Между душою, тьмой и чувством долга…
Рубрика в газете: Поэтический альбом, № 2024 / 42, 01.11.2024, автор: Дмитрий ФИЛИППОВ
«На войне я вновь начал писать стихи после долгого перерыва. Почему именно стихи? Для прозы пока не хватает дыхания. Первое, что понимает человек, попавший на войну – это открытие не избирательности смерти. Твои заслуги и таланты не страхуют тебя от прилёта мины или шальной пули. Всё может оборваться в любой момент. Для прозы нужно даже не время, а понимание времени, знание, что оно у тебя есть. А на войне ты живёшь одним днём. Стихи позволяют кратко, ёмко и, главное, мгновенно выплеснуть на бумагу накопленные мысли и эмоции. Поэтому пока – стихи. Проза будет позже, когда всё закончится…»
(Дмитрий Филиппов)
ИЛЬЯ МУРОМЕЦ
– Я однажды встану и будет толк,
Обойду полмира в стальных башмаках.
Верным спутником станет мне серый волк,
Добрый меч заалеет в моих руках, –
Илья Муромец зло говорит во тьму.
Тьма хохочет, укрывшись за потолок:
– Если встанешь, то я за тобой приду,
Чтобы снова лишить тебя рук и ног.
И лежит богатырь на своей печи
Обездвижен, немощен, сир и слаб.
Басурмане чёрствые калачи
Раздают на площади всем подряд.
Только шепчет упрямо Илья в бреду:
– Я не мир с собой принесу, но меч.
Соловей, паскуда, ведь я приду,
Чтобы взмахом поганый твой рот рассечь.
И польётся кровь, и взовьётся дым,
Задрожат терриконы по всей степи…
Боже праведный, я Твой сын,
Дай мне сил, чтобы ношу свою нести!
Но нахально свистит Соловей во тьме,
Льётся кровь тягучая через край.
И тогда приходит Господь к Илье
И говорит:
– Вставай!
* * *
Мы вернёмся живыми, не надо нас хоронить.
Опалённые солнцем, отложим усталый свой меч.
И Азовское море по-русски нас будет любить,
И донецкая степь по-русски нас будет беречь.
Мы вернёмся с Победой, прорвёмся сквозь толщу веков,
Устоим под огнём и давленьем смертельного груза.
А пока мы уходим дорогой наших отцов
В направлении солнца, сквозь заросли кукурузы.
* * *
– Что происходит на свете? – А просто война.
– Просто война, полагаете вы? – Полагаю.
Рвутся снаряды от края земли и до края.
Ранятся тёплые люди об эти края.
– Что же наступит потом? – А потом тишина.
Пушки уснут, по домам разойдётся оркестр.
– Вместо салюта? – Ну, не то чтобы вместо…
– Я полагаю, что это всего лишь слова.
Это всего лишь распутица, спор на ветру
Между двумя сыновьями большого народа.
– Вечером град обещают. – Плохая погода?
– Я не погоду сейчас имею в виду.
– Чем же всё это окончится? – Будет весна.
В парк на ремонт уедет последняя Мста
И тишина, тишина разольётся над степью.
– Дайте мне руку. – Простите, я должен идти.
– Но по сюжету сейчас раз-два-три, раз-два-три…
– Я обязательно… Верьте мне, ангел мой, верьте!
ШТУРМ
Хорошо под хмельком, небритый,
Битый жизнью, войною битый, –
Он смолил одну за одной.
Был обычный донецкий вечер:
Била «саушка» недалече,
Тёплый ветер дышал на плечи
Бархатистой взрывной волной.
Угловатый и неуклюжий,
Голос тих и слегка простужен,
Сам себе, похоже, не нужен, –
Он глядел в пустое окно.
Улыбнулся, кулак сжимая:
– Я в пол шаге стоял от рая! –
И Россия от края до края
Отразилась в глазах его.
– Мы три дня штурмовали горку.
Было тяжко и было горько.
У хохла там стоит укреп.
В первый день нам сожгли три танка,
Типа, доброго, хлопцы, ранку…
У парней посрывало планку.
Кореш мой в том бою ослеп.
Положили нас в чистом поле,
Миномёты попили крови,
Над башкою свистит и воет,
Непонятно, куда стрелять.
Ни поддержки, ни карт, ни планов.
В штабе точно сидят бараны.
За ночь мы зализали раны
И попёрли на штурм опять.
Он рассказывал твёрдо, долго,
Был похож на степного волка.
– Мы три дня штурмовали в лоб их,
Там «двухсотых» лежит везде…
Всë в дыму, всё в крови и в саже,
Трупный запах всё ближе, гаже.
Но об этом нам не покажут
По «Оплоту» и по «Звезде».
Мы на сутки укреп тот взяли,
Но к рассвету не удержали
Заколдованный чернозём, –
И боец замолчал устало.
Ближе к ночи похолодало.
САУ ближе загромыхала.
– Завтра снова на штурм пойдём.
ПОЛЮД И ХЭМ
Полюд и Хэм остались на нейтралке,
На безупречном мартовском снегу.
Тела забрать хотели. Оба раза
Подняться не давали снайпера.
У Хэма дочка скачет на скакалке,
Полюд в порыве приобнял жену,
Нырнув рукой куда-то в область таза…
На фото всё живые, как вчера.
И рюкзаки ещё хранят их запах,
Но смерть уже приподнялась на лапах,
Чтоб всё стереть, чтоб не осталось нас.
Ей помогают ночь, мороз и ветер,
Но верю я, что всех смертей на свете
Сильнее этот хрупкий снежный наст.
Пока он держит Хэма и Полюда –
Они незримо с нами, и повсюду
След в след идут и источают свет;
Тот свет, что не бликует днём на касках,
Волшебный, из забытой детской сказки,
Где мама говорит, что смерти нет.
Весною снег, конечно же, растает,
Отдав окоченевшие тела,
И зазвучит мелодия простая:
Капели, мира, счастья и тепла.
Когда-нибудь им памятник поставят.
Когда-нибудь закончится война.
* * *
Ты мне пишешь, что выпал снег,
Бахромою укутав сосны…
Драгоценный мой человек!
Необъятный мой свет, мой космос!
А на улице!.. Вот бедлам!
И снежки, и замёрзшие слёзы.
По волшебным спешат делам
Захмелевшие дедморозы.
Ты мне пишешь, что каждую ночь
Просишь Бога явить нам милость,
Что взрослеет без папы дочь,
Что тебе наша свадьба снилась.
Пусть зима и метели пусть,
Пусть молитвенник в изголовье.
Отвечаю, что я вернусь.
Я живой! Из Донецка с любовью!
ОТПУСК
Через полгода нам дали отпуск. Так решил президент,
Подарив возможность увидеть родных воочию.
В первой партии убыл от взвода Дед.
Ему Макс уступил свою очередь.
У Деда на днях юбилей, а ещё больная мозоль.
Он от радости как воздушный шарик надулся.
Собрал рюкзак, а Макс поехал работать за «ноль».
Дед из отпуска не вернулся.
На Донецк навалилась расхлябанная весна,
Пробралась траншеями и дворами.
И сказал командир, отводя глаза:
«Глаз за глаз. Тело за тело. Решайте сами».
И пустую бумажку вытягивает, конечно, Макс.
На секунду забыв, что дома остались жена и дети –
Он, щурясь, глядит на солнце, как в первый раз,
И говорит: «Твою ж мать! Какая весна на свете!»
ЗА ТЕРРИКОНОМ
Допустим, завтра кончится война
И не начнётся Третья Мировая;
Тоску и копоть с наших лиц смывая,
Зарядит тёплый ливень до утра.
Что тебе снилось, девочка родная?
Открой скорее сонные глаза, –
Я победил! И ты со мной незримо,
Любовь твоя крепка и нерушима,
Она меня от гибели хранит.
Или хранила? Впрочем, всё неважно.
По небу самолёт летит бумажный
И вновь звезда с звездою говорит.
Всё схлынет как волна, и будет так:
Закончится война (допустим в марте).
Водяное, Авдеевка, Спартак
Останутся лишь точками на карте,
Останутся зарубками в душе,
Колючим сном, фугасом у дороги,
Разрывом мины, схроном в гараже,
Осколками рассеянной тревоги.
Любимая, мир наступил уже,
Родившись в муках на твоём пороге.
Не плачь, моя родная, не кричи,
Я не привёз от Киева ключи
И потерял в степи ключи от дома.
И даже если я сейчас с тобой,
Пью чай и удивляюсь, что живой, –
Я – там, остался там, за терриконом.
ТАНКИ
Танки идут на запад!
Танки идут на запах
Сытых чужих квартир.
На запах укропа и мяты,
Сахарной русской ваты.
Танки идут на запад,
Освобождая мир.
Сквозь бурелом, овраги
Танки дойдут до Праги.
И до Берлина дойдут.
Смерти и горя мимо,
Танки дойдут до Рима
Целы и невредимы.
Несокрушим их путь.
Танки заходят в Бахмут.
Им напоследок бахнет
Злая чужая Мста.
В Бахмуте их встречают
Выжженным молочаем.
Им головой качают
Разрушенные дома.
На перекрестье улиц,
Там, где ветра, целуясь,
Свой умножают труд, –
Девочка ищет маму.
Мама помыла раму.
Танки глядят стволами
На девочку –
И ревут.
РАЗГОВОР С БРАТОМ
Как вкусно пахнет этот день:
Нева, шампанское, сирень.
Я жду, пока обнимет тень
Проспекты Ленинграда.
Мой отпуск улетает вспять,
И дней примерно через пять
Мне отправляться воевать.
Так надо, брат, так надо.
И я живой, навеселе,
А ты уже лежишь в земле.
В сырой земле, в кромешной мгле,
Где нет вина и хлеба.
Но смерть, конечно, не причём:
Ты станешь солнечным лучом,
Прозрачным ледяным ключом,
Бескрайним русским небом.
От Питера до Кременной
Весь этот мир по праву твой.
Ты назови свой позывной –
В раю тебя узнают.
И если в жизни ты грешил,
То Бог тебя давно простил.
И в рай разведку (я спросил)
Бесплатно пропускают.
Ты рос упрямым пацаном
(Спасибо матери с отцом),
И там, за Северским Донцом
Не вздрогнул, не заплакал.
Лежал спокойный, как вода.
И задрожали города.
И дочь приёмная тогда
Тебе сказала: «Папа…»
Пять дней летят, как пять минут,
А возвращаться – тяжкий труд.
Там пот и кровь, там люди мрут,
Там жизнь – дурная повесть.
Но, обернувшись вдруг назад,
Я вижу твой усталый взгляд.
Ты пригляди за мною, брат.
Бывай. Пошёл на поезд.
* * *
Солёный ветер, капли на руках,
Твои глаза, туманные спросонок.
Из моря вырастает Кара-Даг,
И мы – одно: ты, я и наш ребёнок.
И этот кадр цел и невредим,
Он тяжелей военного билета.
И мы с тобою отвоюем Крым
У прошлого, у памяти, у лета.
Но я сейчас пишу тебе о том,
Что вижу утром, выпрыгнув с КамАЗа,
Не Кара-Даг вдали, а террикон
Израненного минами Донбасса;
Что путь домой лежит сквозь смерть, сквозь снег,
И в этом не упрямство виновато.
Он не меняется из века в век –
Путь русского мужчины и солдата.
Но верь, душа моя, наступит срок,
Когда не будет ни тревог, ни страха.
И мы с тобою ляжем на песок
Под ласковою тенью Кара-Дага
И будем слушать, как шумит волна:
Из года в год, из века в век, по кругу.
И будем твёрдо знать, что жизнь дана,
Чтоб никогда не отпускать друг друга.
* * *
После работы хочется упасть,
Закрыть глаза, чтобы не видеть пасть
Свистящей смерти. Хочется пропасть, –
Желательно на несколько столетий.
Кидаешь в ноги грязный автомат,
Броню, одежду, каску… Всё подряд.
А заступивший суточный наряд
Сварганит чай, яичницу, котлеты.
Усевшись, будешь нехотя жевать,
Глазами точку в стенке прожигать,
Курить, пуская кольца, и молчать,
Не понимая следствий и причины.
Потом, смыв грязь, ты позвонишь домой,
Наврёшь, что у тебя был выходной…
Пока ты спишь, вернётся ангел твой
И снарядит пустые магазины.
ИСИНБАЕВОЙ
Весь фронт гудит, мы видим край его,
Подняться надо, но подняться сложно.
И с нами нет майора Исинбаевой,
И нам, друзья, от этого тревожно.
Вам скажут и в Мадриде, и в Сараево,
В Венеции, Монако, Вилла Пьяцца,
Что если нет майора Исинбаевой,
То дело швах, и лучше сразу сдаться.
Не важно, что на Леопардах свастика,
Не важно, что Клещеевку разбили.
Ведь есть Генштаб, спортивная гимнастика,
И значит, мы почти что победили.
Нас поздно убеждать и успокаивать,
Мол, привезём снарядов, но попозже.
Пришлите нам майора Исинбаеву.
В Авдеевку. А лучше, в Запорожье.
Но, говорят, она на карантине.
Но, говорят, устала от народа.
Нас поведёт на штурм майор Мартынов,
И мы за ним пойдём в огонь и в воду.
ЧЕБУРАШКА
На полке пёс, юла и неваляшка.
Я снизу вверх гляжу на всех людей
И верю в то, что добрый Чебурашка
Когда-нибудь найдёт своих друзей.
Мы во дворе играли в Робин Гуда,
Построив снежный замок за полдня.
И жили чудом, и дышали чудом…
Где этот мир? Где все мои друзья?
Клялись дружить до гроба, до потопа!..
Женёк в Донецк отправился. Домой.
С какой сейчас он стороны окопа?
Мне это важно: с этой или с той?
Нас в девяностых крепко разбросало,
Но знаю точно, посмотрев назад:
Не плох солдат, что станет генералом,
Плох генерал, забывший про солдат.
И с нами все прочитанные книжки,
Все наши игры, наш священный хлам.
Ведь мы всего лишь взрослые мальчишки,
Воюющие за Прекрасных Дам.
Со мной Иван-царевич с серым волком,
Со мной Айвенго, Грэй и Д’Артаньян.
Из пулемёта бьёт по лесополке
Сам Питер Блад – пират и капитан.
Отчаянно воюют Цы’ган-Яшка,
Три мушкетёра, весь Союзмультфильм;
Мне спину прикрывает Чебурашка,
И это значит – я непобедим!
ВОЙНА
Вчера мы размотали тот укреп,
Что выпил много крови и окреп,
Нажравшись смерти, ярости и боли.
А я хочу писать не о войне,
Быть вне общения орудий. Также вне
Молчания упавших в чистом поле.
Но за спиной истерзанный Донецк,
Он мне как брат погибший, как отец.
Стоит и курит в шаге от разрыва
Немецкой мины. А его глаза
Пытаются о чём-то мне сказать.
Прилёт… И смерть опять проходит мимо.
Война – дурная тема для стихов.
Снаряд и мина не прощают слов,
Произнесённых вдалеке от рая.
Чтобы её стихами отразить
И не соврать, и мир не исказить, –
Я вновь иду дорогой самурая.
А вдоль дороги – трупы, страх и грязь.
И то не пафос, тут прямая связь
Между душою, тьмой и чувством долга.
И я хочу писать не о войне.
Вот это всё кричит сейчас во мне,
Сидит неизвлекаемым осколком.
Но снова пуля чмокает сосну,
Я снова этой ночью не усну,
Разыскивая рифму по траншее.
И город за моей спиной не спит,
Он ждёт рассвета, курит и молчит.
И лес за промкой нежно розовеет.
НОЧНОЙ РАЗГОВОР
«Давайте доживём до понедельника», –
Сказал мне после дождичка в четверг
Товарищ мой. Коснулся дырки в тельнике
И по привычке посмотрел наверх.
Глаза его, усталые и колкие,
Глядели вверх в предчувствии беды.
«Давай, дружище, доживём до вторника, –
Ответил я. – А лучше – до среды»
Ближайший выход – форменная задница.
Надеяться? Молиться? Матом крыть?
«А мне должна прийти посылка в пятницу.
Неплохо бы до пятницы дожить»
«Нормальные, братва, у вас запросики.
Ещё скажи, на дембель собрались?»
Мы ржём, хохмим, в «телеге» шлëм видосики…
Над головой космическая высь
Расплёскивает звёзды по планете.
Об этом не напишут в интернете
И не расскажут в ленте новостей.
Но мы ещё сражаемся и дышим,
И пулемёт работает по крыше,
А мы как Ленин – всех живых живей!
ПОД АВДЕЕВКОЙ
«Мы умрём под Авдосом», – сказал мне на выходе смежник,
Поглядев немигающим взглядом и руку подав.
Будет солнце таким, как вошедший в столицу мятежник,
И на плечи нам лапы положит век-волкодав.
Позывные оставшихся в поле у Царской охоты
Утекают сквозь пальцы, но память хранит имена.
Я не сплю по ночам и часто курю отчего-то,
Я пока ещё жив. Я пока ещё жив. Я пока…
Как побитые птицы – идут, ковыляют по роте
Те, с кем раньше шутил, собирал нехитрый багаж.
Я и сам, как подранок, кричу, кувыркаюсь в полёте,
Я как дрон-камикадзе, пикирую к Царской охоте,
Чтоб на бреющем врезаться точно в немецкий блиндаж.
Нас не надо жалеть, у военных другие замашки.
Человек выживает не хлебом и страхом одним.
Мне всю жизнь будут сниться Туманы, Мосты, Чебурашка
И пропитанный смертью, горящий в огне Коксохим.
Пацаны из Москвы, Ленинграда, Донецка, Ростова
Навалились на стену всей мощью натруженных плеч,
Чтоб в осенней степи растворилась увядшая мова,
Чтоб в Авдеевке вновь зазвучала русская речь.
«Мы умрём под Авдосом, – сказал мне на выходе смежник. –
Или выживем. Тут как получится. Надо суметь».
Этой ночью мне снился убийственно белый подснежник
И буграми заросшая дикая дивная степь.
* * *
За морями, за чёртовым колесом
Где то спрятался в тишине наш дом.
Там «Утёс» – это просто высокий холм,
Ну, а «Дашка» – всего лишь имя.
И от южных до северных тех морей
Отправляет страна по пятьсот рублей.
Просто так. Как копеечку для церквей.
Как сигнал, что нас ждут живыми.
Пусть густой туман укрывает нас –
Это значит, на небе не будет «глаз»,
Значит, группа до точки дойдёт за час
И укроется за домами.
У парней закружится голова,
Воздух сладким покажется, как халва,
Станут полностью лишними все слова…
Как об этом вообще – словами?
Только выдохнешь, сплюнешь через плечо –
Вдруг разрыв… И ещё один… И ещё…
Сразу сухо станет и горячо,
Снайпер щёлкнет над ухом плетью,
Будет страхом и смертью плеваться лес,
И покажется, что настал конец…
И тогда Богоматерь сойдёт с небес
И укроет нас всех масксетью.
НОВОГОДНЕЕ
И смерти нет, и дочка без меня
Уже не верит в Дедушку Мороза.
В Донецке на ветру не мёрзнут слёзы.
Здесь плюс четыре вот уже три дня.
Наш полк на волевых идёт вперёд
(Точнее, то, что от него осталось).
И плечи гнёт смертельная усталость,
И завтра не наступит Новый Год
Для пацанов, для тех моих друзей,
Что навсегда остались под Авдосом.
И Дед Мороз с румяным красным носом
Подарок не оставит у дверей,
Но мы сквозь грязь и снег идём вперёд.
Мы – русский мир огня, добра и хлеба!
И тот из нас, кто дольше проживёт,
Расскажет всем, как нам далась Победа.
ЖЕНЕ
Да я то что, я жив-здоров вполне.
Воюем, бьём фашистов, как и прежде.
Поставьте памятник моей жене,
Что год уже живёт одной надеждой.
Что вопреки всему – честна, верна,
Ревёт в подушку тёмными ночами.
Живёт в тылу солдатская жена,
И каждый день воюет вместе с нами.
* * *
Когда мы домой вернёмся,
Когда мы с войны вернёмся,
Живые когда вернёмся –
Оставив усталость и страх, –
Всё также пусть светит солнце.
Огромное русское солнце.
Пусть жёлтым играет солнце
В седеющих волосах.
Дружище, рюкзак твой в дырах.
Сынок, твоё тело в дырах.
Любимый, душа твоя в дырах.
Так много их, этих дыр…
И я объяснить не в силах,
Что в светлых ваших квартирах,
Что в чистых наших квартирах
На дыры обменян мир.
Чтоб бес не маячил слева,
Чтоб дома хватало хлеба,
Мы чутко слушаем небо
И зорко глядим наверх.
Когда мы придём с победой,
Огромной, как мир, победой,
Беззвучной, как всхлип, победой –
Мы вспомним повзводно всех
Оставшихся в лесополках,
Убитых от пуль, осколков,
Ушедших на штурм посёлков,
Не встретивших свой рассвет.
И лишь на одно мгновенье,
Покажется на мгновенье,
Поверится на мгновенье,
Что смерти в природе нет.
9 МАЯ
Мне кажется порою, что солдаты,
Удобрившие жирный чернозём,
Не помнят наши памятные даты,
А помнят только поседевший лён,
Проросший в мае сквозь сердца и рёбра.
… На ставке, где рыбачу поутру,
Два лебедя застыли чутко, гордо,
И только перья вьются на ветру.
И ставок полон рыбы, крупной, громкой,
И в этот край опять пришла весна!..
Когда зимой мы штурмовали промку,
Без устали, без продыху, без сна,
Мы не просили песен и салютов.
Был «Градов» залп – единственный салют.
Уже нет Кеши, Графа и Полюда,
Но лебеди… Но лебеди плывут…
Пускай в Москве идёт Парад Победы –
Мы в Киеве отметим свой Парад.
Такого нам не завещали деды,
Но завещал погибший наш комбат.
Мне кажется порою, что солдаты,
Лежащие в лесах, подвалах, хатах,
Забытые в безбрежности полей,
Не в майском небе светят нам салютом,
Не сгинули на штурме, страшном, лютом,
А превратились в этих лебедей.
РУССКАЯ ЖЕНЩИНА
На мужчину в форме смотрит тепло и ласково,
Не сестра, не жена, не невеста и не любовница, –
Она ищет на карте Нетайлово и Уманское
И молится, каждую ночь истово молится:
«Золотые мои, мы укрыты за вашими спинами!
Наши братья, отцы, мужья и родные дети…
Господи, сохрани их всех, всех до единого!»
…А утром опять уходит плести масксети.
Понимает, что всех до единого не получится,
Покупает на рынке малину или смородину.
Не жена, не сестра, не невеста и не разлучница.
Просто женщина. Просто русская. Просто Родина.
И вернувшись домой живым (так судьбой завещано),
Буду твёрдо знать, что досталась мне эта милость,
Потому что в далёком селе русская женщина
Очень искренне за меня молилась.
ДЕТИ РАБОЧИХ ОКРАИН
Каждый третий уже был ранен,
Каждый первый терял друзей.
Это дети рабочих окраин,
Соль усталой земли моей.
В шалом взгляде – упрямство волка,
Обманувшего цвет флажков.
Вновь уходят на штурм посёлка
Дети серых и злых дворов.
Доставая из-под подушки
Письма с ворохом тёплых слов, –
Улыбаются добродушно,
Не стесняясь беззубых ртов.
Не садились за руль Бугатти,
Не сидели в кафешках Ницц,
Только знаете… Не испугать их
Ни свинцом, ни жужжаньем «птиц».
Не из стали, не из титана
Появлялись они на свет.
Если рана, то значит рана.
Если смерть… Ну, так значит смерть.
Надевая броню на плечи
Перед выходом к огневой,
Вспоминают любимых женщин,
Самых верных на свете женщин,
Что живыми их ждут домой.
Каждый третий давно контужен,
Каждый первый войною бит.
Но пока эти парни служат,
Мир шатается, но стоит.
РУССКАЯ ГЕОГРАФИЯ
В блиндаже очень пыльно, много мышей, накурено.
Генератор кряхтит последними оборотами.
Мы контролим дорогу в Селидово из Цукурино.
Поднимаем птицу, наводим арту – работаем.
А грунтовки в полях ржавеют сожжённой техникой,
А поля засеяны минами и снарядами.
Мы вчера у врага отбили Желанное Первое, –
Это значит, ещё на шаг подошли к Курахово.
Вот из Карловки с рёвом, сшибая ветки акации,
Беременная парнями из Тулы и Грозного,
Несётся «буханка». Везёт бойцов на ротацию.
Надеется только на РЭБ и на волю Господа.
Где-то в Москве отдыхают, играют в мафию,
Девчонки в клубе вертят красивыми шеями…
А мы изучаем русскую географию
В посадках и лесополках, изрытых траншеями.
И нам бы хотелось к родному порогу – коленями;
Любимых женщин нежно назвать по имени.
Но мы наступаем в западном направлении,
Потому что нас ждут:
В Одессе,
Херсоне,
Киеве.
* * *
В Уманском больше нет жилых домов,
Как нет в России кладбища без флага.
Я награждён медалью «За отвагу» –
В ней поселились души пацанов,
Однажды не вернувшихся с задачи.
Вы знали, что медали тоже плачут?
Я слышу по ночам их тонкий плач.
Ещё они не терпят пошлых песен
И постепенно прибавляют в весе
По мере выполнения задач.
Ещё не виден у войны конец,
Граница не обведена пунктиром.
Вчера на Мавик наскребли всем миром,
А значит, завтра путь лежит в Донецк.
На «Маяке» часов примерно в восемь
Мы купим «птицу» (тушку) и не спросим,
Откуда продавец её достал.
«Купил в Москве», – поверим этой сказке.
И только его масляные глазки
Нам скажут то, чего он не сказал.
Стучится осень. В лесополосе
Рыжеют вязы, головой поникли…
Опять сегодня выживут не все,
Но к этому мы, в общем-то, привыкли.
И будет враг унижен и разбит,
Но отчего же так душа болит,
Вся в шрамах и порезах, и в заплатах?
Нагретые стволы фонят теплом –
Вот так душа орёт с закрытым ртом,
Она ни в чём, ни в чём не виновата.
Мы третий год штурмуем небеса,
И где растёт та лесополоса,
Которая окажется последней, –
Никто не знает. И не в этом суть.
Стихами смерть, увы, не обмануть,
Не убаюкать, песню не пропеть ей.
Но снова надо двигаться вперёд,
Месить ногами ледяную глину,
Надеяться, что РЭБ не подведёт,
В патроннике патрон не встанет клином.
Пусть будет так, как повелит Господь…
Опять разрыв. Осколок ищет плоть
И почему-то пролетает мимо.
Враг человеческий опять стреляет в нас,
Но он ещё не знает в этот час,
Что с нами Бог. Что мы непобедимы.
Мой позывной – Вожак.
Враг будет разбит!
Победа будет за нами!
Судьба обязательно должна оставить Дмитрию Филиппову время и всё остальное, чтобы дописать всё нужное для вечности, уже после Победы. Но многое у него уже сейчас очень сильно и пронзительно. Нынешнюю войну и жизнь, именно у него чувствуешь лучше всего. Потому что на них он смотрит через обыденность, сохраняя и сохраняя свет в своей душе, и делясь этой верой и надеждой с нами. И я знаю тот их террикон, который сейчас пропитался трупным смрадом. Последствия взятой ими высоты. И вот это тоже его взятая высота:
В Уманском больше нет жилых домов,
Как нет в России кладбища без флага.
Я награждён медалью «За отвагу» –
В ней поселились души пацанов…
И спасибо Литературной России, что дали столько места Дмитрию Филиппову. Это тоже поступок.
С уважением к обоим, Олег Нехаев
Подлинная поэзия, что здесь ещё можно сказать…
Стихи, написанные кровью, из сердца патриота. Невольно вспоминаешь Константина Симонова.
Спасибо, Дмитрий. Возвращайтесь с Победой!
Первые ассоциации после прочтения – Константин Симонов, Николай Гумилёв. Потому, что правда, потому что смотрим мы на все глазами очевидца, но самое главное – очень выраженная гендерная маскулинность автора. Стихи эти, помимо того, что в погонах, они еще и с мускулами, а это редкость, а уж по нынешним то временам и вообще “торичеллева пустота”. “Дмитрий в черных лосинах на пороге Роспатента” – это не него абсолютно, не про его мировоззрение и не про его патриотизм.Таких как Дмитрий наш Литинститут просто обязан просить в нем отучиться. Дима, – возвращайтесь живым – удачи Вам во всем!!!
Обет
Памяти Владлена Татарского
Пепел лихих дорог
Память запорошил.
В дымке родной порог
В снах меня посетил.
Ту нить, что тянет вперёд
Сквозь узелки примет,
Без сожаленья рвёт
Несовершенств рикошет.
Россыпь цветных огней
За горизонт зовёт.
Острые грани камней
Больно в груди отдают.
Мне бы замедлить шаг,
Кони,… постойте вдруг.
Но, нега дворцовых благ
Глушится звоном кольчуг.
Сквозь облаков разрыв
Вечности луч в окно.
Раны наспех омыв,
Прыгну опять в седло.
Лязг боевых мечей,
Строки косым дождём.
Ранний уход друзей…
Мы всё равно дойдем.
Мы всё равно добьёмся
Грохота вражьих знамён,
Что брошены будут снова
К подножию наших имён
Когда есть такие люди, для которых поверженные вражеские знамена важнее дворцовых благ, то победа будет за нами.
Повеяло свежим ветром на просторах “Литературной России”. Спасибо Вячеславу Вячеславовичу за публикацию Дмитрия и Трубадура, потому что поднадоели мелькающие здесь периодически около литературные социопаты.. Даже без “позывного” понятно кто, что, откуда, зачем и для кого. Пару строк и есть человек с цельнонеушибленным мировоззрением, мироощущением и правдой. Вот тут присутствует во всех комментах неугомонная по осени госпожа Лестева – пистоны всем раздает. Госпожа редактор – почему Вы такое не печатаете? Обьясните – претензии и к Вам лично. Неужели непонятно как много для них там сейчас значит страничка литературного журнала/альманаха с их строчками? Ждете, чтобы посмертно? Если Вы на самом деле искренне- патриотическое издание – напечатайте Дмитрия, найдите Трубадура – ведь он же прислал как-то в комменты свое стихотворение – значит почта есть в редакции. Совершите поступок – Вам зачтется, уверен… Ребята – возвращайтесь живыми – Вы будущее литературы в России !!!
Уважаемый Так себе литератор! Прежде, чем давать мне советы, Вы для приличия полистали бы журнал”На русских просторах”, где не публикуются стихи, так как это журнал историко-литературной документалистики. Два стихотворения обрамляют журнал – на 1-ой и последней странице. Как правило, это стихи о войне, опубликованные в год разгрома фашистов под Москвой, Сталинградом и т.д., взятые из газет того времени. Но о Донбассе, стихи мы тоже публиковали – Елены Заславской, например, были рецензии на книги писателей ДНР , Андрей Чернов писал о героях Донбасса, Ищенко, Заславская о членах своих семей, с оружием в руках боровшихся с фашистами бандеровского разлива. У Нины Ищенко погиб на фпронте муж года четыре назад – преподаватель вуза. Из этой подборки я ещё до вашего совета выбрала два стихотворения, которые будут опубликованы в 4-ом номере журнала. Надеюсь, Д. Филиппов не обидится, что его процитируем без разрешения. Верстальщица моего журнала, кстати, живёт в Луганске. Приглашаю всех писать публицистику о войне. а присылают “художественные” рассказы. а “На русских просторах” открывается всегда рубрикой “Война. Подвиг. Героизм”.
Как говорится в одном из рекламных роликов – “Ну я уже устал Вам намекать…” Выпустите сборник не “берязевско-новиковских стенаний по теме’, а реальных военных, – литлюбителей и литераторов, прошедших войны. Их, – этих войн, – было много в новейшей истории заката СССР и России. Люди уходят, – свидетельства и свидетели. Вот о чем…
Опять Вы меня с кем-то путаете, ТОТ ЕЩЁ ЛИТЕРАТОР! Я не знаю никаких берязевско-новиковских стенаний….
Сборники выпускаю, но это ДЕВЯТЬ сборников МАТЕРИАЛОВ ДЕВЯТИ Международных литературных конкурсов “Серебряный голубь России”, сейчас буду составлять Десятый. Трубадура рекламировать не буду, стихи при правильной теме слабоваты, вероятно, он бард, да к тому же (по вашим словам) “из каждой его строчки православие прёт”, это тем паче не для меня…
Тады ой… Я не знал, что Православие у некоторых наших питерских громогласных “патриотов-литераторов-редакторов” – аллерген близкий к летальному… И, собственно, склонял то я вас публично к сборнику всех пока еще живых воевавших/воюющих россиян, а не к персональнотрубадуровскому… Это так – в порядке уточнения… Ну да ладно – засим откланиваюсь – ошибался…
“Кто сказал, что надо бросить песни на войне, после боя сердце просит музыки вдвойне…”.
Дмитрий, впереди ещё будет много-много дней и много-много счастливых поводов для стихов, ведь Родина-мать ждёт сыновей домой и правда за нами.
Солдатским матерям веры и сил. Думаю, самое пронзительное стихотворение получилось бы у вас в адрес солдатских матерей, отцов, ждущих и молящихся за своих кровинушек…
Перед такой поэией застревают в горле собственные блеклые вирши. Спасибо ребята. Дай вам Бог дожить, дотерпеть, победить и осуществить творческие планы. Дмитрий, Трубадур, ждем от вас новых стихов и прозы. Вам есть, что сказать.
Драматургия желаний
Трепет листвы,
Тени совы,
Свет серебром луны.
Запах травы,
Скрипы сосны,
Резкий крик пустельги.
Всхлипы станиц,
Ночи зарниц,
Словно сиянье жар птиц.
Бруствера скос,
Мыслей допрос,
Смотрит с иконки Христос…
Пламя свечи,
Тайно в ночи
Шепот молитвы журчит:
“Зло отведи,
Папу верни
И что захочешь возьми.
Хочешь,… любимого зайца возьми
Или щенка Трезора
Только, пожалуйста, папу верни…
Даже пускай не скоро”.
Медленно долу ползет теплый воск,
Лики в святом дозоре
Молча глядят из окладов икон,
Дух приглашая горе.
Спасибо Трудадур!!! Ты – настоящий правильный русский православный мужик!!! Это прёт из каждой твоей строчки… Пиши, борись, живи!!! Мы помолимся за всех…
Спасибо за публикацию Дмитрия Филиппова, не встречала ничего подобного до этого. Очень красиво. Очень страшно.
И напечатайте, пожалуйста, Трубадура, присоединюсь к просьбе Критика. Для воспитания в молодежи патриотизма будет полезнее большинства эстрадных кривляк
“Но снова надо двигаться вперед/ Месить ногами ледяную глину/Надеяться, что РЭБ не подведет/В патроннике патрон не встанет клином” Есть чувства? Да! Виден человек, его помыслы, условия, в которых он находится и что ему в этот миг важнее всего? Да! Веришь написавшему это? Да!
“Здесь птицы не поют/Деревья не растут/И только мы – к плечу плечо/Врастаем в землю тут”… Всё сразу понятно – клочок земли, оборона, умирают но не отступают… Сильные стихи? Да. Написаны человеком, который это прошел и видел своими глазами? Да! “Россыпь цветных огней/За горизонт зовет/Острые грани камней/ Больно в груди отдают”… Тот, кто видел как выглядят трассёры в ночи, понимает как это, – готовиться к броску, ползком по острым камням вслед за россыпью цветных огней. Такая же россыпь как-то летела в нас, а не указывала путь, поэтому я и такой вариант представляю читая эти строки. Сильные стихи? Да! Есть картинка, есть чувства? Да! Как это можно назвать слабыми стихами (или слабоватыми, если точнее), как можно не почувствовать, что это правда, а не вымышленный художественный свист с ресурса Стихи ру… Я не понимаю некоторых “критиков”. Не хочется выглядеть хамоватым, но с таким “высокохудожественным вкусом” и “редакторским чутьем” м.б. лучше было бы в химиках и оставаться и пописывать в Прозу и Стихи.ру? Там бы – в химии- и атеизм пригодился, воинствующий душевных инженеров…