Охота украинских националистов на Ватутина

Рубрика в газете: Из цикла «Генералы Победы. Неизвестное», № 2025 / 12, 27.03.2025, автор: Вячеслав ОГРЫЗКО

В 1971 году на экраны вышел кинофильм «Направление главного удара»: третий из киноэпопеи «Освобождение». Там был такой эпизод: прорывавшиеся из окружения немцы в конце февраля 1944 года обстреляли автомобиль, в котором находился командующий Первым Украинским фронтом генерал Ватутин, и смертельно ранили нашего военачальника. Но киношники всё придумали. Немцы в данном случае были ни при чём. Ватутин попал в засаду, которую устроили украинские националисты из УПА. Просто в момент съёмок верхи дали киношникам указание правду не показывать – дабы не обижать тогдашнее руководство Украины.

Так что же на самом деле случилось 29 февраля 1944 года?

---

 

 

В тот день командующий Первым Украинским фронтом Ватутин закончил работу в Ровно в штабе 13-й армии и вечером собирался отбыть в город Славута (это Шепетовский район Хмельницкой области), где размещался штаб 60-й армии. По дороге – на юге Ровенской области, у въезда в село Милятин – машина командующего вместе с сопровождавшими её автомобилями попала под обстрел. Ватутин лично вступил в бой.

Позднее выяснилось, что на машину советского военачальника напала одна из групп УПА. Она насчитывала не менее ста головорезов. Эта группа перерезала дорогу из Милятина за несколько часов до появления кортежа штабных машин и уже расстреляла обоз с минами и грузовик, принадлежавший тылу 13-й армии.

До сих пор остались вопросы. Первый: националисты были кем-то заранее предупреждены и дожидались у Милятина именно машины Ватутина или имело место непреднамеренное стечение разных обстоятельств? И второй вопрос: а где в это время находился взвод охраны, который обязан был сопровождать командующего фронтом? Как потом выяснилось, охрана следовала по другой дороге. Она сама так решила или кто-то отдал ей такой приказ?

Здесь, видимо, стоит чуть поподробней рассказать о самом Ватутине (чтоб было понятней, почему за ним так охотились враги). Он считался одним из самых сильных советских военачальников с богатейшим опытом оперативного управления войсками. Напомню: ещё летом 1940 года Кремль перевёл его из Киева в Москву и назначил начальником ключевого в Генштабе подразделения – оперативного управления. Когда началась война, Москва отправила его на Северо-Западный фронт, где сложилась очень опасная для нас ситуация. На том направлении нам угрожал не просто какой-то немецкий вояка, а хвалёный Манштейн. Так вот Ватутин, будучи начальником штаба фронта, смог разработать в тех тяжелейших условиях очень дерзкую операцию и организовал наступление под Сольцами. Мы тогда, по сути, впервые показали всемогущему вермахту «зубы».

В Генштаб Ватутин вернулся в мае 1942 года. Ему поручили курировать дальневосточное направление. Но очень скоро Кремль решил, что генерал будет нужней на передовой, и его назначили командующим Воронежским фронтом. А позднее именно войска Ватутина окружили и добили мощную немецкую группировку в Сталинграде. Не случайно сам Сталин отмечал Ватутина в благодарственных приказах одиннадцать (!) раз: первый – 27 июля 1943 года, оценив роль генерала в ликвидации Орловско-Курского и Белгородско-Курского наступлений немцев и последний – 6 января 1944 года, признав его вклад во взятии Бердичева.

К слову: вообще-то Ватутин в молодости не планировал связывать свою судьбу с армией. Он с десяти лет работал в хозяйстве отца, у которого имелись одиннадцать десятин надельной земли, две лошади и корова, да ещё помогал деду, в собственности которого находились ветряная мельница и колосная молотилка. Но родные считали, что парню следовало дать приличное образование, поэтому в пятнадцатом году его пристроили в коммерческое училище, где хорошо успевающим ученикам даже платили стипендию. Однако в смутном семнадцатом году стипендии отменили, и крестьянский сын вернулся в хозяйство отца.

Повторю: делать военную карьеру Ватутин не планировал. За него в какой-то момент всё решила победившая советская власть. Уже в 1939 году он писал в своей автобиографии:

«В РККА вступил 25 апреля 1920 года по мобилизации. Службу в РККА проходил с 25.4 по 15.5.20 г. – красноармейцем в Харькове» (РГАНИ, ф. 3, оп. 50, д. 603, л. 67 об.).

Ну а потом крестьянский сын так и остался в армии.

За время службы Ватутин много в чём участвовал и много что повидал. Приведу сделанное им в начале 1939 года признание:

«В течение службы в РККА участвовал:

1. В походе против Махно в районе Луганск–Старобельск в течение всего сентября 1920 г., красноармейцем в составе 113 отд. зап. стр. батальона.

2. В походе против банды Беленького в районе Перещепино, Михаловка, бывш. Полтавской губ. с 20 по 30 декабря 1920 года, курсантом в составе 29 пех. курсов.

3. В похоже и боях против Махно и многих других банд в Константиноградском, Кобелякском, Зиньковском и Полтавском уездах быв. Полтавской губ. с начала мая по конец июля 1921 г. курсантом в составе 14 Полтавской пехшколы.

4. В операции по ликвидации контрреволюционного восстания в Чеченской автономной области с 26.2 по 12.3.32 г. в составе 28 горно-стрелковой дивизии в должности начальника штаба дивизии» (РГАНИ, ф. 3, оп. 50, д. 603, л. 68).

В первых же операциях Ватутин показал себя смелым и инициативным бойцом. Не зря его стали посылать на учёбу. Он потом рассказывал:

«В Красной Армии окончил:

1. 14 Полтавскую пехшколу в сентябре 1922 г.
2. Киевскую Высшую объединённую школу в сентябре 1924 г.
3. Военную Академию РККА им. Фрунзе в июне 1929 г.
4. Оперативный факультет при Военной академии им. Фрунзе в июне 1934 г.
5. Учился в академии Генштаба РККА с ноября 1936 г. по июль 1937 г. Не окончил по случаю назначения в штаб КОВО [Киевский особый военный округ. – В.О.].

Приказом Народного Комиссара Обороны СССР от 11.12.1938 г. за № 02585 мне присвоены все права окончивших Академию Генштаба РККА» (РГАНИ, ф. 3, оп. 50, д. 603, л. 68).

Да, чуть не забыл. В партию Ватутин вступил ещё в феврале 1921 года, когда учился в Полтаве на пехотных курсах. Но судя по всему, относился он к членству в ВКП(б) формально и сильно партбилетом не дорожил. Командование это, видимо, знало, но оно ценило умение грамотно командовать бойцами. Добавлю: когда в 1929 году Ватутин потерял партбилет, ему всего лишь поставили на вид, даже выговора он не получил. И никого это очень долго особо не волновало. Ватутин с этим «видом» проходил десять (!) лет. Взыскание с него сняли лишь в 1939 году.

Вернусь к трагическому 29 февраля 1944 года. Когда украинские националисты напали на машину командующего Первым Украинским фронтом, Ватутин вступил в перестрелку. Во время короткого боя он получил сквозное пулевое ранение. Врачи потом констатировали:

«Входное отверстие в правой ягодичной области, недалеко от заднего прохода, выходное не наружное в передней поверхности правого бедра. Перелом бедренной кости, верхней её трети, под вертелом. Нервы и крупные сосуды не ранены» (РГАНИ, ф. 3, оп. 50, д. 603, л. 21).

Однако сразу оказать Ватутину квалифицированную медицинскую помощь возможности не представилось. На тот момент задачей номер один было эвакуировать генерала с места боя.

«После ранения, – доложили потом специалисты, – тов. Ватутин принуждён был в течение пяти часов ехать на машинах и подводе, без перевязки и иммобилизации конечности» (РГАНИ, ф. 3, оп. 50, д. 603, л. 27).

Здесь надо уточнить: первую простейшую медицинскую помощь Ватутин получил в медпункте танковой бригады, который оказался на пути следования машины военачальника с места боя в Ровно. А уже только в Ровно, в госпитале 13-й армии военный хирург перевязал генералу раны. Но этого было явно недостаточно.

Когда в штабе 13-й армии узнали о случившемся, то тут же были составлены и отправлены депеши в Киев и Москву. И уже на следующий день, 1 марта в Ровно прибыли начальник Санупра Первого Украинского фронта Семека, главный хирург фронта Гуревич и главный хирург воссозданного Киевского военного округа Ищенко. Осмотрев Ватутина, Ищенко и Гуревич лично произвели хирургическую обработку ран и наложили на конечность глухую гипсовую повязку. Но по идее всё это следовало сделать ещё до их прибытия в Ровно.

Тем временем всполошилась Москва. Рано утром 2 марта в Ровно вылетели заместитель главного хирурга Красной Армии Шамов и опытнейший доктор Кокин. Чуть позже в Ровно прибыл также главный терапевт фронта Василенко.

Ближе к ночи состоялся врачебный консилиум. Я нашёл в архиве донесение врачей в Москву, отправленное в 01:10 3 марта 1944 года. Приведу его полностью:

«Консилиум в составе заместителя главного хирурга Красной Армии генерал-лейтенанта ШАМОВА, начальника санитарного управления 1-го Украинского фронта генерал-майора СЕМЕКА, 2 главного хирурга Киевского военного округа генерал-майора ИЩЕНКО, главного хирурга 1-го Украинского фронта полковника ГУРЕВИЧ, главного терапевта 1-го Украинского фронта подполковника ВАСИЛЕНКО, осмотрев больного пришёл к следующему заключению:

1. В результате пулевого ранения имеется огнестрельный перелом верхней трети правого бедра без смещения отломков и без ранения сосудисто-нервного пучка с небольшим входным и выходным отверстиями, которые подверглись через 25 часов после ранения оперативной обработке, после обработки на конечность наложена глухая гипсовая повязка.
2. В настоящий момент, т.е. через 48 часов после ранения и через 24 часа после хирургической обработки, состояние больного удовлетворительно. Болей нет, язык суховатый, температура не превышает 37,8 градусов; пульс хорошего наполнения. При умеренной тахикардии, наблюдавшейся у больного и до ранения, дыхание 20-22 раза в одну минуту. Со стороны сердца, лёгких, желудочно-кишечного тракта, особых изменений не обнаруживается.
3. Если не наступит осложнений в последующем лечении, то можно ожидать заживления перелома в течение двух-трёх месяцев с хорошим функциональным результатом. Больной может быть поставлен на костыли в гипсовой повязке через месяц, что даст ему возможность приступить к своей работе без разъездов.
4. Намечено 3.3.44 г. эвакуировать больного самолётом до КИЕВА. В дальнейшем больной может быть оставлен для лечения в КИЕВЕ или отправлен в МОСКВУ салон-вагоном, как наиболее удобным для больного видом транспорта» (РГАНИ, ф. 3, оп. 50, д. 603, лл. 1-2).

Эвакуация Ватутина из Ровно в Киев началась 4 марта. Сначала его повезли на машине, а потом пересадили в поезд. В Киев он был доставлен только 6 марта.

В украинской столице военачальника сразу навестил первый секретарь ЦК Компартии Украины Никита Хрущёв. Выходя от генерала, он сразу продиктовал донесение для Сталина.

«Сегодня тов. Ватутин, – доложил Хрущёв, – прибыл поездом в Киев. Я был у него в вагоне. Температура у него 38°. Самочувствие, по его личному заявлению, плохое. Ухудшилось оно при переезде из Ровно в Киев. В связи с этим он не хотел бы ехать сейчас в Москву, остаться в Киеве и выждать пока наступит улучшение.

Я говорил: с начальником санитарного управления 1-го Украинского фронта т. Семека, заместителем т. Бурденко т. Шамовым и другими врачами, которые сопровождают т. Ватутина. Все они единодушно заявляют, что хотя ранение у т. Ватутина тяжёлое, но для жизни не опасное. По поводу временного оставления т. Ватутина в Киеве они заявили, что на это нужно пойти и удовлетворить просьбу больного. В Киеве они обещают создать такие же условия для лечение, какие имеются в Москве.

Так как т. Ватутину передали, что есть Ваш приказ доставить его для лечения в Москву, то он в связи с ухудшением состояния просит Вас временно для лечения остаться ему в Киеве.

Со своей стороны я считаю целесообразным оставить т. Ватутина в Киеве. Мы ему здесь создадим все условия для лечения. Прошу Вашего согласия на оставление т. Ватутина для лечения в г. Киеве» (РГАНИ, ф. 3, оп. 50, д. 603, л. 4).

Но всё оказалось немного серьёзней, чем предполагали врачи. Проведённый врачами в Киеве 7 марта новый осмотр выявил в ране, во входном отверстии инфицированную гематому. А это потребовало уже других методов лечения.

В какой-то момент у всех возникла иллюзия, что самое страшное осталось позади и что генерал пошёл на поправку. Поэтому вскоре Шамов и Кокин отбыли в Москву. Но 23 марта всё резко обострилось. По неведомым причинам Ватутина вдруг охватил резкий озноб. Поднялась до сорока градусов и температура.

 

 

Никто не мог понять, что спровоцировало столь резкое ухудшение состояния военачальника. Кто-то решил, что, возможно, сказались последствия приступа малярии, который случился у генерала ещё летом 1943 года. Ватутину дали хину. Это позволило сбить ему температуру до 38 градусов. Но ненадолго. 24 марта генералу вновь стало очень плохо.

Медики продолжали гадать, в чём дело. 24 марта Хрущёв передал из Киева по телефону в Кремль для Сталина:

«Врачи сделали <Ватутину> несколько анализов крови, но малярия не показана. Они до сего времени не могут установить диагноз болезни» (РГАНИ, ф. 3, оп. 50, д. 603, л. 5).

В ответ Кремль дал команду срочно вернуть Шамова в Киев, а заодно направить туда и профессора Вовси. Оба врача пришли к выводу, что, видимо, в рану генерала проникла инфекция. Они склонялись к тому, что военачальника следует готовить к операции.

Прооперировали Ватутина под местным обезболиванием во второй половине дня 27 марта. А уже поздно вечером Хрущёв отправил для Сталина донесение.

«Больной перенёс операцию хорошо, – сообщил он. – Вечером наступило повышение температуры до 39°, однако, без наблюдавшихся до этого ознобов и последующего проливного пота, изнуряющих больного. Самочувствие больного удовлетворительное. Боли в ноге и в ране отсутствуют» (РГАНИ, ф. 3, оп. 50, д. 603, л. 10).

Однако врачи предупредили, что кризисные стадии не миновали и что нельзя бы исключать неприятные сюрпризы. С этого момента Хрущёв потребовал, чтобы ему о состоянии Ватутина докладывали по несколько раз в сутки. Потом он все сводки суммировал и ближе к ночи подробные отчёты передавал в Москву. Вот выдержка из его шифровки, отправленной 28 марта:

«Сегодня утром был у тов. Ватутина <…> Общее состояние удовлетворительное, но ещё очень слаб и сильно потеет. Утром хоть немного, но уже кушал. Ночью тов. Ватутин немного спал, чего несколько дней до этого не было. Сегодняшний день покажет, насколько эффективным будет действие проведённой вчера операции» (РГАНИ, ф. 3, оп. 50, д. 603, л. 11).

29 марта прошло в тревожном ожидании. А 30-го стало очевидно, что потребуется новая операция и, возможно, даже ампутация правой ноги.

«Завтра, 31 марта, – продиктовал Хрущёв шифровку в Москву, – врачи думают использовать день для психологической подготовки т. Ватутина к возможной ампутации конечности и, если не будет резкого улучшения состояния здоровья, то 1-го произведут намеченную операцию».

Пока эта шифровка передавалась, Ватутину стало намного хуже. Врачи вынуждены были прооперировать Ватутина не 1 апреля, как планировали, а в обед 31 марта. Но конкретно от ампутации на тот момент они отказались.

Во время операции врачи обнаружили в ране военачальника «стрептококки, стафилококки и возбудители газовой инфекции».

Для дальнейшего лечения Ватутина Шамов попросил срочно доставить в Киев самолётом главного хирурга Кремлёвской больницы Теребинского.

Новая операция однако помогла мало. К генералу вернулись боли. И вновь возник вопрос об ампутации правой ноги.

«Сегодня 2.4.44 в 11.00 был у тов. ВАТУТИНА, – передал Хрущёв из Киева по телефону в Москву для Сталина, – состояние его очень тяжёлое, не совсем ясное сознание, в разговоре со мной терял нить мыслей – находится в лёгком бреду. Профессор ШАМОВ и другие профессора, лечащие тов. ВАТУТИНА, считают, что надо идти на последние средства, чтобы сохранить жизнь – на ампутацию ноги. На мой вопрос, что будет, если не делать ампутации? Профессор ШАМОВ заявил, что «почти нет никаких надежд на сохранение жизни без ампутации». На второй мой вопрос «а если пойти на ампутацию, какой может быть результат?» – он ответил «что и при этом случае, можно сделать предположение, что учитывая наличие в организме итрептококов, стафилококов и возбудителей газовой инфекции есть всего только процентов 40-30 за то что он будет жить». Сейчас профессор производят осмотр больного, после которого сделают окончательное решение об ампутации» (РГАНИ, ф. 3, оп. 50, д. 603, л. 19).

Чуть позже Хрущёв поставил Сталина в известность, что врачи в своих мнениях разошлись. Профессор Тищенко и Гуревич считали, что даже ампутация правой ноги спасти Ватутина уже не могла. Но Шамов полагал, что шансы вырвать генерала из лап смерти ещё оставались.

И вечером 2 апреля врачи стали психологически настраивать военачальника на новую операцию.

4 апреля в Киев по указанию Кремля прибыл главное светило нашей медицины – академик Бурденко. Осмотрев Ватутина, он увидел только один выход: «в неотложной высокой ампутации правой ноги, несмотря на всю опасность этой операции и несмотря на то, что она не полностью гарантирует от дальнейшего распространения инфекции». Он предлагал всё сделать в ближайшие двое суток.

В канун операции Ватутина навестил Хрущёв.

«Самочувствие его, – доложил он потом Сталину, – было неплохое. Ночью спал, утром поел».

Сама операция была назначена на 15 часов 5 апреля.

«Акад. Бурденко, – передал Хрущёв Сталину, – доволен исходом операции и надеется, что результаты её будут хорошие».

7 апреля Бурденко заявил, «что положение больного тяжёлое, но он уверен, что исход будет благоприятный – жизнь будет сохранена».

 

 

Но всё пошло не так. На следующий день Ватутину стало хуже.

«Ночью спал плохо, – доложил о нём 8 апреля Сталину Хрущёв. – Было затемнение сознания и бредил».

Поздно вечером 13 апреля Бурденко и Шамов вынуждены были сделать генералу ещё одну операцию.

«Под конец операции, – передал Хрущёв в Москву, – было произведено переливание иммунной крови от стерильного доктора».

Но и это не помогло. Врачи констатировали, что у Ватутина «общая интоксикация усилилась, сознание неясное, временами бред». 14 апреля они предупредили Хрущёва: «возможно, в эту ночь наступит катастрофа».

Ватутин и сам это предчувствовал. Он умер 15 апреля 1944 года.

Хоронили генерала в Киеве. В час погребения – в 18.00 17 апреля 1944 года по приказу Сталина в Москве был отдан последний воинский поклон Ватутину: произведён салют в двадцать четыре артиллерийских залпа из двадцати четырёх орудий.

А спустя двадцать один год Кремль посмертно присвоил Ватутину звание Героя Советского Союза.