Нерешённые вопросы
(Размышления об Антоне Чехове и Лидии Авиловой)
№ 2025 / 37, 18.09.2025, автор: Вера ЧАЙКОВСКАЯ
Литературоведы часто пытаются найти какой-то один любовный адресат, одну женскую фигуру, любовь к которой у автора сделалась основной и прошла через всю жизнь. Даже у Александра Пушкина с его «Дон жуановым списком» и множеством любовных историй, Юрий Тынянов сумел отыскать такой «адресат», женщину, утаённая любовь к которой прошла через всю жизнь от лицейских лет до кончины в квартире на Мойке (статья «Безыменная любовь»).
С Чеховым что-то у исследователей не получается. Какие-то отдельные «новеллы» не складываются в «роман», который, как известно, так и не написал сам автор. Да, были Лика Мизинова, Лидия Авилова, Лидия Яворская, жена – актриса Ольга Книппер… Но один сюжет, один адресат?
И всё же, мне кажется, недаром Иван Бунин так восхитился мемуарами Лидии Авиловой «Чехов в моей жизни» (впервые в сб. «Чехов в воспоминаниях современников», М.: ГИХЛ, 1947), которые посчитал блестящими и правдивыми. Именно в Авиловой, которую он хорошо знал и о которой был высокого мнения как о писательнице, и при этом считал красавицей и умницей, он увидел «главную» женщину Чехова. Кстати, а зачем всё это – главная не главная? Но у людей 19 века (как, впрочем, у некоторых чудаков предыдущих и последующих столетий), была идея некой «единственной» любви, пронесённой через всю жизнь. Своеобразный аналог «высокой» любви Данте Алигьери к Беатриче и Франческо Петрарки к Лауре.
Недаром сама Лидия Авилова в письме к сестре Чехова Маше, написанном уже после смерти Антона Павловича, пишет, что на Украине встретила человека, который признался, что любил Машу всю жизнь. Сообщить об этом Марье Павловне она посчитала очень важным. Есть у неё в поздних, послереволюционных дневниках 1917-22 года, кроме описаний трудностей быта, и страницы о том, как к ней пришёл человек, который был её женихом 37 лет назад и которому она отказала, хотя, вроде бы, год «жениховства» считала самым своим счастливым. Но ей показалось тогда, что он безволен и поэтому мало её любит. И вот она услышала: «Вы говорите – мало любви, а я всю жизнь только одну вас и любил». Но ведь и сама Лидия Алексеевна ещё позже, в записях 1937 года (ей 73 года), пишет, что она любит «мечту»: «А мечта эта – Антон Павлович. И в ней мы оба молоды и мы вместе». То есть и в её случае – любовь к Чехову проходит через всю жизнь. Причём дальше читаем очень важное замечание по поводу этой любви: «И вот кончаю жить, а столько вопросов не разрешила».
Ощущение такое, что не только она «не разрешила» каких-то жгучих вопросов своей жизни, но не разрешил их и Антон Чехов. Причём следы этих мучительных и по-своему счастливых попыток «найти ответы» на общие для них вопросы находим в целом ряде произведений как у Чехова, так и у Авиловой. У неё это, кстати, некоторые рассказы в книге избранных произведений (Л.А. Авилова. Рассказы. Воспоминания. – М.: Сов. Россия, 1984), причём все очень небольшого формата. Авилова, хоть и считалась пишущей «дилетанткой», но необыкновенно мастеровита, изобретательна в сюжетах и стилистически изящна, за что её хвалили и Чехов, и Бунин. И ещё добавлю, – очень исповедальна, что тоже обличает в ней истинную писательскую «породу». Понявший это Бунин как раз и сравнивает её «с той породой людей, к которым относятся Тургеневы, Чеховы… в ней есть та сложная, таинственная жизнь. Она как переполненная чаша…»
Когда читаешь некоторые рассказы Авиловой, создаётся впечатление, что они писались в «диалоге» с рассказами Чехова о любви и в них продолжается размышление над теми же проблемами, но с женской стороны. Тут есть одно важное обстоятельство: судя по всему, оба были тайно влюблены друг в друга и рассказы затрагивают их реальные жизненные сложности и подлинные проблемы. Положим, рассказ Лидии Авиловой «Забытые письма» (1897), который Чехов хвалил: «Это хорошая, умная, изящная вещь». Рассказ не столько соотносится с чеховскими сюжетами, сколько отражает размышления Авиловой над возникшей у неё и Чехова жизненной ситуацией. Она пишет в воспоминаниях, что сама послала Чехову в Ниццу, где он лечился от туберкулёза, «Забытые письма», «полные страсти, любви и тоски», и знала, что он не может не понять, «что это к нему взывали все эти чувства».
В рассказе у героини умер муж, и она пишет об этом своему возлюбленному. Она теперь свободна, хотя и испытывает угрызения совести, что была ему не верна, и ими же объясняет в первом письме молчание возлюбленного. Но все её три письма, «полные страсти, любви и тоски», остаются без ответа. По всему судя, возлюбленному не нужна её свобода, он её боится и не собирается менять свою жизнь. Тут фантазия автора выруливает на такие жизненные обстоятельства, которых в реальности не было. Она как бы испытывает судьбу, а что было бы, если бы она была свободной. И сильно сомневается в «герое», что ей вообще было свойственно. Не смотря на многочисленные его признания, о которых она пишет в воспоминаниях, она всё время сомневалась в подлинности любви Чехова (как говорилось в одном из старинных стихотворений: «Любовь ли это, дружество ли это?»).
Нужно сказать, что уже при первом знакомстве с Чеховым Авилова была замужем и имела полуторогодовалого сына. Позже появились ещё сын и дочь. Брак был с её стороны не по любви, но дал ощущение семейного уюта и надёжности. А что было бы, сойдись она с Чеховым? Как видим, положительных решений у Авиловой нет и в случае, если бы она не была замужем. (Кстати, у Бунина гораздо позже появится рассказ «Неизвестный друг» (1923), где героиня пишет из далёкой заграницы писателю, потрясшему её воображение, но письма безответны. Возможно, ему вспомнился рассказ Авиловой, в котором он несколько изменил ситуацию, но оставил этот безответный женский крик души).
Замечу, что Чехов так и не стал возлюбленным Авиловой, хотя, несомненно, оба о сближении мечтали и размышляли, к чему бы это могло привести. Чувства обоих были тайными, но выплёскивались в рассказах. В чеховском рассказе «О любви» (1898), написанном после авиловского рассказа «Забытые письма», прокручивается реальная ситуация Авиловой и автора. Влюблённый герой – помещик Алёхин (этой фамилией Чехов подпишет пропавшее в послереволюционные годы своё письмо к Авиловой) не хочет нарушать спокойную семейную жизнь героини. Что он может дать ей взамен? По сути, такую же обыденную обстановку, а что будет в случае его болезни или смерти? Думал, судя по всему, об этом и сам Чехов. У него были большие проблемы со здоровьем, что его, даже как врача, останавливало. Кроме того, он очень серьёзно относился к мнению Авиловой, что нужно думать о детях, считал её человеком какой-то «врождённой» нравственности. При всём при том, – в финале чеховского рассказа любовь ставится выше всех посторонних размышлений и доводов, она – главное в жизни:
«Я понял, что когда любишь, то в своих рассуждениях об этой любви нужно исходить от высшего, от более важного, чем счастье или несчастье, грех или добродетель в их ходячем смысле, или не нужно рассуждать вовсе».
Авилова поняла, что рассказ обращён к ней, читала его, рыдая, но послала Чехову довольно злое письмо. По её мнению, талантливый писатель «холодно описывает чувства, которых уже не может переживать душа, потому что душу вытеснил талант. И чем холодней автор, тем чувствительней и трогательнее рассказ». Это она иронически повторяет некоторые чеховские литературные наставления по поводу писания. Он же на это смиренно отвечает, что «чужая душа потёмки».
В «Даме с собачкой», опубликованной в 1899 году, размышления Чехова о любви продолжены. Чем может обернуться лёгкий курортный роман с замужней женщиной?
Размышляет на эти темы и Авилова. В её рассказе «Последнее свидание» (1899), можно найти явные переклички с «Дамой с собачкой». Героиню обоих рассказов зовут Анна, в «Даме с собачкой» она – Анна Сергеевна, а у Авиловой – Анна Алексеевна (её собственное отчество), а инициалы героя – перевёрнутые чеховские – не А. П., а П. А. – Павел Аркадьевич.
Анна Алексеевна, замужняя дама из авиловского «Последнего свидания», с которой у Павла Аркадьевича роман, внезапно даёт ему отставку. При этом случайная последняя встреча и последнее объяснение происходит у них в театре, что очень похоже на новую встречу Гурова с его Анной Сергеевной в театре провинциального городка С. (Саратова). Разговаривая с ней в антракте, герой Авиловой видит, что она сильно похудела, и предполагает, что это от новой любви. Но она горячо отвергает это предположение. А через некоторое время внезапно умирает. От чего? Уж не самоубийство ли это? Но нет никакой записки, и лицо у умершей спокойное и просветлённое.
Авилова подспудно показывает читателям внутреннюю трагедию своей героини, подозревая, что нечто подобное могла испытывать и чеховская Анна Сергеевна. Кстати, обе они очень застенчивы, чеховская «дама с собачкой» при знакомстве краснеет и смущается, героиня Авиловой по сравнению с героем «считала себя такой маленькою, ничтожною, недостойною». Такое самоощущение присуще и самой Авиловой, которая всё время пеняет на свою застенчивость. Но при этом рассказы её полемичны и остры. Ей, видимо, кажется, что осуществлённая «греховная» страсть снижает накал чувства. Возникает «заземление» и в некотором роде «опошление» любви. Вспомним, как чеховская героиня говорит Гурову, который спокойно ест в её номере арбуз, что он теперь сам первый её не уважает: «грех мне гадок. Люблю честную, чистую жизнь». Нечто подобное говорит Павлу Аркадьевичу и его возлюбленная: «вместо счастья, она чувствует стыд, унижение и невыносимую тоску» и что он «первый её не уважает и грязнит её любовь». Можно сказать, что тут возникает некий «синдром» пушкинской Татьяны. Любовь для таких чистых душ не совместима с ложью и изменой мужу. Обе героини – и чеховская, и авиловская – «отданы» другим, и не могут вынести возникшей ситуации обмана и измены. Но финалы у авторов разные. Чеховский рассказ кончается грустными размышлениями героев о будущем, – им обоим было ясно, что до решения ещё далеко-далеко. При этом Чехов не сомневается в истинности и правоте возникшей между ними и осуществлённой в реальной жизни любви, а Авилова сомневается, что измена мужу пошла этой любви на пользу. Но интересно, что и оставив Павла Аркадьевича, которого любила, Анна Алексеевна душевно не успокоилась и в конце концов «истаяла» от переживаний. Иными словами, и это «решение» было весьма относительным. Самой Авиловой в её ситуации, видимо, более по душе платоническая любовь, любовь «издалека», о которой Чехов ей говорит: «…вас любить можно только чисто и свято на всю жизнь. Я боялся коснуться вас, чтобы не оскорбить». (Это из её воспоминаний. Проверить нельзя, но похоже на правду, хотя едва ли Чехов радовался такому исходу отношений).
Большие сомнения вызывал у Авиловой и тот «театральный» круг женщин-актрис, который окружал Чехова и влиял на его отношение к любви в сторону некоторой «театральности» и чисто писательских фантазий. В одном из рассказов («Творчество») её героиня Марья Павловна (имя Чеховской сестры) через 10 лет встречается с писателем Андреем Ивановичем, которого любила и, видимо, до сих пор любит, вовсе не выйдя замуж. Он тоже, судя по всему, был к ней неравнодушен. Но вот, что она ему говорит:
«С каждой из твоих поклонниц ты сочинял маленький роман, с разнообразными настроениями и подробностями… Вы разыгрывали какие-то пьесы, ты и она… У тебя была способность расшевелить, разбудить, заставить найти и расправить крылья. И эту свою способность ты любил больше всего во всех твоих приключениях. Ты на время оживлял кукол и, наигравшись, прибирал их назад в картонки и на полки».
Тут опять в Авиловой пробуждается недоверие к «писателю» Чехову, который все любовные романы «придумывает». Не покидает ощущение, что это говорится и о житейских влюблённостях Чехова в актрис – Мизинову и Яворскую, а отчасти даже о его женитьбе на актрисе Ольге Книппер. Но если герой рассказа Авиловой через 10 лет уже абсолютно равнодушен к героине и зло подтрунивает по поводу её ушедшей молодости и красоты, то Чехов, встретив Авилову через несколько лет после знакомства (он жил в Москве, а она в Петербурге), говорит, по крайней мере в её воспоминаниях, что она «ещё похорошела» и что «её надо узнавать и любить ещё больше, по-новому». Однако Лидия Алексеевна продолжала сомневаться в его любви. В самом деле, «Чайка» – ведь явно не о ней! Но и тут Чехов сумел подкинуть карты в свою пользу.
История с медальоном часто неправильно понимается. Она трактуется как одностороннее признание в любви к Чехову самой Авиловой. Ведь это она послала ему медальон-брелок в форме книги и указала на обороте страницу и строчки из чеховской прозы, которые складывались в фразу: «Если тебе когда-нибудь понадобится моя жизнь, то приди и возьми её». Фраза взята из чеховского рассказа. Потом Авилова попала на маскарад в доме Суворина, где Чехов от неё не отходил. Но она, как я отмечала, была очень застенчива и ей казалось, что в маскарадной маске он принял её за другую, возможно, за актрису Лидию Яворскую. На этом маскараде Чехов попросил её внимательно смотреть новую пьесу – «Чайку». Там он ей ответит! Кому? Ей? Или Яворской? И вот в пьесе Нина Заречная дарит Тригорину брелок, где называются цифры страницы и строчек книги Тригорина. Это, видимо, и ответ ей. А может, Яворской? Но нет, конечно, Чехов сразу её узнал, и поздно ночью после провальной премьеры «Чайки» Авилова отыскала в книге теперь уже своих собственных рассказов строчку, это подтвердившую: «Молодым девицам бывать в маскарадах не полагается». Собственно говоря, Нина Заречная – это скорее отсыл к Лике Мизиновой и её драматичной актёрской и женской судьбе, но и в этой пьесе Чехов вспомнил о Лидии Авиловой и ответил на её брелок-признание в любви собственным, правда, весьма косвенным и шутливым признанием. И всё же, не взирая на все её прошлые сомнения, когда она через много лет вспоминает «Антона Павловича», речь, конечно же, идет об их тайной взаимной любви, озарившей не только их жизнь, но и страницы творчества и оставившей множество нерешенных вопросов, как у него, так и у неё. Поистине, «чужая душа потёмки»…
Не понял, почему автор назвала тех людей, у которых была или есть одна единственная любовь на всю жизнь, “чудаками”. Видимо,
у нее самой что-то не сложилось.
Пишу для людей умных и тонких, понимающих оттенки смыслов.
Вера Чайковская