Мы – красная звезда
Александр Богданов и Евгений Замятин как основоположники двух полюсов мифотворчества
№ 2025 / 46, 20.11.2025, автор: Светлана КРЮКОВА
Природа мифа
Миф не претендует на объективную истину, однако тесно связан с реальностью. Он даёт представление о явлениях, минуя критическую составляющую мышления человека. Миф алогичен, но содержит в себе колоссальную логическую правду. Образное мышление ближе к мифологическому, мифо-логическому – это тоже логика, но какая-то иная. Художественный образ многозначен и непереводим на язык логики, поскольку образ – это обобщение, а логика предполагает вычленение и структурирование. Обобщение, в свою очередь, предполагает упрощение и уплощение знаний о мире. Не нужно быть знатоком, чтобы правильно воспринимать мифы Древней Греции – мультипликационные адаптации вполне доступны детскому сознанию.
Сциентизм сам по себе неплох и сродни мифу; всё дело в количестве. Знание с точки зрения сциентизма – высшая культурная ценность, к которой должен стремиться мыслящий человек. Однако мир настолько усложнился, что мифологем, несущих груз обобщений, стало недостаточно: они не соответствуют всеобщему уровню образования, а многие изжили себя и стали артефактами истории.
Как-то исподволь появился жанр фантастики – Мэри Шелли, Владимир Одоевский, Жюль Верн, Герберт Уэллс. Однако когда речь заходит о фантастике, художественный образ отступает, и на первый план выходят умственные построения. Эти умственные кульбиты ориентируются на передовую науку, на едва возникшие знания, а фантазия не особо старается подкрепить себя фактами. Наукоподобное мифотворчество генерирует из разнородного материала подобие мира – картонного, с подсветкой и звуковым сопровождением, который чаще всего должен предупредить обывателя об опасностях некоего мироустройства, строя и сподвигнуть его на перемены. Этот предполагаемый новый строй является прямолинейным продолжением мира, в котором существует обыватель. Упрощённую модель мира легче продать; в подобных произведениях текст сам по себе уже не обязан быть чем-то высококачественным в художественном плане.
Утопия и антиутопия
Александр Богданов построил мир на Марсе, Евгений Замятин спустя двенадцать лет поместил свой мир в новые джунгли. Романы «Красная звезда» Богданова и «МЫ» Замятина являются первооткрывателями в сфере утопий и антиутопий. Они выступают как утрирование некоторых идей, способных глубоко затронуть массового читателя.
Можно ли называть эти произведения художественными? Да, эти произведения можно называть художественными, поскольку как роман «Красная звезда» Александра Богданова, так и роман «МЫ» Евгения Замятина выстроены с использованием литературных средств: в них присутствуют герои, сюжеты, и они очень похожи на беллетристику, с одним существенным различием – всё это является лишь литературным обрамлением для выражения конкретных идей. Все художественные средства направлены на встраивание в сознание читателя определённой идеи. Вследствие слабой ориентации художественной составляющей на эмоциональную и бытийную подоплёку происходящих в романах событий читателю трудно понять мотивы героев: они надуманы, графичны и подчинены умственным конструкциям, схематизации. В подобных произведениях миф служит картонной декорацией для искусственных отношений – никто и не ждёт чудес.
А для чего читать в таком случае? Чтобы разглядеть зарождающееся будущее, едва брезжащее между строк. Осмысление технологических изменений своего времени можно почерпнуть едва ли не только из таких произведений, возможно, что именно в этом и заключена их популярность. В таких произведениях будущее, следующее за прогрессом, модифицируется под определённую идеологию – правящую или претендующую на главенство.
В отношении «Красной звезды» важно знать, что Богданов – политик и философ больше, чем литератор. «Красная звезда» предлагает утопический миф об идеальном обществе на Марсе, где прогресс вывел-таки свой народ на грань вымирания и толкнул его на планы порабощения других планет. Нет особенной необходимости вникать в тонкости вымышленного мира – предупреждение является его главной мифологемой.
«МЫ» Евгения Замятина трудно воспринимать как самостоятельное произведение, поскольку антиутопия предполагает утопию как источник для спора идей и его нужно бы читать в паре с «Красной звездой» Александра Богданова. «МЫ» Замятина: мифический тоталитаризм, возникший на базе утрированного рационализма, которым пропитан роман Богданова. Подавление человека в романе «МЫ» приняло абсурдную форму и стало страшилкой для всех времён и народов, в то время как в «Красной звезде» свобода выбора и коллективизм – чуть ли не религия. Пожалуй, это и всё, чем они принципиально отличаются друг от друга. Здесь самое время вспомнить «Что русскому хорошо – то немцу смерть». Богданову его мир кажется очень даже привлекательным, по нему можно нечто реально строить в России в начале двадцатого века. Скорее всего, это коммунизм в представлении Богданова. Приди он к власти и вся Россия строила бы такой коммунизм.
Реализация мифа
Для советского поколения в настоящем нет ничего истинного: мир катится в пропасть, и опора духа осталась лишь в вере. Светло-научная утопия Богданова разбивается антиутопией в мрачных тонах от Замятина, и вторая, вроде бы одержав победу, становится инструментом построения некоей иной реальности. Нашей реальности? Люди чутко наблюдают за изменениями в мире и находят подтверждения предсказаниям, обозначенным в обоих романах. Но в чём был неправ Богданов, почему возникла необходимость в антиутопии? Ведь многое в его романе оказалось написанным на опережение, возможно, ещё что-то сбудется в недалёком будущем.
«Тектология» Александра Богданова, НОТ (Научная организация труда) – звенья одной цепи. Развитие системного мышления, культурное развитие пролетариата, переливание крови как метод спасения, предвосхищение кибернетических методов – лишь немногое, что можно вспомнить об Александре Богданове. В романе «Красная звезда» всё это представлено как реальность! Включая синтетические материалы, видеосвязь, ядерную энергетику, космические полёты на минус-материи, которая ещё не открыта. Антигравитация, управление производством через компьютерные сети тоже из этого романа. И даже эвтаназия. Всё это наш мир! Наша реальность. Утопия как руководство к действию? Ленин отрезал Богданова от власти, лишив его возможности влиять на реальность России двадцатого века, на что Богданов ответил влиянием на двадцать первый век. И даже идеи богостроительства мы видим сейчас в России – откуда вдруг взялось это явление: массовый исход коммунисток и комсомолок в христианки?
Контроль и свобода
Наука и идеология, как в утопиях, так и в дистопиях переплетены, и призваны вести за собой. Возможно, помимо воли их создателей произведения Богданова и Замятина стали средствами омифологизирования сознания целых поколений – с благими целями, само собой разумеется. Во имя противостояния хаосу или наоборот – порядку, происходит мобилизация наиболее активной, мыслящей части населения. На борьбу с «неразумными», «реакционными» правительствами своих стран поднимается студенческая молодёжь – именно она является целевой аудиторией романтизированного, идеологизированного научпопа. Это прямые орудия агитации, умело используемые кем-то (политиками?), правящими или стремящимися к власти.
Гипертрофированный рационализм и культ всеединства в дистопии Евгения Замятина «МЫ» превращаются в инструменты подавления прав и свобод человека. Замятин своей моделью мира разрушает модель мира Богданова, перекрашивает в свои цвета. Если в «Красной звезде» наука – естественный инструмент прогресса, то в «МЫ» наука становится манипулятором, орудием репрессий, а личность является угрозой Интегралу и сведена до «нумера». У человека нет права даже на имя! Любовь, как средство спасения личности, становится врагом миропорядка.
Как ни странно, баланс между наукой и этикой – это проблемы, которые человечество решает сегодня, именно сейчас. Мы наблюдаем, какие причудливые формы может приобретать свобода. Справедливая конкуренция и равенство – антагонисты. Но что такое справедливая конкуренция и равенство – на эти вопросы не сможет ответить ни один оракул. Разве что философ попытается проскользнуть между Сциллой и Харибдой вопроса.
Этические кодексы
Баланс этических понятий, этические кодексы… Добро и зло – это если совсем просто – именно они являются объектами изучения и омифологизирования в утопиях и антиутопиях. Например, возникает вопрос о выживании марсианского человечества за счёт земного: кто виноват и что делать? Герберт Уэллс в романе «Война миров» не ставит под сомнение агрессивность марсиан – марсиане просто решают свои проблемы за чужой счёт, всё. У Богданова это выглядит иначе. Не исключено, что Александр Богданов описывает рефлексии высокоорганизованных правителей Марса до этапа порабощения; до момента, когда всё земное население будет обесчеловечено. Примечательно, что в романе А. Богданова марсианское человечество значительно превосходит земное в нравственности. Похоже, что это продиктовано стремлением автора подогнать постулаты коммунизма, который Богданов вкупе с Лениным мечтал построить во всём мире, под нарождающийся миф о справедливом мироустройстве.
Роль Богданова и Замятина
Евгений Замятин и Александр Богданов заложили основы двух полюсов мифотворчества: утопии и антиутопии (дистопии). Дистопия противостоит утопии и опирается на утопию, беря её за точку отсчёта. В мировой литературе ближайшими продолжателями традиций, заложенных Александром Богдановым стали Айзек Азимов (наш, кстати, российский по происхождению человек) и Артур Кларк. Продолжателями Евгения Замятина можно считать Джорджа Оруэлла, Олдоса Хаксли, Рэя Брэдбери.
Айзек Азимов развивает идеи научного прогресса с оптимистической точки зрения; в сборнике рассказов «Я, Робот» (1950) формирует основные законы робототехники. Артур Кларк в романе «Конец детства» (1953) поднимает тему вторжения инопланетян и отказа землян от права развиваться в освоении космоса. Олдос Хаксли в «О дивном новом мире» (1932) показал, что научные достижения без гуманистической этики могут привести к утрате человечности. «1984» (1949) Джорджа Оруэлла – подавление личности нашло в нём своё гипертрофированное развитие. Рэй Брэдбери в «451 градус по Фаренгейту» (1953) поднял вопросы цензуры. Много ли людей на планете знают обо всех этих произведениях? А они меняют наш мир…
Миф не имеет авторства; в сущности – это фольклор, творчество, имеющее адресата – народ. Адресат верит во что-то сверхчеловеческое; события в мифе воспринимаются им как реальные. Происхождение космоса, Земли, людей, смена дня и ночи – всё это было мифом, пока пытливый разум не нашёл объяснений. Предназначение мифа исчерпало себя и стало рудиментом общественного сознания, но адресат остался! Мифология заместилась мифами о передовом знании, недоступном непосвящённым. Мифом о знании в древних книгах, хранящихся в тайниках Ватикана. Мифом о знаниях Майя. Мифом о знаниях гадалок и колдунов, прячущихся за вычурными сайтами. Кто-то же должен всё знать! Тайное знание, ореол могущества… бла-бла-бла! Дуализм идей, борьба начал – противопоставляя образное мышление логическому, человек ищет короткий путь, который позволит достичь понимания. Это должен быть такой образ, такая выдумка, которая превзойдёт правду. Не являясь истиной, миф отражает реальность.
Мифу верят – и этот парадокс впечатляет. Верят, если он настоящий миф! Чтобы стать настоящим, миф должен пережить время, в котором он был создан. Чтобы пережить своё время, он, прежде всего, должен быть создан на высоком художественном уровне. В утопиях это происходит на интеллектуальном уровне. Одним из факторов доказательства мифа в утопии является предвидение. Автор создаёт миф для своего времени, который становится реальностью спустя, предположим, столетие. Спустя сто лет восхищённый читатель старается донести свой восторг до других читателей, эмоция распространяется по «сети», и вот уже критики пишут что-то вроде: «автор предвосхитил современные технологические идеи».
Поскольку в утопиях и антиутопиях художественный образ уступает место логическим конструкциям, пара «утопия – дистопия» иллюстрирует дуализм и развитие идей во времени. Пережив своё время, такие пары превращаются в настоящий миф, в котором даже авторы становятся его частью.
Совершенный мир, смутный социальный идеал у Платона и Томаса Мора – это утопии. Антиутопии предупреждают об опасностях, кроющихся в утопиях, предостерегают от ошибок. Одна монета, две стороны. Евгений Замятин прежде всего известен как автор романа «МЫ», ставшего классикой антиутопий. Александр Богданов фигура мифологически загадочная и непостижимая: алхимик новейшего времени, философ, теократ – не религиозный, а научный. Платоновский. Его попытки изменить человека в корне вызывают восхищение и недоверие. Его устремления в медицине, экономике, философии были направлены на созидание нового человека! Общество, подчиняющееся высшим идеалам, строящееся на основе справедливости для всех кажется утопией на все времена, но кто знает, что будет завтра?
А вот некоторые умные люди утверждали, что миф – это высшая реальность. А. Лосев, Э. Голосовкер, например. Жаль, не прочтут они этой статьи и не поймут, как глубоко и долго они заблуждались. Почитай, всю жизнь.
Полагаю, что миф по Лосеву здесь вспоминать не совсем уместно, так как очевидно, что автор статьи под словом “миф” имеет в виду фантазию формирующую будущую реальность, в то время как Лосев понимал под термином “миф” некую систему досистемной науки.
Александр Богданов и Евгений Замятин как основоположники двух полюсов мифотворчества…
Не позорьтесь. А. Богданов был ученым, кроме того – практиком, пытался освоить процесс переливания крови, поставил опыт на себе и погиб. Е. Замятин – только литератор. В первом случае речь о целостном походе, системе, во втором – только о литературе, причем книга скучная.
Вы когда-нибудь о русском космизме читали? Хоть слышали?
Прямо как дети. Найдут чего-нибудь на улице и сразу бегут всем рассказывать и показывать какая это замечательная вещь. Чаще всего это мусор, который ленивцы до урны не донесли.
“В отношении «Красной звезды» важно знать, что Богданов – политик и философ больше, чем литератор”. “«Тектология» Александра Богданова, НОТ (Научная организация труда) – звенья одной цепи”. “Поскольку в утопиях и антиутопиях художественный образ уступает место логическим конструкциям, пара «утопия – дистопия» иллюстрирует дуализм и развитие идей во времени. Пережив своё время, такие пары превращаются в настоящий миф, в котором даже авторы становятся его частью”. “Евгений Замятин прежде всего известен как автор романа «МЫ», ставшего классикой антиутопий. Александр Богданов фигура мифологически загадочная и непостижимая: алхимик новейшего времени, философ, теократ – не религиозный, а научный. Платоновский”.
Романы не могут быть первооткрывателями. Это художественные произведения. Все. Дискуссия закрыта. С полуграмотными не дискутируют.
Существует сборник “Вечное солнце”, составленный С. Калмыковым (он же – С. Джимбинов), там все о русском космизме и его представителях, и тексты, и комментарии, и научная оценка.
Откуда вы все, недознайки, желающие только писать и печататься, печататься, печататься, чтобы занимать не подобающее себе место? Вот когда сдохнут все, кто еще что-то помнит и знает, тогда и приходите.
Светлой памяти Станислава Бемовича Джимбинова, Стасика, как звала его Аза Алибековна Тахо-Годи вслух и про себя Алексей Федорович Лосев.
А вообще поразительно, как местные комментаторы слетаются этакими мухами на статьи про всякую номенклатуру СПР и совершенно ничего не могут сказать по поводу статей хоть с какой-то долей интеллекта… Деградация налицо, вот потому СПР и такой, ведь набери туда отсюда и будет то же самое.