Наперегонки с Обломовым

№ 2025 / 2, 17.01.2025, автор: Алексей МЕЛЬНИКОВ (г. Калуга)

Если самых динамичных и зорких русских классиков – Пушкина, Толстого и Достоевского – очень трудно представить в роли непоседливых пилигримов, отчаянных мореходов и знатных географов, то самого медлительного и неповоротливого из них, самого тяжёлого на подъём и неприспособленного к бивуачному быту – ваятеля апатичного русского феномена «обломовщины», Ивана Александровича Гончарова – представить в роли просоленного морскими ветрами и прожаренного экваториальным пеклом литературного Магеллана вполне себе даже можно.

 

 

Почему так?.. В середине позапрошлого века, взгромоздясь в Кронштадте с чемоданами на борт фрегата «Паллада», самый неприспособленный и неподходящий из всех, кто мог бы на нём отправиться в кругосветное плавание, отягощённый застопорившейся рукописью о великом лентяе Обломове, изъеденный ежедневной концелярской рутиной, столичной обывательской скукотой, до этого – купеческой негой провинциального мещанства, не написавший ещё своих главных книг, 40-летний тучный, мягкий, невоинственный русский литератор Иван Гончаров решает вдруг одолеть под парусами земной шар, не зная, впрочем, для чего он это делает.

«Если вы спросите, для чего я решил плыть, – писал он в одном из прощальных писем своим знакомым, – то я бы вам ответил так: а для чего бы я остался?..»

Редко кто из наших, даже вполне великих, людей мог поставить вопрос о смысле существования так радикально: если не знаешь, зачем сидишь дома – поднимай якоря. Куда – не важно. Главное – чтобы надолго. Годами не выезжавший далее Петергофа столоначальник, не прыткий, не тёртый, не крепкий, с виду добродушный ленивый тюфяк, боявшийся в городе выйти на ветер без шарфа, а в изморозь – без калош, вдруг кидает себя в штормовые широты на скрежещем в бюро всеми своими шпангоутами фрегате, оставляет в числе пройденных один океан за другим, очередной материк – за следующим.

 

 

С равным любопытством и кропотливостью ревизует пристальным писательским оком и мускулистый Портсмут, и кукольную Мадеру, самый краешек земли – Мыс Доброй надежды в Африке – и самый пуп её – Лондон в Европе. Окунается в Китай, в Малайзию, в Японию, на Филиппины, в Сингапур. Стынет в Якутии, чешет на перекладных через всю Сибирь. Мотается вдоль и поперёк земных широт долгие два года. Чтобы по возвращении в столицу вновь сесть за канцелярский стол в постылом департаменте, а дома – за отставленную на два года рукопись о возлежащем в мечтательной прострации русском тюфяке Обломове. И написать о нём так, что каждый русский смог угадать в нём родственные гены. То есть так хорошо написать, что можно было бы и чуть похуже.

 

 

О чём, кстати, впоследствии пытался сожалеть и сам автор, предупреждая в одном из писем Льва Толстого в том, чтоб тот начинал читать «Обломова» не с первой части (самой, как назло, литературно совершенной), а сразу со второй (где прозябанию героя виден хоть какой-то выход). Да и не раз в задумках Гончарова проскальзывала мысль пустить своего главного литературного героя тем же маршрутом, что прошёл он сам. Порастрясти лень. Стряхнуть унылость. Но думал-думал и почему-то не пустил. Мечта о написании отдельной саги «Путешествие Обломова» так и не реализовалась. Что выложило кучу козырей в умелые руки тех, кто вылепил впоследствии из сочинённого Иваном Гончаровым обаятельного образа ругательство «обломов».

 

 

Из всех великих романов Гончарова самым выдающимся остался тот, что так и остался ненаписанным. О том, кто был и есть и кем мог бы быть на самом деле любимый всеми и жалеемый до слёз Илья Ильич. Хотя, возможно, всё в нём угадалось автором сполна и так. Да не всё из этого нам удалось расшифровать впоследствии как должно…