Любовь и тайна
О новом сборнике Александры Петроградской «Нефертити и её тайны»
№ 2024 / 37, 27.09.2024, автор: Марина ЧЕРНЫШЕВА (г. Санкт-Петербург)
Передо мной небольшая книга стихов. На обложке – портрет Нефертити и одновременно… автопортрет. При личном знакомстве понимаешь, что автор имела на это право – сходство с известными изображениями знаменитой египтянки удивительное! Как всегда в таких случаях трудно определить: внешнее ли сходство определило интерес к истории Египта или египетские тайны определили сходство автора и её героини?
Собственно египтянам, Нефертити и её царственному супругу-бунтарю Эхнатону, в сборнике посвящены две поэмы: «Нефертити и её тайны» и «Завещание Эхнатона». Остальные произведения, особенно триптих «Демон», также проникнуты духом египетской тайны, чьё имя – Любовь.
Известно, что каждая история любви трагична по-своему. В предисловии автор недаром отсылает читателя к трагедии Шекспира «Ромео и Джульетта», предлагая неожиданный ракурс для раздумий: через какие метаморфозы могла бы пройти их поставленная выше Жизни Любовь, будь отпущенный героям миг существования не столь краток?
Для Нефертити и её супруга Эхнатона, фараона, отменившего всех богов Египта, кроме бога Солнца, жизнь вместила и фейерверк Любви и её трагический уход. Нефертити остаётся стержнем семьи в ипостасях супруги, матери и со-правительницы, разделяющей с мужем-реформатором заботы о сохранении государства и о престолонаследии. У жены фараона Нефертити и жизнь длиннее, чем у Джульетты, и свободы действий больше, как и обязанностей. Вплоть до обеспечения фараона второй женой для рождения ему (престолу!) наследника…Автор описывает жизнь царицы как череду трагедий на фоне неугасимой любви и верности клятве ранней юности, что отличает её от романтического фараона-Солнца. По мысли поэта неверность этой клятве одного из супругов – ключевая причина последующих несчастий.
Поэту удалось избежать сухого пересказа исторических событий. В изящной вязи поэтического текста воображение художника рисует легкой акварелью нежнейшую и вернейшую из жён. В палитре автора нет темных красок. Даже для жрецов, символа и орудия зла, автор не смогла их найти: погубившие семью Нефертити враги проходят в повествовании бесплотной тенью. При этом статичность фигуры Фараона в поэме стилизована в манере, привычной для изобразительного ряда в искусстве древнего Египта. Эти художественные приёмы во многом способствуют воссозданию исторического контекста событий в его авторском прочтении. Читатель легко «примеряет» на себя реалии описываемой эпохи и, ведомый автором, переживает такие вечные чувства как Любовь, Измена, Горе матери. В «Завещании Эхнатона» автор прямо указывает на Любовь как главный смысл жизни.
Помимо поэм о тайне Нефертити автор в разделе сборника, озаглавленном «Кумирам моей юности», представила ряд стихов –посвящений. В нём читатель найдёт прекрасные образцы любовной лирики, посвящённые таинственному Е.А. («Такие образы хранят»), М.Ю. Лермонтову (триптих «Демон»), композитору А. Скрябину («Вселенский Фауст»), Обводному каналу («Двойник-Обводный»). Такая подборка «адресатов» посвящений – настоящая подсказка читателю в решении кроссворда, важного для понимания внутреннего мира автора, поэта, художника и музыканта.
В десяти стихах, объединённых общим названием «Такие образа хранят», автор впервые в этом сборнике говорит о своих личных чувствах, и говорит сильно: зрима каждая строка, состояние героини… Перекличкой с египетскими поэмами, сравнением своей любви и чувств Нефертити звучат строки «Вы – жрец, я – жрица /Тайны наши рядом. /Наш бог – один /В трёх ипостасях – Сердце!/ Его Анубис стережёт…»
Порадовал триптих «Демон», посвящённый создателю полотен художнику Михаилу Врубелю. В него вошли стихотворения «Демон», «Демон поверженный», «Демон и Тамара». Взглядом художника автор пристально всматривается в творения Врубеля, создавая их поэтических «двойников», обогащая музыку красок – словом. Такую фразу мог написать только художник: «Уже закат строкою рдяной /дописывает край небес». Звучит как парафраз из Лермонтова. Или о Врубеле: …«Возмездье /Он сотворил на страшном полотне: остановил мгновенье как Знаменье».
Поэт представляет Демона как метафору бесплотной души и любви, которым «нет утешения в полете /средь галактической глуши». Кара, избранная Господом для восставшего на него сына, – это Вечность, в которой «Дух призван быть судьёй своим навеки/всё видеть, не исчезнуть, не забыть».
В трактовке поэтом Врубелевских полотен Демон тоскует у врат в Эдемский сад Отца, где «покой как счастья постоянство». Однако, желает ли мятущаяся душа Демона такого покоя? – Поэт не даёт ответа. Нет ответа и на вопрос о любви Демона: у автора он числится как «мучитель Тамары». У Лермонтова любовь Демона – само Смятение, а Тамара – простая девушка, зачем ей этот смертельный яд? Александра Петроградская поэтому и обращается к художнику: «О, гений страшного искусства! /губителен, как рок, твой плен!»
В стихотворении «Двойник-Обводный» автор видит в Обводном канале искажённый двойник Санкт-Петербурга, нечто в духе портрета Дориана Грэя. Очень страшен! Особенно – скрытым подтекстом, который читатель может подозревать, отметив про себя изменение размера стиха, начиная с середины, увидев слово «опосля» и прочитав о неизвестном психиатре Ефимсоне, « подобном Гомеру», о котором далее – ни словечка… Возможно, я неправа, и последняя фраза стиха «Ты на крови таких, как он, возник» – относится к психиатру? Или к Обводному? Или по традиции – к Санкт-Петербургу?
«Я люблю» – последний стих в сборнике. Стихотворение о многомерном пространстве Любви, созданном автором, рисующем признания в чувствах повсюду. Волнистая вертикаль формы стиха смотрится как иероглиф проплывающей Золотой рыбки, исполняющей желанья.
Поэтический стиль сборника соответствует его основной теме, вечной, как мир. Текст звучит музыкально и легко, хотя иногда и заглушает смысл или маскирует его отсутствие. Небольшие погрешности, например, «немыслимый алмаз», неосторожное обращение с таким сильным словом как «страшный», неправильное использование слова «образа» (надо – образы) или неудачный оборот «и в том притом» не портят общего прекрасного впечатления от поэзии А. Петроградской.
Сильным дополнением текста сборника служат авторские портреты Нефертити и фотографии родителей. Последние, судя по расположению в поэмах, для автора явно служат параллелью (перевоплощением?) пары Нефертити – Эхнатон. Действительно, а почему нет? Такие прекрасные в своей значительности и чувстве собственного достоинства лица!
Уважаю критиков, которые в своих статьях, отмечают положительные стороны рецензируемых ими произведений. И таким образом поддерживают автора. Переживаю и радуюсь изящному стилю: “Волнистая вертикаль формы стиха смотрится как иероглиф проплывающей золотой рыбки, исполняющей желанья”. Трогает!
Иван, что это за новое понятие: “Критики, поддерживающие автора”?
Нормальный критик – беспристрастен.
А “поддерживающий” – как судья – взяточник.