НЕБОСВОД  ЧУЖОЙ ПЛАНЕТЫ

Рубрика в газете: Мы – один мир, № 2018 / 38, 19.10.2018, автор: Дмитрий ЛАКЕРБАЙ (Иваново)

 

СУМЕРКИ

 

…Громада облаков, медлительно безмолвна,

одна, как мир иной, плывущая вдали…

Влажнеющих низин мерцающие волны.

Лягушек дивный хор зовёт из-под земли.

 

Причудливый туман крадётся из могилы –

комаринского дождь поплясывал в раю…

А сердце в вышине, играя сонной силой, –

ошеломлённый лист, чей жемчуг на краю.

 

Кочует мошкара – дремучих звёзд станицы.

Предчувствия листвы густеют над водой.

И, глядя прямо в ночь, в её лицо черницы,

расспрашивает воздух птица-козодой.

 

И кажется: шуршит над головою Лета.

Дорога без огней родней черновика…

О смертного лица обидная монета,

в крапиве руки жечь бессмертная тоска!

 

Любовь жила в глуши щекочущих прожилок

дождя… За горизонт торжественно-пуста

руина божества… Всё памятно – и лживо.

У каждого – своя бездонная верста.

 

И кажется во тьме: нет паутин разлуки,

лишь где-нибудь вокруг танцующей тюрьмы

хозяин-паучок снуёт, ломает руки

на ветерке… Весь мир счастливее, чем мы.

 

Горит чужбина звёзд сквозь мелкие листочки.

Душа не отдаёт ни радость, ни тюрьму…

И дарится нам жизнь, как сон, – поодиночке,

чтоб даже из двоих погибнуть – одному.

 

 

НЕВОПЛОЩЁННЫЕ

 

…Скажи мне – кто Ты? Лунный силуэт?

Всю ночь шёл снег, и весело мне будет

брести всю ночь и видеть Твой портрет

в уснувшем небе – лунный силуэт

в уснувшем небе, где такая тишь…

Я вышел на балкон – а Ты всё спишь,

я подхожу к Тебе – а Ты всё спишь,

не приближаясь и не уходя…

Я стал неотличимым от дождя,

ах, да – от снега… Городская мышь

пусть бродит по квартире, и корабль

пускай плывёт, и двери в целом мире

пускай скрипят – а нам с Тобою что?

Ты что-то говоришь? Одень пальто?

Не Ты сказала? Кто?

…на перекрёстках

блаженный снег играет в чехарду,

в часах кукушка скажет ерунду,

Луна в аду прозрачной каплей воска,

красивая, как Ты – Луна в аду…

С балкона входит снег – как будто Ты.

Встаёт за креслом – медленно, как Ты.

Прости меня. Зову из пустоты.

Зачем я выпил? Чтобы знать, где Ты.

И да, и нет… Всю жизнь к Тебе тянуло…

И да, и нет… Тебя совсем здесь нет!

Как медленно мне дверь Ты распахнула…

Вплывает снег, как белая акула,

мы странствуем по комнате во сне,

раскинув руки в медленном прибое,

двоя часы, сводя с ума обои,

ведя созвездья от стены к стене….

Какая ночь! И ветер монолога

дохнул в лицо из двери на балкон!

Ты вышла как вошла – и босиком

идёшь по снегу в небо прямиком –

захватывает дух Твоя дорога…

А я ныряю в море снежной ваты,

пересекаю площадь, миражи

прохожих, телефоны-автоматы…

О том, что нет Тебя, сама скажи,

о том, что нет ни веры, ни надежды,

о том, как молча вынырнет авто,

и рваных рук отброшенной одежды

коснётся ангел с именем Никто,

как прозвонит брегет с немого брега

плывущим мимо собственной крови…

 

О том, как Ты из сумрака и снега

С любовью не сказала мне: «Живи».

 

 

ТЕРРАКОТА И ОХРА

 

Что лучилось в миге, его не проспи мы?

Что случилось в мире за миг полёта?

…Адрес: облетевший куст бьянкоспино.

Имена: Охра и Терракота.

 

Боязливых две мордочки, исхудалых два тельца.

А вокруг – всё расхищено, сдвинуто, бенвенуто!

Все пожарища осени изнутри погорельца –

Лишь узилища стёсанных,

Перегной перегнута.

 

Кем-то брошены? Выжили? Для чего мы храним боль…

Бесполезная грация, взгляда жалкая вера!

Свалка сломанных жизней – а над ней осквернимбом

ржавый обруч на бочке бочара-изувера…

 

Посреди дома вскрытого, где дождю добарматывать,

посреди стекла битого и железа зазубрин –

вы не знали, что мир – это скальпель анатома,

чей ребёнок в загубнике немотою загублен?

 

Как он резал и рвал ваши недра сиамские!

Почерневшими пальцами набок деток вываливал!

Зашивал-похохатывал, реял милостью хамскою

и в парилке мясной инструмент свой похваливал!

 

И, когда вы, шатаясь, ушли перекроены

и очнулись на улице плотью мёрзлой и тленной –

снилась вам, будто ангелам, только тёплая родина,

словно можно поспорить

с пустотою Вселенной.

 

И, когда, одинокие, как узоры безумия,

молча глядя в глаза проходящим вампирам,

ничего не просили вы у судьбы саблезубия –

ничего и не дрогнуло на развалинах мира.

 

Что сказать мне о жизни с перерезанным горлом?

Выгнув спину, когтями доскрести за ворота!

…Ненаглядные,

жалкие,

одинокие,

гордые –

Терракота и Охра,

Охра и Терракота!

 

 

НОЧЬЮ

 

…Где нога Твоя ступала на ковровую дорожку,

уходящую под кресла, под глухой изгиб колена –

полночь скрипнувшего неба, низко-низко вьётся мошка,

моросит над стогом сена, мысли призрачная пена…

Тихая ночная кошка, в полумраке входишь в стену.

 

Где нога Твоя ступала – в темноте пасётся время.

Я протягиваю руку, я подкрадываюсь к звуку –

но шаги Твои уходят, словно призрак в галерее,

в монотонную разлуку, в дождевую капель скуку

и стихают на восходе, звонкой плесенью сырея…

 

Проступает понемногу небосвод чужой планеты,

край дивана – и провалы во вчерашнем разговоре…

Время прыгает с обрыва в заклубившуюся Лету.

Словно в раковине – море, в каждой радости есть горе.

И прибой решает ночью, доживать ли до рассвета.

 

И выходит, будто красть ей, из угла безлунной масти

с тихой грацией кошачьей узкая ступня, белея…

Ведь любимая есть время, измеряемое страстью,

уходящее по тусклой, полной призраков аллее.

 

 

* * *

бросила придуманное слово

сжавшись я спросил докуда ты

разве я цветок или корова

чтоб жевать последние цветы

 

если жизнь не битая посуда

кто разбил русалочьим хвостом

если ты не бабочка докуда

мне не хватит горя и цветов

 

чтобы в непрестанном умноженье

пораженье не воображать

надо поражать воображенье

и бежать бежать бежать бежать

 

но однажды твёрдыми слоями

счастье и несчастье только вой

моря с перебитыми краями

дат на вечной урне гробовой

 

сжавшись до безруко безголово

пропадая приносил цветы

позабытый там докуда ты

бросила придуманное слово

 

 

ПРИЗНАНИЕ

 

С. Р.

 

…Тоньше веток в сумерках апреля,

без листвы молящих краем света,

радостней и легче птичьей трели,

дальше, чем ближайшая планета,

ближе, чем несброшенная кожа,

больше, чем вдохну за целый день я, –

Ты одна ни с чем другим не схожа…

Но с Тобой всё жаждет совпаденья:

 

будущей листвы порыв до дрожи

изумиться брызгам акварели,

облаков калики перехожи,

ветер в водосточные свирели,

суматоха кварт, секунд и терций

городских, аукая и вторясь…

Всё, что ищет ум и просит сердце,

мерные шаги слагая в повесть.

 

Ты вокруг, упряма и волшебна,

в сумерках апреля несказанна…

Знаю: лишь мгновенье совершенно.

Знаю: всё однажды ускользает.

Угловатый камень зданий крепче

наших тел, а дальше – чьи-то крылья…

Сказкой быль стремится к душам певчим –

чтобы жить, когда всё станет пылью.

 

 

---

 

Дмитрий Лакербай – поэт, литературовед. Родился в 1965 году в Абхазии в Гаграх. Кандидат филологических наук. Доцент кафедры теории литературы и русской литературы ХХ века Ивановского государственного университета. Автор многих публикаций: стихов, научных статей и монографий. Как поэт печатался в журналах «Знамя», «Арион», «Дети Ра», «Зинзивер» (лауреат премии журнала за 2016 год), «День и ночь», в антологии «Нестоличная литература».