Морская прародина Руси

№ 2024 / 38, 04.10.2024, автор: Евгений МИЛЮТИН

Первый урок русской истории от Евгения Милютина читайте в № 36

---

Люди бывают трёх видов:

живые, мёртвые и ушедшие в море.

(Морская пословица)

 

 

Психологическая основа русской истории, видимая сквозь цветное стекло волшебной сказки, колеблется между двумя функциями.

Это земледельческая этика сытого Юга, подчиняющая индивидуальную судьбу благу узкого мирка, строго отмеренному благожелательному единомыслию и обязательным запретам в начале сказки: в чулан не моги заглядывать, ежели придёт баба-яга, ничего не говори, не рви яблок, не поднимай золотого пера и т. д.

А с другой стороны, это обретаемая на Лукоморье царская сенсорика, опровергающая выше названные запреты.

Условием достижения Моря у русских была ритуальная смерть в избушке на курных ножках – такой тип погребения был распространён в Скандинавии.

Неожиданно сухопутная Баба-Яга оказывается провожатой в мир, где бушуют волны и стоит Дуб. «На море на Океяне, на острове, на Руяне».

Герой, вернувшись с Лукоморья в обыденный мир, вступает в брак и становится царём. Становление царства происходит наперекор судьбе, совпадая со смыслом, вложенным Гомером в падение Трои.

Победитель – Ахилл выступает в поэме против Судьбы. Это сразу выдаёт в Ахилле (или в Гомере) представителя морского народа.

Человек, отправившийся в море, не может его в любой момент покинуть. Это положение делает бессмысленным гадание о Судьбе. Какой бы она ни выпала сейчас, ввиду бушующей стихии, Судьба должна преодолеваться.

Вот почему мотив Лукоморья должен противопоставляться крестьянскому мотиву русской сказки. Однако историки, прослушав все сказки, до сих пор не попытались отыскать русскую прародину именно в море.

Большая часть поисков упирается в Новгород:

«Въ времена же Кыева и Щека и Хорива новгородстии людие, рекомии Словени, и Кривици и Меря: Словенѣ свою волость имѣли, а Кривици свою, а Мере свою; кождо своимъ родомъ владяше; а Чюдь своимъ родом; и дань даяху Варягомъ от мужа по бѣлѣи вѣверици; а иже бяху у них, то ти насилье дѣяху Словеномъ, Кривичемъ и Мерямъ и Чюди. И въсташа Словенѣ и Кривици и Меря и Чюдь на Варягы, и изгнаша я за море; и начаша владѣти сами собѣ и городы ставити. И въсташа сами на ся воеватъ, и бысть межи ими рать велика и усобица, и въсташа град на град, и не бѣше в нихъ правды. И рѣша к себѣ: «князя поищемъ, иже бы владѣлъ нами и рядилъ ны по праву». Идоша за море к Варягомъ и ркоша: «земля наша велика и обилна, а наряда у нас нѣту; да поидѣте к намъ княжить и владѣть нами». Изъбрашася брата с роды своими, и пояша со собою дружину многу и предивну, и приидоша к Новугороду. И сѣде старѣишии в Новѣгородѣ, бѣ имя ему Рюрикъ; а другыи сѣде на Бѣлѣозерѣ Синеусъ; а третеи въ Изборьскѣ, имя ему Труворъ. И от тѣх Варягъ, находникъ тѣхъ, прозвашася Русь, и от тѣх словет Руская земля; и суть новгородстии людие до днешняго ден от рода варяжьска».

Варяжская легенда, или «сказание о призвании князей», дошло до нас в составе древнейших сохранившихся древнерусских летописных сводов: Начального свода конца XI в. — в тексте Новгородской I летописи младшего извода и в «Повести временных лет» начала XII в.

Согласно легенде, варяги приходили на Русь дважды. В первый раз местные жители – славяне и финны, их прогнали, и после этого стали ставить города.

Сторонники теории продуктивного контакта цивилизаций, несомненно, увидят в этой части сказания её подтверждение. Именно варяги, хотя их и прогнали, принесли славянским и финским народам идею цивилизации: город, городскую жизнь. Поддерживаться городская жизнь могла лишь привозным хлебом, так как на месте хлеба не было. Русский Север – не хлебное место. Отсюда и неустойчивость новообретённой цивилизации до второго прихода варягов: «въсташа град на град».

Второй приход варягов во главе с Рюриком ознаменовался привнесением наряда, то есть порядка, закона. Почему многие историки продолжают противиться приятию северными славянами двух основ цивилизации – города и закона – от варягов?

В этом отчасти повинен источник, сообщающий, что начало истории Руси совпадает с нахождением в Киеве «Кыева и Щека и Хорива». Хотя не сказано, был ли Киев «градом». Но главная причина недоверия в другом. За Рюриком историк не видит никакой его собственной истории. Точнее, не видел её российский историк раньше, в XIX веке, когда миф о старшинстве на Руси поднепровского славянства и его особой государственности должен был подкрепить претензии Российской империи на южные славянские земли, принадлежавшие тогда Австро-Венгрии.

Немцы же должны были предстать в истории врагами, вместе, кстати, с Рюриком и прочими варягами. Вот почему в северном балтийском направлении искать было не с руки. В угоду политической целесообразности из русской истории выбросили большой кусок, заодно исказив её смысл.

Вместо городского и морского народа, любознательного, с широким кругозором, бравшего своё у Судьбы мечом, первые русские предстали на страницах учебников истории людьми, напротив, Судьбе покорными, запертыми в «идиотизме деревенской жизни».

Такие люди не смогли бы создать в IX веке на просторах от Балтики до Чёрного моря военно-торговое государство, которое, совершив морской поход в Константинополь, нанесло византийской гегемонии чувствительное поражение, чтобы затем в ходе короткой военной кампании уничтожить сильные (в сравнении со славянами Восточно-Европейской равнины) и богатые степные государства булгар и хазар.

Но русские «находники», как называет их летопись, были идеально скроены для завоевания больших пространств.

Урок второй: мы должны представить себя в начале истории как народ воинов, разбойников и купцов, вышедший из моря.

Только так мы можем объяснить внезапное возникновение «на берегу» городских поселений, прежде неизвестных на севере Руси, для которых на месте и ресурсов то не было, и быструю экспансию русского государства.

Нацеленность на осязаемый вещный результат в сочетании с принципиальной безыдейностью делает экстравертного сенсорика идеальным хищником. Далеко идущие планы нисколько не интересуют представителей сенсорного типа, в отличие от наград здесь и сейчас. Поскольку их собственное мышление тащится за другой функцией, оно почти бессознательно, а установки типа «что мы с этого будем иметь» и «человек есть то, что он ест» составляют золотой фонд их действительных убеждений.

Конечно, это гипотеза. Я выбрал наиболее агрессивный тип человеческой психики, поскольку мне он кажется соответствующим обстоятельствам начала Руси.

В VIII веке все страны, доступные мореходам Балтики, подверглись такому жестокому натиску, которого они, вероятно никогда не знали даже от германцев, не отличавшихся спокойным нравом. Достаточно напомнить, что германцы были единственным народом в Европе, до конца не покорившимся даже римлянам. Однако их новый враг был значительно свирепее. Эту волну составили «даны», «юты», «свеи» и «русы». Все эти общности были полиэтническими, многоязычными, жили морским разбоем и торговлей. Причиной всплеска их активности могли стать рост населения их сухопутных баз, или рост богатства ранних христианизированных государств северной Европы, или что-то ещё.

По описанию в книге «Рождение Британии», принадлежащей перу Уинстона Черчилля, «даны были невероятно жестоки. Об этих скандинавских воинах говорили, что они никогда не оплакивают ни свои грехи, ни смерть своих друзей. Однако точно известно, что во многих местах, где эти разбойничьи отряды всё же иногда оседали, они быстро привыкали к роскоши. Их вожди на всех землях, куда они проникали, имели по нескольку жён, а на востоке с лёгкостью приняли гаремную систему. У одного вождя насчитывалось не менее восьмисот наложниц… Когда в 936 г. ирландцы отбили у них Лимерик, они были поражены красотой женщин, захваченных ранее разбойниками, и огромной массой шелков и вышивок, украшавших их. Вожди формировали отряды исключительно из добровольцев. В сагах мы читаем о командах из «победителей, или весёлых людей»; экипаж отбирали, несомненно, из многих соискателей, столь же ловких с рулём и веслом, как и с мечом. Самым знаменитым героем легенд викингов того времени был Рагнар Лодброк по прозвищу «Волосатый зад». Его захватил в плен король Нортумбрии и бросил умирать в яму с ядовитыми змеями. У него было четыре сына, и, лёжа под ядовитыми рептилиями, он, по преданию, сказал: «Эти поросята захрюкали бы сейчас, если бы узнали, каково пришлось старому кабану» [Черчилль У.С., Рождение Британии. – Смоленск: Русич, 2002].

Случись дану Рагнару познакомиться с князем Владимиром Святым, им было бы о чём пошутить. Взяв Полоцкую землю, Владимир убил местного князя и его сыновей; пригласив брата Ярополка на переговоры, убил и его. Завоевавшая ему Киев армия варягов была отправлена из Киева с княжеским напутствием «теперь плывите, куда хотите». Они могли бы обсудить достоинства женщин. У князя их было много.

В целом же складывается впечатление, что речь идёт об одном народе, в сравнении с которым даже гунны выглядят робкими людьми.

Балтийские пираты, большую часть жизни проводившие в составе маленьких отрядов, постоянно нападавших друг на друга, и постоянно обменивавшихся между собой мужчинами в море и женщинами на берегу, не могли быть «чистым» этносом. Они не были ни славянами, ни германцами, ни скандинавами, но включали все эти этнические компоненты вместе взятые.

 

Урок третий: Русь – наследница всех североевропейских народов.

Вот почему ревнители чистоты крови никогда не найдут истоки русского народа. Мы не славяне и не немцы. Не шведы и не даны. Мы вышедший из моря народ.

Согласно предположению авторов книги «Торговые пути, корабли кельтов и славян» С.В. Цветкова и И.И. Черникова, далёкими предками славных князей Олега, Святослава и Владимира были «лугии», «руги», «руяне», «рутены», «руги», которым в ходе миграций достался бедный край на южной Балтике в современной немецкой Померании, с близко расположенным к берегу островом Рюген – современное название (Руян – древнее), где сложился первоначальный русский мир. Отсюда начинается собственно «русская» экспансия.

 

 

Авторы считают наших пращуров кельто-славянами. Если они и были таковыми в начале, то по мере роста морского «бизнеса» их этнический состав значительно обогатился.

И всё же нельзя исключать того – именно это предположение и выдвигают авторы «Торговых путей» – что русы, будучи в течение длительного времени включёнными в кельтскую цивилизацию, свои административные шаблоны заимствовали из этой колыбели, а в более позднее время русские князья, не будучи по психотипу логиками, способными к государственному строительству, пользовались известными им принципами в качестве, своего рода, традиции. Для управления восточными славянами, которые совсем не знали организации, выходящей за рамки кровного родства, тех примитивных принципов, которые могла им предложить русская военно-торговая корпорация, вполне хватало.

 

 

Пристрастие новгородцев к ирландским фибулам или кельтские орнаменты мавзолея княгини Ольги могут служить доказательством ещё и кельтского родства, если это кому-то важно.

Вызывающий столько споров этноним «русь» сторонники кельтского следа готовы проследить до «луг». Луг – кельтский бог торговли, а лугии, если это и в самом деле один из ранних русских этнонимов – соответственно «люди Луга», торговые люди. Луг имеет также мистически-военную коннотацию в качестве проводника мужчин в царство мёртвых, как и римский Меркурий. Торговля, соседствующая с ратным делом и возможностью гибели, мужское занятие – это ни что иное как пиратство, которым жители Рюгена по многочисленным свидетельствам занимались как основным своим делом, конкурируя со скандинавами в своём сегменте Балтики от Рюгена до Старой Ладоги. Другим важным занятием руян была религия, – здесь находился сакральный центр, своего рода северо-славянский Ватикан.

 

Урок четвёртый: Русь уже была на западе до Руси в славянских землях.

И если так, то мы, возможно, единственные наследники дохристианской цивилизации Северной Европы, сумевшие создать на этой утраченной другими её детьми (датчане, шведы, англичане) культурной основе мировую империю от Балтики до Тихого океана.

Адам из Бремена в «Хронике архиепископов Гамбургской церкви» около 1075 г. описывает близлежащий русский город Волин как крупный центр торговли на Южной Балтике, часто посещаемый славянами и греками, а также варварами. Здесь принимают даже саксов, если только те не говорят открыто, что они христиане. Адам пишет и о том, что от Волина на четырнадцатый день плавания можно дойти до Киева в Русской земле. Киев он именует в возвышенных выражениях «краса и гордость Греции, соперник Константинопольского скипетра». Вероятно, в Киеве и Константинополе Адам не бывал и не мог их сравнить лично. При всём уважении к предкам, едва ли Киев XI в. мог соперничать с крупнейшим городом мира. И всё же есть ценный для нас момент в свидетельствах Адама Бременского, Оттона Бамбергского и других церковных хронистов: они смотрят на быт славян Балтии глазами удивлённых провинциалов. Старград у вагров, Рерик у ободритов, Дымин, Узноим, Велегощ, Гостьков у лютичей, Волин, Штетин, Камина, Клодно, Колобрег и Белград у поморян описаны как поселения с богато украшенными храмами и хорошо устроенные в хозяйственном отношении, с многочисленными ремёслами, откуда множество людей отправляется в чужие земли для торговли или войны, сажая и лошадей на корабли, что позволяет быстро проходить чужие земли. Волин, по оценке Адама Бременского, самый большой из имеющихся в мире городов. Здесь живёт 900 семей, не считая челяди.

Географически Волин принадлежал к зоне влияния Рюгена-Руяна, в котором некоторые исследователи видят столицу всей русской Померании. Когда датчане захватили в 1168 г. Кореницу на Рюгене, они были поражены видом трёхэтажных зданий.

Таким образом, нет необходимости причислять русов к скандинавам. Возможно, они и сами не смогли бы точно сказать, кем были по происхождению. Как известно из «Странствий» Фернана Мендеша Пинту – самой достоверной из всех книг про пиратов, состав команды радикально менялся после каждой абордажной стычки, причём захваченные в плен «вражеские» моряки могли по необходимости и возглавить захватившее их судно в очередном бою.

Рюрик, Олег и Игорь, первые князья, по культуре стояли ниже византийцев, но думать о них как о совершенных дикарях не стоит. Русское завоевание имело такие особенности, которые ставят раннюю Русь в культурном отношении выше Западной Европы, какой она была при первых королях-франках.

На Западе феодалы укреплялись в сельской округе, строили там замки, тогда как города их совершенно не интересовали. За всё время варварского правления от падения Рима в 410 г. до договора франков с папой Стефаном в 753 г. в Европе был создан только один новый рынок.

Но Русь возникает сразу как продолжение русской Балтики, то есть, как страна городов. Русские пришлые общины (в отличие от местных славянских земледельческих общин) представляют собой городские военно-торговые компании, использовавшие поселения, построенные своими силами, или захваченные у прежних хозяев, прежде всего, для международной торговли на путях из варяг в греки и персы. Это цепочка укреплённых форпостов на путях торговли, места размещения войска, рынки, пункт сбора дани, которой затем торгуют с греками, персами и на Балтике.

Будучи прагматиками, они, получив открытый путь на восток, посчитали разумным не продолжать бессмысленное соперничество с Византией, решили примириться с ней, приняв крещение по православному обряду. Не будет большой натяжкой предположить, что с христианской верой русы уже успели познакомиться как в ходе своей «деятельности» на Балтике, так и в результате контактов с ирландскими проповедниками, которые вели активную миссионерскую работу в центральной Европе. Принципы новой веры вряд ли стали для них откровением.

Во всяком случае, не стоит думать, что именно христианизация создала Русь. Русь уже состоялась как новая политическая сила, контролирующая из городских центров огромную территорию, к моменту принятия веры в Христа. Состоялась в этом качестве даже до прихода русских «находников» на Русь.

«Мы от рода русского — Карлы, Инегелд, Фарлаф, Веремуд, Рулав, Гуды, Руалд, Кари, Фрелав, Руар, Актеву, Труан, Лидул, Фост, Стемид — посланные от Олега, великого князя русского, и от всех, кто под рукою его, — светлых и великих князей, и его великих бояр, к вам, Льву, Александру и Константину, великим в боге самодержцам, царям греческим…» (Договор Руси с Византией 911 г. Начало. Памятники русского права. Выпуск первый. – М., 1952, С. 6–14).

Понравились ли читателю русские имена вроде Карла или Руальда, было ли уютно читателю на мокрой скамье круглого кельтского корабля, привлекает ли читателя оказаться ни живым и не мёртвым, а «в море», это дело читателя.

Со своей стороны я убеждён, что изложенная здесь теория начала Руси имеет не меньше оснований, чем манера думать, что цивилизация была принесена «диким племенам» с культурного Юга.

Северная перспектива нашей истории способна дать другие ответы на некоторые «часто задаваемые вопросы».

Должны ли мы переживать по поводу судьбы русской Деревни?

Нет. Мы от моря, а не от сохи. Наш генофонд не в мешках с картошкой. Однако наша внешняя политика должна с борта корабля высматривать надёжные источники продовольственного снабжения. (Так это и делается сейчас. Дипломатов больше на отправляют «на картошку». Их задача привозить нам бананы и манго, и прочий больше не «дефицит».)

Всё куплю, сказало Злато. Всё возьму, сказал Булат.

В отличие от американцев, унаследовавших больше от иудаизма, чем от кельтского мира, русские – плохие торгаши. Следовательно, приоритет должен быть отдан Булату, а не «мирному» приобретательству.

Инвестируя в средства войны, Россия скорее достигнет богатства. (Интересно было бы сравнить доход России от торговли оружием и оказания братской помощи африканским странам с доходом от Северного потока… Ой, о чём это я?)

Кто наши друзья?

Из европейских народов это только сербы. Сербы в начале Руси жили по соседству с западной Русью в Померании. Это родство генетическое и по утраченной всеми другими европейцами праевропейской культуре.

Во всех остальных случаях следует прикладывать «сказание о призвании князей» к актуальным ситуациям. Мы не «просто помочь». Мы – царский народ. Каждая наша услуга должна быть оплачена долговременным правом владения. А там, где нет для этого условий, не стоит и причаливать.

Если посмотреть с этой перспективы, то с Кубы, из Лаоса, из Кореи мы зря ушли. А во Вьетнаме или Афганистане напрасно причаливали.

В Восточной Европе зря запрещали своим недо-варягам якшаться с местными женщинами. Ведь самый первый признак раба, это запрет на размножение.

А сколько копий и судеб было сломано из-за нарушений этого запрета! Варяжское всё равно пробьётся, но без воспитания наших внешнеполитических вождей в духе северных начал, сенсорное начало народа опять уйдёт в ГУЛАГ.

Много говорят о «сбережении народа». А что именно в нём сберегать?

На практике получается так, что Маньке – материнский капитал, а Ваньке билет в один конец на войну. Пусть бабы рожают, а от кого – Бог весть! Так мы свой царский народ не сбережём.

Лишь недавно стали создавать российский аналог «иностранного легиона». Получится ли этот легион хоть немного варяжским? Никогда, если на каждом шагу демонстрировать презрение к местным варягам.

Это один из самых беспокоящих уроков русской истории.