НЕ В ИНТЕРЕСАХ ПАРТИИ
Секретари ЦК КПСС увидели в мемуарах Шульгина ореол славы монархиста
Рубрика в газете: Кремлёвские тайны, № 2019 / 26, 12.07.2019, автор: Вячеслав ОГРЫЗКО
Весной 1967 года гроза нависла сразу над редакцией газеты «Известия» и руководителями общественных наук в системе Академии наук СССР. Поводом стали публикации фрагментов мемуаров Василия Шульгина в газете «Неделя» и журнале «История СССР».
В журналистских и академических кругах поначалу не понимали, почему фигура Шульгина вдруг вызвала в верхах такое отторжение. Ведь этот известный монархист вроде бы давно покаялся и даже согласился служить советскому режиму. Как рассказывал один из генералов Лубянки – Филипп Бобков, Шульгин, сам того не ведая, начал работать на ОГПУ ещё с середины 20-х годов. Примером этого служила ещё история с его нелегальным приездом в Советский Союз зимой 1925 года под документами на имя Эдуарда Шмитта. Шульгин думал, что обвёл тогда чекистов вокруг пальца. А в реальности это Лубянка поступила с ним как с младенцем. Изучив личные качества монархиста, чекисты пришли к выводу, что путешествие по Советскому Союзу пусть и по подложным документам должно было переломить настроение человека, убедить его в том, что раньше он заблуждался, и признать существенную часть своих прежних грехов.
В советской тюрьме Шульгин оказался уже после Победы. Отсидев двенадцать лет, он поселился в пригороде Владимира. А потом им вновь заинтересовался наш КГБ.
В 1961 году Фридрих Эрмлер и Владимир Вайншток взялись на киностудии «Ленфильм» за съёмки документального фильма о Шульгине «Перед судом истории». Работа, как потом выяснилось, изначально проходила под плотным контролем КГБ. Генерал Бобков впоследствии вспоминал:
«Материал, который мне показали на «Ленфильме», был очень интересен. Шульгин прекрасно выглядел на экране и, что важно, всё время оставался самим собой. Он не подыгрывал своему собеседнику. Это был смирившийся с обстоятельствами, но не сломленный и не отказавшийся полностью от своих убеждений человек. Почтенный возраст Шульгина не сказался ни на работе мысли, ни на темпераменте, не убавил и его сарказма. К сожалению, его оппонент, ведущий, выглядел рядом с ним очень бледно.
Я встретился с Шульгиным в Москве, в квартире Вайнштока на улице Черняховского. Хозяин тепло принял нас, угощал блюдами собственного приготовления. Он был незаурядный кулинар. Разговор, естественно, зашёл о фильме. Мне не хотелось напоминать Шульгину о прошлом, позади была очень нелёгкая жизнь в лагерях, куда он попал после войны, да и он сам, похоже, не имел желания касаться этой темы. Помню, как Василий Витальевич с юмором вспоминал съёмки, похвалялся своим «актёрским мастерством».
– Неужели меня Дума этому научила? – задал он вопрос как бы самому себе и рассмеялся.
Потом зло и едко высмеял артиста, исполняющего в фильме роль историка-собеседника: бедняга зря усердствовал, убеждённого коммуниста из меня всё равно не получится.
– Я дал согласие на съёмку, чтобы восстановить истину, а вовсе не для пропаганды, – заключил Шульгин.
Улучив момент, я осмелился задать вопрос: как он по прошествии стольких лет оценивает приход большевиков к власти? Немного помолчав, а потом медленно, но многозначительно он сказал, что, конечно, не такого пути желал бы для России, но другого у неё, по-видимому, не было.
– Всяко об этом можно судить, – добавил Шульгин, – но отрадно, не распалась в то тяжкое время Россия.
Мне невольно вспоминается эта фраза. Даже самые заклятые враги социалистического строя, каким был Шульгин, находили утешение в том, что Россия не распалась, что её не расчленили на куски. Интересно, что бы он сказал сегодня…
Финал фильма, правда, задел Шульгина, когда узнал, что его снимали в зале, где проходил XXII съезд КПСС» (Ф.Бобков. КГБ и власть. М., 1995. С, 265–266).
Съёмки фильма проходили непросто. Часть партаппарата была убеждена в том, что киношники лили воду на мельницу Шульгина. Эрмлера и Вайнштока периодически вырывали к руководству Госкино. Киношное начальство хотело получить гарантии, что фильм не навредит ни партии, ни стране.
Свидетель съёмок журналист Валерий Головской (он потом эмигрировал на Запад) рассказывал:
«Главной проблемой фильма была проблема достойного противника Шульгину. Но именно такого человека не находилось. Поначалу сам Эрмлер думал вести политический диалог с бывшим депутатом Госдумы. Но болезнь помешала ему. Так, во всяком случае, утверждал сам режиссёр. Думаю, однако, что он просто побаивался старика. Эрмлер мечтал снять несгибаемого ленинца типа Кржижановского, но к началу 60-х годов таких уже почти не осталось: кто умер, большинство были уничтожены в концлагерях и лубянских застенках, а немногие из оставшихся (Ф. Петров, Г. Петровский) просто боялись впутываться в столь подозрительное предприятие. Кончилось в лучших советских традициях: нашли актёра, который должен был играть роль Историка, произнося заготовленный Владимировым текст. Не сломив Шульгина, авторы решили всячески «усиливать» текст Историка. Так документальное начало (Шульгин) пришло в столкновение с «художественным», игровым, в высшей степени фальшивым (Историк).
Историк по фильму возил Шульгина по разным местам Ленинграда: Таврический дворец, кинозал, вагон, в котором подписал отречение Государь, а также во Дворец съездов в Москве. Содержание картины сводилось к беседам Шульгина с Историком, беседам, носившим подчас весьма острый характер. Однако, когда фильм был закончен, кинематографическое начальство отказалось его принять: для них это была чистейшая контрреволюция… Привлечённый в качестве консультанта советник Романова Михаил Блейман (в титрах картины указано: «сценарий – при участии М.Ю. Блеймана) смог только снабдить картину многочисленными надписями, долженствующими сгладить святотатственные высказывания автора «Трёх столиц»!» (В.Головской. Между оттепелью и гласностью. М., 2004. С. 58–59).
Съёмки фильма завершились в 1965 году. Однако выходу картины на большой экран воспрепятствовал первый секретарь Владимирского обкома КПСС Михаил Пономарёв, которого поддержала часть аппарата ЦК КПСС. Но мало кто верил, что Пономарёву потом хватило сил и связей учинить разнос «Известиям» (а «Неделя» выходила как приложение к этой влиятельной правительственной газете).
Вскоре выяснилось, что скандал инициировала небольшая группа историков партии и литературы из Киева, которая прикрылась именем одного старого большевика – В.Н. Фёдорова. В начале марта 1967 года эта группа пожаловалась в ЦК Компартии Украины.
«Мы, группа старых большевиков и учёных-историков республики, – написали киевляне, – обращаемся в Центральный Комитет Коммунистической партии Украины в связи с публикацией в «Неделе» (воскресное приложение к газете «Известия» № 10 за 1967 г.) отрывка из мемуаров В.В.Шульгина под многообещающим заглавием «Февраль сметает монархию» (страницы из его книги «Годы», готовящейся к печати). Мы выражаем своё беспокойство и возмущение появлением на страницах нашей центральной печати упомянутых «воспоминаний», которые в кривом зеркале воспроизводят исторические события февраля и наносят известный политический и моральный урон делу коммунистического воспитания трудящихся.
Прежде всего, Шульгин даёт свою, неверную оценку февральской революции, по сути отрицает её народный характер, роль большевистской партии в организации трудящихся на штурм самодержавия, фактически связывает падение монархии с роспуском Думы. Собственно, только эти две силы якобы противоборствуют в феврале, революционные массы остаются в тени и презрительно именуются «улицей». Если верить «исповеди», в роли единственных организаторов и руководителей революции выступают Шульгин и другие думские черносотенцы. Как и 50 лет назад, он утверждает, что «мы (т.е. Шульгин, Милюков, Родзянко, Гучков и Ко) революцию творили». Однако, истинная роль этой «компании», по определению В.И. Ленина, состояла в том, что она являлась штабом контрреволюции, а «новоявленные революционеры» – его верховодами.
Автор с явным сочувствием и доброжелательностью вспоминает Милюкова, Львова, Керенского, Шидловского, Шингарёва и других палачей трудового народа России, рисуя их в образе «этаких «добрых дядюшек», честных и порой легкомысленных, но преданных революции и «доверием народным облечённых». О своей деятельности в стане контрреволюции Шульгин умалчивает, в частности не упоминает о поездке в ставку Николая II с целью убедить его отречься от престола, чтобы предотвратить взрыв народного гнева.
Кощунственно звучит заключительная фраза мемуаров Шульгина, как бы подводящая итог всему сказанному. Он пишет: «Этими словами и заканчиваю повествование об одной величайшей для меня трагедии в истории человечества? О том, что Февральская революция была трагедией для Шульгина и его собратьев, с этим следует согласиться. Но чудовищно выглядит утверждение о том, что эта революция явилась величайшей трагедией в истории человечества». А ведь именно так воспринимает читатель цитируемое положение автора. Таким образом даже беглый взгляд по страницам мемуаров Шульгина показывает, как убого и неистинно выглядит великая революция в его изображении.
Естественно, мы не требуем, чтобы Шульгин писал «историю» нашей Родины с марксистских позиций. Но долг редакций и издательств эти позиции отстаивать. К сожалению, этого не было сделано в данном случае. Мемуарам Шульгина сопутствует небольшое, всего в 26 строк предисловие В.Владимирова, в котором он, характеризуя Шульгина, счёл возможным и достаточным ограничиться упоминанием о том, что автор мемуаров – видный государственный деятель царской России. При этом не учитывается, что «Неделю» читают миллионы молодых людей, черпающих сведения о Шульгиных по тем «исповедям», которые обнародуются. И если мы, старшее поколение, участники революции знаем подлинную цену тем или иным заявлениям автора, то молодёжь в этом случае многое принимает за чистую монету. Поэтому, на наш взгляд, без необходимых разъяснений редакции подобные материалы печатать не следует.
Конечно, возвращение Шульгина на Родину и его выступления в нашей прессе, обращения к русским эмигрантам имеют положительное значение. Но это вовсе не значит, что вокруг имени Шульгина нужно создавать атмосферу сенсационности, окружать его ореолом незаслуженной славы, изображать героем. А именно к этому объективно ведёт нездоровое увлечение публикацией всевозможных, подчас сомнительных «воспоминаний» в печати, расходящейся миллионными тиражами. Нам думается, что в этом деле нужна какая-то разумная мера.
Просим ЦК КП Украины довести до сведения ЦК КПСС нашу точку зрения для принятия необходимых мер.
Фёдоров В.Н. – член КПСС с 1917 года председатель секции старых большевиков в Киевском городском обществе «Знание».
Дубина К.К. – Заслуженный деятель науки Украинской ССР, доктор исторических наук, директор Института истории АН УССР.
Кошик А.К. – доктор исторических наук, заведующий кафедрой истории СССР Киевского государственного университета.
Новиченко Л.Н. – доктор филологических наук, член-корреспондент АН УССР» (РГАНИ, ф. 4, оп. 20, д. 173, лл. 187–189).
Как потом выяснилось, это обращение четырёх человек было согласовано с руководителем Украины Петром Шелестом. Этот влиятельный партфункционер считал, что после прихода к власти Брежнева новое руководство страны начало Украину всячески притеснять. По его мнению, с одной стороны Кремль стал очень часто игнорировать украинскую историю и культуру, а с другой – центральная пресса увлеклась возвеличиванием ярых врагов Украины (а Шульгина Шелест относил к числу противников республики).
18 марта 1967 года Шелест доложил в Москву:
«В ЦК КП Украины поступило письмо от группы старых большевиков и учёных-историков, в котором они высказывают свои серьёзные замечания по поводу публикации мемуаров В.В. Шульгина в приложении к газете «Известия» «Неделе».
ЦК КП Украины со своей стороны считает эти замечания заслуживающими внимания и просит ЦК КПСС их рассмотреть» (РГАНИ, ф. 4, оп. 20, д. 173, л. 186).
После этого о возникшем скандале был проинформирован Брежнев. Новый вождь недовольно отметил в своём дневнике:
«Появились мемуары Шульгина в Неделе и ещё каком-то журнале» (Л.Брежнев. Рабочие и дневниковые записи. Том 1. М., 2016. С. 204).
21 марта 1967 года один из помощников Брежнева – Виктор Голиков – дал срочное указание заведующему отделом пропаганды ЦК КПСС В.Степакову:
«Просьба ознакомиться и подготовить заключение отдела для доклада тов. Брежневу Л.И.» (РГАНИ, ф. 4, оп. 20, д. 173, л. 185).
Не дожидаясь разбора полёта, редколлегия «Известий» 23 марта 1967 года приняла своё постановление. В этом документе было отмечено:
«В «Неделе» № 10 за 1967 г. был напечатан отрывок из публикуемых в журнале «История СССР» мемуаров бывшего белоэмигранта В.Шульгина под заголовком «Февраль сметает монархию». Группа украинских историков обратилась в ЦК КП Украины с письмом, в котором возражает против такой публикации, считая недопустимым появление мемуаров В.Шульгина в качестве единственного материала, отмечающего годовщину Февральской революции.
Редакционная коллегия постановляет:
1) Считать ошибочным опубликование в «Неделе» отрывка из мемуаров В.Шульгина, содержащих чуждые марксистской исторической науке оценки событий и субъективные характеристики, без обязательных в данном случае комментариев от редакции,
2) Указать редакции «Недели» (тов. Плющ А.Л.) на необходимость более строгого отбора и тщательной подготовки материалов о прошлом нашей Родины,
3) Опубликовать в одном из ближайших номеров «Недели» в цикле материалов, посвящённых 50-летию Советской власти, статью о событиях Февральской революции с ленинской оценкой её содержания и характера, а также реакционной роли Государственной думы, её лидеров и, в частности, В.Шульгина,
4) Довести до сведения авторов письма в ЦК КП Украины о настоящем постановлении редколлегии» (РГАНИ, ф. 4, оп. 20, д. 173, лл. 190–191).
Дальше свою справку о происшедшем подготовил отдел пропаганды ЦК КПСС. 25 марта 1967 года заместитель заведующего этим отделом Тимофей Куприков сообщил:
«В воскресном приложении к газете «Известия» – «Неделе» № 10 за 1967 год опубликован отрывок из мемуаров В.В. Шульгина «Февраль сметает монархию». Автор в своих воспоминаниях с субъективистских позиций преподносит читателям события февраля 1917 года, приведшие к свержению самодержавия. В опубликованном отрывке Шульгин представляет себя и других черносотенцев как организаторов и руководителей февральской революции. Он так и пишет: «Мы (т.е. Шульгин, Милюков, Родзянко, Гучков и другие) революцию творили». В воспоминаниях Шульгина ни единого слова не говорится о народном характере февральской революции, о роли большевистской партии в организации трудящихся на штурм самодержавия; революционные народные массы автор презрительно именует «улицей».
Вследствие того, что мемуары Шульгина в редакции «Недели» не подвергались редактированию, в печать попали идейно вредные высказывания этого бывшего черносотенца. В заключении своих воспоминаний он, например, пишет: «Этими словами и заканчиваю повествование об одной величайшей для меня трагедии в истории человечества».
В письме группы старых большевиков и учёных-историков Украины вполне обоснованно выражается недоумение и возмущение опубликованием в «Неделе» отрывков из мемуаров Шульгина.
На совещании редакторов центральных газет, журналов и директоров издательств в Отделе пропаганды ЦК КПСС, состоявшемся 21 марта с.г., редакция «Недели» была подвергнута критике за неразборчивость в отборе материалов для публикации, особенно за публикацию отрывка из мемуаров Шульгина.
По поручению Отдела пропаганды ЦК КПСС, редакционная коллегия «Известий» обсудила вопрос о работе «Недели» и признала ошибочным опубликование отрывка из мемуаров Шульгина, содержащего чуждые марксистской исторической науке оценки событий. Редакции «Недели» указано на необходимость более строгого отбора и тщательной подготовки материалов для публикации. Редколлегия «Известий» признала необходимым опубликовать в одном из ближайших номеров «Недели» в цикле материалов, посвящённых 50-летию Советской власти, статью о февральской революции с ленинской оценкой её содержания и характера, а также о реакционной роли Государственной думы, её лидеров и, в частности, В.Шульгина. Это решение редколлегии доведено до сведения авторов письма в ЦК КП Украины.
Считали бы возможным ограничиться принятыми мерами» (РГАНИ, ф. 4, оп. 20, д. 173, л. 184).
Однако один из членов высшего партруководства – Андрей Кириленко – с предложением Куприкова не согласился. На приложенной к записке Куприкова карточке он отметил: «Следовало бы рассмотреть этот вопрос на Секретариате ЦК». С этой идеей согласился и Брежнев.
Не угомонился и Шелест. 1 апреля 1967 года он сообщил в ЦК КПСС:
«В связи с опубликованием в журнале «История СССР» (№ 6, 1966 г.)/ и воскресном приложении к газете «Известия» – «Неделе» (№ 10, 1967 г.) отдельных глав и отрывка из готовящейся к печати книги В.Шульгина «Годы» в ЦК КП Украины поступают заявления старых большевиков, участников Великой Октябрьской социалистической революции, партийных работников, учёных, деятелей литературы и искусства и других представителей общественности.
Они с удовлетворением отмечают, что в период подготовки к 50-летию Великого Октября наши газеты и журналы помещают материалы и документы, глубоко отражающие сущность исторической борьбы трудящихся под руководством ленинской партии за создание первого в мире социалистического государства. В частности, указывается, что многие статьи и материалы нашей прессы помогают читателю реалистически воссоздать обстановку и характер классовой борьбы в стране накануне Великой Октябрьской социалистической революции, правильно понять расстановку классовых сил в ту эпоху, руководящую роль Коммунистической партии во главе с В.И. Лениным.
В то же время эти товарищи выражают возмущение тем, что именно в этот период страницы журнала «История СССР» и еженедельника «Неделя» были предоставлены отъявленному врагу Советской власти монархисту Шульгину, который извращает и фальсифицирует исторические события. Комментируя мемуары Шульгина, опубликованные в журнале «История СССР», многие товарищи считают напечатание этих мемуаров политически ошибочным и вредным. Эти мемуары, подчёркивают они, не вскрывают отвратительные черты и антинародный характер царской монархии, которая жестоко душила народные массы, держала их в темноте и бесправии, не разоблачают кровавого Николая II, а наоборот – пытаются оправдать жестокие репрессии царизма, изобразить черносотенцев справедливыми людьми и т.п.
В заявлениях указывается, что Шульгин, всячески изворачиваясь перед неопровержимыми фактами истории, продолжает рассматривать всё и сейчас, спустя 50 лет, глазами неразоружившегося монархиста. Пропаганда монархических взглядов на революцию 1905 года, оправдание царской политики жестоких расправ над революционными борцами, клеветнические заявления о так называемых «верноподданических» чувствах крестьян Волынской губернии в 1907 году, неприкрытые симпатии к царю и самолюбование своими монархическими выступлениями в Государственной Думе, наряду с неправильной оценкой Февральской революции 1917 года, являются неопровержимым свидетельством фальсификаторской и антинародной направленности мемуаров Шульгина. Так один из товарищей обращает внимание на то, что Шульгин, описывая события Февральской революции, явно стремится «оправдать своих коллег, ярых врагов революции, всё время подчёркивая их растерянность в эти дни. Они, якобы, искренне хотели свергнуть монархию, но не знали, как это сделать, «стеснялись» составить списки нового правительства, так как им было «неловко», «неудобно» и т.д. Этакие политические несмышлёныши, а не «министры-капиталисты», как характеризовал их В.И. Ленин».
Многие научные работники, писатели с глубоким возмущением говорят о том, что Шульгин с явным сочувствием и доброжелательностью вспоминает Милюкова, Львова, Керенского, Шидловского, Шингарёва и других палачей трудового народа России, рисуя их в образе этаких «добрых дядюшек», честных и порой легкомысленных, но преданных революции и «доверием народным облечённых». Более того, как подчёркивается в ряде заявлений, внимательный анализ мемуаров Шульгина показывает, что в них фактически протаскивается неприкрытый призыв к реваншу со стороны наших идейных противников.
По единодушному мнению авторов заявлений, советскому читателю нельзя под видом «литературной исповеди» преподносить идеи Шульгина, для которого революция была «трагедией в истории человечества». «Это чёрт знает что! – заявил по поводу мемуаров Шульгина один из товарищей. – Выискали на помойке истории злобного мусорного старика и носятся с ним, будто он говорит какие-то откровения. Шульгин был нашим злейшим врагом, против Шульгиных боролся Ленин. К чему же предоставлять трибуну этаким подонкам?»
Высказывается возмущение тем, что, разыгрывая из себя сторонника Советского государства и зная достаточно фактов из закулисной грязной истории русского царизма, Шульгин умалчивает об этом и по сути продолжает оставаться монархистом. Более того, он даже хвастается своим монархизмом, махровым черносотенным прошлым.
Многие товарищи подчёркивают, что редакции журнала «История СССР» и еженедельника «Неделя» предали забвению оценки, данные Шульгиным и Ко В.И. Лениным. Они указывают, что не спасают положения предпосланная воспоминаниям статья В.Владимирова и обещание редакции журнала «История СССР» дать послесловие к мемуарам, ибо мемуары Шульгина являются идеологически вредными и их опубликование в канун 50-летия Великого Октября на страницах центральной прессы, которую читают миллионы советских граждан, является грубой политической ошибкой, наносит серьёзный ущерб воспитательной работе, особенно среди молодёжи.
ЦК КП Украины считает, что острое реагирование и возмущение представителей общественности в связи с опубликованием мемуаров Шульгина является правильным, и просит ЦК КПСС рассмотреть вышеизложенное» (РГАНИ, ф. 4, оп. 20, д. 173, лл. 192–194).
Секретариат ЦК КПСС состоялся 7 апреля 1967 года.
Первым слово получил главный редактор газеты «Известия» («Неделя» давалась приложением к «Известиям») Лев Толкунов, который раньше был первым заместителем Юрия Андропова в отделе по связям с братскими партиями социалистических стран. Повинившись за печатание мемуаров Шульгина, он тем не менее заметил, что вообще-то не надо игнорировать воспоминания разных людей; другое дело – нужно сразу сопровождать эти публикации выверенными комментариями.
«Мы, – сообщил Толкунов, – рассматривали этот вопрос на редакционной коллегии «Известий». Редакционная коллегия вынесла решение считать ошибкой опубликование мемуаров Шульгина. Мы повинны в том, что «Неделя», как приложение к газете «Известия», достигшая двухмиллионного тиража, пропагандирует по существу взгляды активного деятеля буржуазного временного правительства. Это объясняется тем, что руководители «Недели» ослабили внимание к отбору публикуемых материалов. Ошибка в значительной степени объясняется тем, что у нас в «Неделе» нет коллегиального органа, который бы контролировал деятельность всего аппарата «Недели». Поэтому мы просили бы разрешить нам создать такой коллегиальный орган.
Что касается публикации мемуаров подобного рода, то в принципе, по-моему, в нашей печати можно выступать с такими материалами, но, однако, следует давать им соответствующую оценку, печатать примечания, предисловия и т.д., чтобы читателю был ясен смысл данной публикации.
Я хочу ещё сказать, что у нас вокруг Шульгина создан определённый ореол славы, и это в какой-то мере определило то решение, которое приняла редакция «Недели», публикуя отрывки из его мемуаров» (РГАНИ, ф. 4, оп. 44, д. 2, л. 84).
Последние слова Толкунова очень сильно задели Кириленко. Перебив главреда «Известий», он зло бросил:
«С какой целью создан этот ореол и кем он создан? Было это сделано в интересах одного-двух человек, но не в интересах партии, не в интересах народа. Мемуары Шульгина прочитала молодёжь, и она сделала из этого соответствующие выводы, считая, что так и было в действительности. По-другому поняли ветераны революции, люди старшего поколения. Они знали, как обстояло дело в действительности. Поэтому публикация мемуаров Шульгина принесла определённый вред, особенно для воспитания молодёжи» (РГАНИ, ф. 4, оп. 44, д. 2, л. 84).
Дальше в разговор вступили Фёдор Кулаков, Александр Шелепин и Дмитрий Устинов. Приведу их реплики:
«КУЛАКОВ. Мемуары вредные с идеологической точки зрения, и их печатать не следовало. Объясняется это всё тем, что «Неделя» стремится к сенсационности.
ШЕЛЕПИН. За последнее время не только в «Неделе», но и в газете «Известия» был опубликован ряд ущербных в идейном отношении материалов. Возьмите вы очерки Мариэтты Шагинян об Италии. В её очерках говорится, что будто бы в Италии решены все социальные проблемы, что там нет классового неравенства, нет социальных проблем. Но это же совершенно неправильно.
УСТИНОВ. Если прочитать отрывок из мемуаров Шульгина и вступление тов. Владимирова, подготовившего эти мемуары к печати, то совершенно ясно видно, что этим самым создаётся реклама будущей книги Шульгина.
Почему публикуют у нас такие материалы? Нельзя сбиваться на обывательщину.
Я недавно был во Владимире. Работники обкома говорят, что во Владимир приезжает большое количество делегаций и иностранных представителей, которые хотят непременно повидаться с Шульгиным, взять у него интервью и т.д. Вокруг Шульгина создали какой-то шум, рекламу. Этого делать нельзя. Публикация отрывков из его мемуаров является грубой политической ошибкой» (РГАНИ, ф. 4, оп. 44, д. 2, л. 85).
Устинов потом добавил, что Шульгин – это, по сути, враг революции, а значит и враг народа.
Изрядно потоптавшись на «Неделе», Кириленко взялся за журнал «История СССР». Главный редактор этого издания известный учёный Юрий Поляков попробовал оправдаться.
«Наш журнал, – напомнил он, – является научным. Он рассчитан на узкий круг читателей. Мы опубликовали предисловие к мемуарам, в котором попытались разоблачить правящую клику временного правительства, к которой принадлежал и автор мемуаров Шульгин. Поэтому мы считаем, что раз читатели нашего журнала являются научными работниками, то они сами поймут, что к чему. Поэтому мне представляется, что такая опубликация не является ошибочной» (РГАНИ, ф. 4, оп. 44, д. 2, л. 85).
Но Кириленко Полякова резко оборвал, заметив:
«Вы неправильно, тов. Поляков, рассуждаете. Публикация мемуаров Шульгина в одинаковой степени вредна как для массового читателя, так и для небольшого круга читателей».
После этого к экзекуции Полякова приступил секретарь ЦК по пропаганде Пётр Демичев. Он назвал публикацию мемуаров Шульгина «грубой политической ошибкой» лично Полякова. Продолжил обвинительную линию Устинов, который заявил, что Поляков «недостоин быть редактором такого журнала».
Завершая обсуждение, Кириленко подчеркнул:
«Нужно будет принять решение по этому вопросу. Дать партийную оценку допущенной ошибке. Может быть, следует обратить внимание тов. Толкунова на допущенную ошибку, серьёзно указать тов. Плющу – редактору «Недели», строго предупредить и указать тов. Полякову.
Следует поручить Академии наук тов. Федосееву рассмотреть вопрос о допущенной ошибке в журнале «История СССР» и своё решение доложить ЦК КПСС.
Поручить тов. Демичеву с учётом высказанных замечаний подготовить окончательный проект решения по этому вопросу» (РГАНИ, ф. 4, оп. 44, д. 2, л. 87).
В постановлении ЦК «О политической ошибке, допущенной в приложении к газете «Известия» – «Неделе» и журнале «История СССР» было сказано:
«Отметить, что редколлегии газеты «Известия» и журнала «История СССР» допустили политическую ошибку, предоставив страницы своих изданий бывшему монархисту В.Шульгину для публикации мемуаров «Февраль сметает монархию», в которых он с субъективистских позиций, в искажённом виде преподносит читателям ход буржуазно-демократической революции в России, выдаёт себя и других черносотенцев за активных организаторов и руководителей Февральской революции, игнорирует народный характер этой революции, замалчивает роль большевистской партии в подъёме масс на штурм самодержавия.
Редколлегия газеты «Известия» не дала принципиальной, политической оценки факту опубликования в «Неделе» идейно вредных мемуаров Шульгина, содержащих чуждые марксистской исторической науке оценки событий.
Редколлегия журнала «История СССР» отрывок из воспоминаний Шульгина сопроводила вступительной статьёй и комментариями, в которых писания Шульгина оцениваются как «глубоко публицистичные» и «весьма своевременные».
ЦК КПСС постановляет:
1. Обратить внимание главного редактора газеты «Известия» т. Толкунова Л.H. на политическую ошибку, выразившуюся в опубликовании мемуаров В.Шульгина на страницах приложения к газете «Известия» – «Неделе». Редактору приложения «Неделя» т. Плющу А.Л. – строго указать.
Обязать редколлегию газеты «Известия» принять все меры, обеспечивающие строгий отбор предназначенных к публикации материалов, касающихся революционного прошлого нашей страны, деятельности Коммунистической партии и истории Советского государства. Поручить редколлегии газеты «Известия» опубликовать материалы, посвящённые 50-летию Советской власти, в которых дать ленинскую оценку характера и содержания Февральской революции, её движущих сил, а также показать реакционную роль Государственной думы, её лидеров и, в частности, Шульгина.
2. Строго предупредить главного редактора журнала «История СССР» т. Полякова Ю.А. за опубликование политически вредных отрывков из воспоминаний В.Шульгина.
Поручить президиуму Академии наук СССР принять меры к улучшению содержания журнала «История СССР» (РГАНИ, ф. 4, оп. 20, д. 173, лл. 181–182).
Полностью у нас мемуары Шульгина были обнародованы лишь через два с небольшим десятилетия, в конце горбачёвской перестройки. Правда, и тогда не удалось избежать споров, на сей раз в лагере патриотически настроенных литераторов. Роль главного публикатора взял на себя бывший офицер Главного Разведуправления Дмитрий Жуков (отец нынешнего первого заместителя председателя Госдумы Александра Жукова).
По одной из версий, Жуков в своё время был приставлен соответствующими службами к Шульгину. По взглядам он считался язычником и, кроме того, слыл борцом с сионизмом.
Однако часть патриотов не одобрила подходов Жукова. Помню, Пётр Паламарчук очень возмущался, как можно поднимать Шульгина на щит, ведь он участвовал в процедуре отречения последнего российского императора. По мнению Паламарчука, настоящие монархисты так не имели права поступать.
Это к вопросу о том, как воспринимать Шульгина. Вряд ли его стоило где-либо идеализировать. Но и игнорировать мемуары такого человека не стоило.
Правду в народе говорят: мужики к 60 годам перестают видеть перспективу даже для себя, а не то, чтобы на государственных постах.
Мудрые японцы выжившее из ума старьё относят на гору Фудзияма и оставляют их там.
Какая наглость украинских националистов! (При чём тут 60-летние мужики из комментария “Молодки” – не пойму)
Киевская клика вмешивается во внутрироссийские дела, диктует Москве, как надо трактовать историю России. а Кириленко и Брежнев вынуждены поддакивать и брать под козырёк… Дело не в том, что гони старенькие были, а так был устроен СССР: окраины диктовали центру…
Жду не дождусь, когда молодки и их парниши придут к власти…
Вот заживем!
Ещё одно свидетельство качества “исторической науки”, на который она была сведена в СССР идеологическим аппаратом КПСС, для которого подлинные факты в изложении участников исторических событий были смерти подобны, так как, “не оставляли камня на камне” от коммунистического мифотворчества. Помню, как в институте студенты называли учебник “Истории КПСС” ненаучной фантастикой.