НИСХОЖДЕНИЕ (Глава 10)

Малый роман

Рубрика в газете: Проза, № 2023 / 40, 12.10.2023, автор: Иван ОБРАЗЦОВ (г. Барнаул)

Предыдущую главу читайте в № 39

Глава 10

«Вон, видишь, дорога из деревни на гору пошла – ты всё так иди и иди по ней.

Увидишь потом громадную деревню и каланчу на бугре – ты не пугайся,

а ступай прямо, это тебе повстречается город – и там много хлеба на ссыпках.

Как наберёшь полную сумку – приходи домой отдыхать…»

Андрей Платонов «Чевенгур»

Михаил Сафонович Лепихин руководил колхозом ещё в далёкие теперь времена конца Советского Союза. По происхождению он был из староверов, впрочем, и весь колхоз имел те же корни. В лихие годы конца века Сафоныч занимал пост руководителя коммунально-дорожной службы и смог ещё немного приподняться по руководящей лестнице, выполняя госзаказы на поставку стройматериалов.

Сейчас он сидел на солнышке перед сельской конторой и бросал псу тряпку – обрывок промасленного брезента. Пёс бежал за тряпкой, хватал её зубами и счастливо, виляя хвостом, возвращал Сафонычу. Тот опять бросал и сцена повторялась. Михаил Сафоныч смеялся и гладил пса по лохматой голове, чесал за ухом.

– Вон, смотри, как тряпошку хватает, стервец, ловкий вроде как, показывает ловкость свою, радуется, – прокомментировал Сафоныч псовую игру.

– Угу, – неопределённо подтвердил Прукин, а Сафоныч продолжил начатый пять минут назад разговор.

– Это только говорят, что деревня умирает, только штамп такой повторяют уже лет сто с лишком, а на самом-то деле весь порядок обстоит в другом. Нет никакой умирающей деревни, уже давным-давно нет. Есть модернизация, в быт жителя на земле проникшая да укрепившаяся там. Дальше этот житель будет продолжать обрабатывать землю, а все изменения если и будут, то только превратят трактор в более техногенный аппарат и всё. Житель деревенский – это не тип жилья, а образ обрабатывания земли, – он опять бросил «тряпошку» собаке, и та опять подхватила её почти на лету.

Разве можно представить в ближайшей перспективе человеческую цивилизацию без аграрного сектора? – Сафоныч отряхнул ладони. – А Россия с её пространными землями – ей аграрный сектор надёжнее любых углеводородов будущее обеспечит. Как только такая простая мысль перестанет воплощаться в дело, вот только тогда Россия как единое государственное образование и начнёт исчезать с мировой карты.

– Ну не знаю, разве это здесь так важно, – Прокоп тоже отряхнул ладони, автоматически повторяя жест Сафоныча. – Я думаю, важно, что мы часто живём по горизонтали, а нравственность – это высота. Вот когда забудется такое русское мироощущение, тогда и только тогда Россия начнёт пропадать.

– Ага, высота, ты прямо на канале «культура» будто выступаешь. Высота, это, конечно, хорошо, только у нас полстраны в 18 лет когда-то призвали в армию и научили убивать людей из автомата Калашникова, а в пятьдесят их начинают учить, что матом ругаться нехорошо. Да ещё и учит какой-нибудь двадцатилетний выпускник семинарии. Спасибо за заботу, а мы ведь и не знали, что матом плохо ругаться, – он страдальчески покривился.

– Ну, знаете…

– Да что ну-то! А те, кто после чеченской вдруг выпали из мирной жизни, этим выпавшим, им как быть-то? Как с ними-то быть? Они же, как те, кто в школе уроки пропустили, пока другие здесь по своим делам прокручивались. Одни, которые здесь, они на здешних уроках сидели и прилежно жизни повседневной обучались, оборотистыми научались становиться да шустрыми. А этим, всем навоевавшимся, им и доучиваться теперь негде, они же даже не второгодники, они вообще из другой специализации ведь! Пока одни пили, гуляли, прогуливали институты, другие – они стреляли. Вот теперь, те и эти, и имеют разный профопыт. Им бы землю пахать после войны, а им всё про какие-то там идеи гуманизма вталкивают в головы, да ещё и в телевизоре убеждают в разных передачах развлекательных, что хорошо пить, весело гулять и землю трудную не пахать, это вроде как и есть смысл и цель. Каждый мерзавец-гуманист так и лезет из штанов, лишь бы понаучать как жить, при том, что жить сам так и не научился, а только пить, гулять и прогуливать, либо рассуждать из книжного завала о правильной жизни. Вон, один такой вояка пропащий был здесь, прошёл обе чеченские, детдомовский, а вернулся и что? Сидел у церкви, собирал на выпить, а потом замёрз в заброшенном котловане за торговым ларьком – он что, тоже жить не умел по-написанному или тупой просто был, а? Сейчас парни вернутся с Донбасса, и ты думаешь, что другое будет? Да также и будут мыкаться, да ещё и пить начнут, баб колотить. А ты думаешь это они от зла какого своего что ли?

– Я не знаю, – пробормотал Прокоп. – Травма у них от войны, наверное…

– Травма, – задумчиво проговорил Сафоныч, словно пробовал помыслить это слово, покрутить его в голове и рассмотреть с разных сторон.

– У всех у нас одна травма… А ты про высокие материи говоришь, нам бы с низкими разобраться…

Посреди дороги шумно прокатилась разбитная легковушка с прицепом. В прицепе гремели обрывки металлических труб и смятые старые кастрюли. Михаил Сафонович показал рукой на удаляющийся автомобиль:

– Вот тебе и вся высота.

– Да, – Прукин кивнул, вроде как соглашаясь с Сафонычем. – С такой высотой мы ни до какого Марса точно не долетим, а только бесконечно собираться будем да рассуждать про полёты, металл, вот, на сдачу собирать друг у друга.

– Так, а чего измучиваться-то, не понимаю. Постройте на Марсе пункт приёмки цветмета и недалеко от него пивнуху, через сутки в их районе появится мужик в расстёгнутой куртке, без шапки и с сигареткой в зубах, и всё моментально оживёт, – Сафоныч захохотал своей шутке, а Прукин скривился в саркастической ухмылке.

– Ну да, ну да, в шутку может и так, только по факту получается, что никакой такой высоты нам никогда и не получается достигнуть. Как ни стараемся, а всё макулатура и металлолом одни выходят на сдачу.

– Уж извини за грубость, но что ты хочешь от наваленного дерьма за сараем, чтобы оно стало золотом что ли? Но оно при всём желании не может. При всём самом замечательном стечении обстоятельств оно только вот лежит и может только высохнуть.

– Ну да, грубовато как-то.

– Зато по делу.

– Михаил Сафонович, ну так как, поддержите мою инициативу по школе, раз в неделю на экскурсионную поездку уж наверняка можно транспорт выделить для школьников? – вспомнил вдруг Прукин основную причину их встречи.

– Надо подумать, с директором школы поговорить. Здесь ведь идея, конечно, выглядит вроде бы безобидно и даже для детишек вроде как хорошо, но надо её, идею, обдумать, повертеть, так сказать, на вертеле извилин.

– Так сами же говорите, что дело хорошее, для детишек ведь.

– Я говорю, что выглядит вроде бы хорошо, только так дела не решаются серьёзные, это ж дети, а тут как ещё всё разовьётся, во что это всё потом сложится у них. А вот насмотрятся они всех этих музеев слишком много, и что тогда? Какой прок от этого смотрения предполагается?

– Да какой же прок может быть от приобщения к искусству, это же для внутреннего удовольствия, для вдохновения хорошо.

– Для вдохновения оно конечно можно, а куда это всё потом вдохновение выйдет, каким боком?

– Да просто человек будет знать о нашей культуре побольше, разве это не прок?

– Вот ты молодой и идеи у тебя молодые, уж не обижайся. Если пёс вот радуется ловкости своей, то ловкость эта она и радость вроде как, но и прок от неё есть самый простой – собака охраняет хозяйственное дело, ловкостью своей радуется и трудится тоже. Она за тряпошкой побегала, силы размяла, ловкость потренировала, потому и охраняет крепко. А что эти поездки, какую ловкость они укрепляют у детишек? Вот этот-то вопрос и надо понять, тогда может и транспорт определим для поездок.

Следующую главу читайте в № 42