения! Расстроился… Пойдём чаю попьём. – После продолжительной паузы вымолвила она. – Всё равно ведь теперь уже не уснём!
Мужчина молча кивнул, встал с кровати, надел футболку и шорты, сильно припадая на левую ногу, вышел из спальни…
Целиком педагогический роман можно прочитать здесь: https://author.today/work/138376
Книга, разумеется – бесплатная…..
А у нас тоже был отчим, но очень добрый. Он никогда нас не наказывал, но часто ругался с мамой, любил выпивать и много курил. В войну он потерял в гетто жену и дочь. А мой папа пришёл с войны весь израненный и без одной ноги и умер в военном госпитале от неудачной операции в 1952 году, когда мне было 2 года. А отчим воевал конюхом и сидел в войну в тюрьме за то, что он напоил разгорячённого коня холодной водой и конь умер, пришёл он к нам в 1957 году и остался с нами жить. Всё это частично описано в моих рассказах о моей семье в совместной книге “И я отсюда родом”, её авторы А.С.Кузнецова и редактор А.Л.Шульман.