Лоскутное покрывало Ирины Князевой
№ 2019 / 45, 05.12.2019, автор: Владислав КРАСНОВ
25 декабря 2018 года в селе Белышево Ветлужского района Нижегородской области скончалась Ирина Александровна Князева. На вечере памяти в Ветлужском музее в марте 2019 Князеву назвали «замечательным поэтом земли ветлужской». А тремя годами раньше её уважили творческим вечером в Ветлужской районной библиотеке. В газете «Земля Ветлужская» писали: «Ирина Александровна – разносторонне одарённый человек: поэт и прозаик, художник и рукодельница, мастерица поделок из природного материала. Как художник она принимала участие в оформлении двух поэтических сборников – «Энерия» и «Радуга». Она человек широкой души и доброго сердца, умная, обаятельная и талантливая личность, отзывчивый и очень скромный человек».
Уж который год я сплю в простой деревенской избе в Ветлуге под ярким лоскутным покрывалом, таким цветастым и радостным, что – посмотреть на него! – и на душе сразу теплее станет. А сработала его Ирина Князева, и подарила своей хорошей знакомой и поклоннице Алине Яковлевне Чадаевой. Алина тоже человек известный в Ветлуге: почётный гражданин, автор многих книг, организатор первой воскресной школы для детей, застрельщик восстановления Троицкого храма. Часто выступает в «Литературной России».
Так вот. Ирина подарила Алине даже не одно, а два покрывала. Одно ей, Алине, а другое её ныне покойному мужу Алексею Герасимову. Урождённый москвич, режиссёр документального кино, Алексей, несмотря на тяжёлую болезнь, прилежно участвовал в восстановлении Троицкого храма в 1990-е годы. Я же унаследовал покрывало явочным порядком: начиная с 2011 года, каждое лето провожу в Ветлуге и всегда мой глаз радуют эти покрывала.
Увы, с Ириной мне удалось познакомиться только прошлым летом, когда мы с Алиной догнали её в пути на презентацию в Ветлужской библиотеке моей автобиографической книги «Когда я родился». Разговора не получилось, спешили не опоздать. Тем не менее, когда я наткнулся вдруг на имя Князевой в газете «Земля Ветлужская», то сразу же выписал на память её афористическое суждение:
Мудрость
Ведёт к познаниям дорога,
Чтоб больше мудрости занять.
Но мудрецы вещают строго,
Что мудр не тот, кто знает много,
А знает то, что нужно знать.
Автора этих мудрых слов уже нет: Ирина скончалась 25 декабря 2018 у себя в селе Белышево. Но её завет насчёт мудрости остался со мной. Теперь и стихи Ирины согревают меня не меньше, чем её лоскутное покрывало. Передо мной сборник её стихов «Узор из лоскутков». Книжка издана в Ветлуге в 2006 в количестве 150 экземпляров и подарена ею «Коллективу Ветлужского Краеведческого Музея, самому дружному, трудолюбивому, энергичному и талантливому. С почтением и любовью». Это посвящение говорит много не только о Музее, но и о характере Ирины.
Читаю первый вводный стих на внутренней обложке сборника:
Из тайников моей души, из закутков,
Я доставала связки слов, как лоскутков.
Иглою мысли, нитью пройденных дорог
Сшивала я свои стихи, к стёжку стежок.
Помню, что каждое лето, начиная с 2011, когда наш разговор с Алиной заходил о местных талантах, имя Князевой было всегда на слуху. Но о масштабе её личности я не имел понятия. Ни о суровых испытаниях в её личной судьбе:
Пока к стёжку стежок я шила, не спеша,
Уже исколоты и пальцы, и душа.
И это именно то, что бросалось в глаза каждый раз, когда мы видели её мимолётно в Ветлуге. Вот ещё одно знаковое стихотворение:
ЖЕРТВА ЭПОХИ
Её бы в музы взял поэт,
Ей выступать бы на котурнах,
Она же с юношеских лет
Всё в вожаках, всё на трибунах.
А ей блистать бы на балах,
Сиять плечами на картинах,
Она ж в общественных делах,
То комсомольских, то партийных.
Вкусить пыталась и греха,
Но в редкие часы свиданий
Бывала так пресна, суха,
Как протоколы партсобраний.
Нет никого в её судьбе,
Лицо прекрасное завяло,
Как горько, что она в себе
Убила женское начало!
Какой изумительный, искренний и саморазоблачающий портрет смелой женщины! В «убийстве женского начала» она не винит ни русских мужиков, ни женщин соперниц, но только себя, старавшуюся в молодости шагать в ногу с этой самой ЭПОХОЙ. Такой памятник эпохе могла поставить только сильная, волевая и независимая художница.
Как тут не вспомнить крылатую фразу «В СССР секса нет». Конечно, это совсем не то, что хотела сказать советская участница телемоста 1986 года, на который и я смотрел по ту сторону океана. Тем не менее, был сделан намёк на зависть западным женщинам, что у них ЯКОБЫ идёт нормальная половая и даже романтическая жизнь, а в СССР она подавлена не только пустыми прилавками и повседневной серостью жизни, но и необходимостью восхвалять эту серость на собраниях «то комсомольских, то партийных».
К чести Ирины надо сказать, что при всей своей тяге к журнализму, в партию она так и не вступила.
Признаюсь, что Алина Чадаева по своей биографии гораздо больше деревенский человек, чем я, родившийся и выросший в большом городе Перми. Она очень любит и знает животных и помнит, как в Ветлуге летом пастухи коров выгоняли пастись на окрестных лугах. «А в тяжкие годы бурёнки воздавали не только молоком, но и плуг таскали», сказала как-то Алина. Когда я усомнился, она добавила: «Да почитай поэму «Корова Милька» той же Князевой и узнаешь, какова была жизнь колхозников и их животных помощников»:
Помню, как пахали на коровах
В наших обнищавших деревнях.
Женщины без лишних разговоров,
С шутками, а иногда и с рёвом
С ними плуг тащили на ремнях.
В зиму отощавшие бурёнки
И себя едва могли тащить,
Бабам, ребятишкам и девчонкам
Сил не прибавляли похоронки
Да в заботах некогда тужить…
Однажды, повествует поэт, Мильку «сглазила» местная старуха:
И корову словно подменили,
Вдруг она споткнулась, замерла…
Воз толкали, хлебушком манили
Она хлеба даже не брала!
Поэма о корове Мильке завершается на высоком аккорде
Скоро Милька отошла от сглазу
И прожить ей долго довелось.
Но с тех пор уже ни разу
Заложить в ярмо не удалось.
Аллегория судьбы колхозниц – да и колхозников – напрашивается сама. Недаром литературное движение писателей-деревенщиков стало прологом эмансипации не только колхозников, но и городских рабочих и интеллигенции от пут советской идеологии и повсеместной пропаганды. Позднее на волне гласности, голоса таких деревенщиков как Валентин Распутин, Виктор Астафьев, Владимир Солоухин, Василий Шукшин, Александр Солженицын и многие другие подстегнули открытое неприятие противоестественной системы. А Корове Мильке хоть памятник ставь «Священная корова русской деревни, вышедшая из-под ярма советских колхозов»!
Обращение деревенской поэтессы к традиционной вере русского крестьянства отражается в молитве «ТРОЕРУЧИЦА»
За какое дело не возьмусь,
Верю, у меня оно получится.
Потому что прежде помолюсь
Я тебе, Святая Троеручица.
Это четверостишие явно вписывается в характер Ирины, советской журналистки, оставшейся в глубине души русской женщиной, которая отождествляла себя с православным народом и черпала в нём духовную силу для любых житейских и творческих вызовов.
И вот ещё одна обобщающая поэма
РОССИЯ
Россия! Напасти, как реки
От нас не текли стороной,
Все беды двадцатого века
Прошлись по тебе бороной.
За всё наступает расплата.
Какого ждала ты конца,
Когда шли стеной брат на брата,
А сын доносил на отца?
Сердца от бессилия стыли,
Когда сатанели враги,
Нo вечные наши святые
От гибели Русь берегли.
…
И это только вводные строфы. Но как Чрезвычайно Чутко и Чётко она обозначила главные проблемы лихолетья 1990-х.
Давно не считаешь ты шрамы
От пули, штыка и меча.
Страшней твои новые раны:
Чернобыль, Чубайс и Чечня.
Сейчас те проблемы не актуальны, но подспудная угроза осталась. Поэтому поэт вопрошает защитников отечества:
А где твои прежние силы?
Пора бы уж колья строгать,
Пора бы уж браться за вилы,
Пора бы коней запрягать!
Ясно, что «РОССИЯ» написана кровью сердца, страдавшего за судьбу русского народа – да и всех под-советских народов – в «лихие» 90-ые. То, что «прежние силы» русского народа имеют большой потенциал, не подлежит сомнению. И всё-таки, призыв «браться за вилы» – пусть в форме вопроса – кажется опрометчивым именно потому, что творческие силы русского народа для созидания справедливого общества мирным путём ещё далеко не использованы. Более того, если не все, то очень многие «беды двадцатого века», нагрянули именно после того, как русские мужики польстились на посулы большевиков и «взялись за вилы» в Октябре 1917-го.
Здесь стоит вспомнить и об авторе рассказа «Матрёнин двор» Александре Исаевиче Солженицыне. Позднее он опубликовал в самиздатском сборнике «Из-под глыб» своё программное эссе «Раскаяние и самоограничение как категории национальной жизни», в котором призвал советскую интеллигенцию, включая и диссидентов, не отделать себя от народа, признать и свою долю вины в том, что происходило в СССР. На пресс-конференции в Цюрихе после высылки из СССР Солженицын так конкретизировал смысл эссе: «Недостаток нашего недавнего Демократического движения в Советском Союзе был… в том, что это движение разоблачало пороки социального строя, но не раскаивалось в грехах собственных и интеллигенции вообще. Но кто же держит сегодняшний режим – разве только танки и армия, а разве не советская интеллигенция? Больше-то всего и держит его советская интеллигенция».
Ирина Князева как раз из тех слоёв советской интеллигенции, кто не отделял себя от судьбы всей страны. Не берусь судить о совокупности всего поэтического творчества Князевой. Но тон для сборника «Узор из лоскутков» задаёт цикл, посвящённый России. Открывается он четверостишием, которое пришлось мне, путешественнику, особенно по душе:
Где б нас по свету не носило,
Мы Родине верны до слёз,
Поэтов здесь поит Россия
Целебным молоком берёз!
Не оставило меня безразличным и последнее стихотворение сборника «Узор из лоскутков» под названием «Эпилог». Князева суммирует – как бы шутливо, но и серьёзно – всегда нелёгкий и дорогостоящий процесс издания книги, особенно, в провинциальных условиях.
За эту книжку с поля битвы
Я задала бы стрекача,
Когда бы не острее бритвы и меча,
Мощь упорная Алинина плеча,
Послужившего мне в роли толкача
Я взялась за это дело сгоряча,
Свои творенья на «Голгофу» волоча.
Кто-то скажет: «Дура-баба, дожила,
Лоскутной набор под старость нажила…
и т.д.
Тон «Эпилога» самоуничижительный и, кажется, намеренно неряшливый. Но подкупает своей искренностью и отождествлением судьбы автора с коллегами по перу. Но знаковым для меня было и посвящение сборника Алине Чадаевой, дескать, «Мощь упорная Алинина плеча» пригодилась Ирине «в роли толкача» для издания книги. Признаюсь, что без «Алинина плеча» едва ли вышли бы и мои книги, в частности, «Новая Россия: от коммунизма к национальному возрождению». Книга вышла в издательстве «Литературная Россия», которая всегда благоволила русским темам. А вот о помощи Алины в издании сборника Ирины я не слышал ни слова из уст самой Алины.
И только я успел написать последнее предложение, как вспомнил, что я не только сплю под Ириным покрывалом, но и сижу на мягкой подкладке для грубого деревенского стула – и она тоже сработана заботливой рукой Ирины. Видно Алина ценит и умеет беречь наследие Ирины Князевой.
Не знаю, происходит ли Князева из княжеского рода или предки её были крепостными какого-то князя, но по своему характеру и благородству её поэзии, она, несомненно, Княгиня и заслуживает не только Ветлужского, но и Всероссийского признания.
Автор: Владислав Краснов (W. George Krasnow), доктор философии, бывший американский профессор, сейчас возглавляет общество российско-американской дружбы Добрая Воля (www.RAGA.org). Помимо «Литературной России» он выступает в «Русской Народной Линии» и в «Переправе».
“А Корове Мильке хоть памятник ставь «Священная корова русской деревни, вышедшая из-под ярма советских колхозов»!”
Расхожее выражение: история не имеет сослагательного наклонения. Ну, а всё же?
Задаюсь вопросом: смог бы СССР победить фашистов в ВОВ, не будь в стране колхозов? Представляете, 5 миллионов мужиков в самом трудоспособном возрасте, не занимаются производительным трудом, а воюют с лютым врагом, и каждый день эти 5 миллионов хотят есть и пить. Прокормили бы армию индивидуальные маломощные хозяйства, да негодные к строевой службе кулаки-мироеды?
Я так думаю, что нет, не обеспечила бы деревня армию продовольствием без колхозов. Из деревни было выжато всё, до последней капли – вспомните фильм “Председатель”! Но армию и страну колхозная деревня прокормила.