НИСХОЖДЕНИЕ (Последняя глава)

Рубрика в газете: Проза, № 2023 / 44, 09.11.2023, автор: Иван ОБРАЗЦОВ (г. Барнаул)

Предыдущую главу читайте в № 43

---

Глава 13

Только что ж так, что ж так рвётся

Тройкой бубенцовой,

Только цокот, только цокот,

Только звон да цокот…

 

Какие-то тётки и мужики угрюмо сидели по углам зала ожидания, и находится внутри вокзального здания казалось невыносимо тяжким трудом. Он вышел наружу.

Перрон пропитался запахом машинных и человеческих выделений. Прокопу показалось, что запах тотален. Непреодолимо захотелось курить. И неожиданно для обоняния, откуда-то сверху прилетел аромат хвои, лесной тишины и щебета птиц.

«Дно, мы на дне, а где-то наверху есть чистый лес», – мысль глупая, но очень неприятная. Прукин усмехнулся: «Но-но, давай теперь, разводи трагедию».

На перрон повалили местные жители. Лица их сменили угрюмость на суетливую озабоченность, и глаза людей выжидательно смотрели по сторонам. Показалось, что в толпе мелькнуло знакомое человеческое лицо – «Анемподист! Нет, показалось, но как похож, гад, как похож. А вон та баба в невообразимых юбках – ну прямо вылитая попадья».

Подъехал состав, и из тамбуров начали выходить проводники. Билет у Прукина проверяла проводница средних лет, как назло вылитая баба-гопница из кафе, а стажёром у неё за спиной стоял милый мальчик с наглыми глазками.

«Что за ерунда в голову лезет?!» – Прукин поднялся в вагон.

Плацкартные лежаки тускло синели обивкой искусственной кожи. Прокоп сел на свой нижний лежак и поставил рядом с собой портфель.

– Прошу прощения, так, так, ага, вот здесь, если я правильно понимаю, место номер икс! – перед Прокопом Прукиным стоял человек очень похожий на того, с кем можно поговорить о современных видах окультуренного каннибализма.

Вагон дёрнулся. Прокоп ясно осознал вдруг вспыхнувший в голове ответ на не произнесённый когда-то вопрос о жизни и смерти: «Так это же я тогда с ней вместе умирал, а сейчас того уже не изменить…»

К горлу подкатила тошнота. Он приоткрыл окно, вдохнул ноздрями электровозный воздух, и всё стало окончательно больно и просто.

Он понял, что давно не шевелится внутри, а снаружи для него нет и не было ещё никакой реальной жизни. Он принял всем сердцем свою дебелую грамматическую одеревенелость. Он теперь ехал обратно и только надеялся на исконный русский авось.

А женюсь-ка я на какой-нибудь милой профессорской дочке, – вдруг легко и весело подумалось Прукину.

За окном проплывало поле, бескрайнее русское поле.