Падчерица империи
Спорные мысли о прозе Гузели Яхиной
Рубрика в газете: Жизнь национальностей: в поисках гармонии, № 2019 / 40, 01.11.2019, автор: Илья КИРИЛЛОВ
Жизнь полна самых разных опасностей. Я и не думал, – без всякой рисовки! – что доживу до появления в отечественной литературе автора, одарённого уникально и безусловно. Но теперь есть Гузель Яхина. Читая её роман «Зулейха открывает глаза», я испытывал волнение, которого не было у меня ни над одной русскоязычной книгой ровно четверть века – со времени публикации романа Чингиза Айтматова «Тавро Кассандры» (1994). У Яхиной есть редчайшее качество, качество настоящего творца: она способна вдохнуть жизнь даже в мало-мальского персонажа. Иные авторы посвящают своим героям пространнейшие полотна, в мельчайших подробностях описывают их жизни, приводят десятки и сотни обстоятельств, призванных изобразить их характеры и портреты. И пока читаешь, кажется, что персонаж живой и таким и останется по прочтении. Но нет. Закрываешь книгу и понимаешь, что имел дело с призраком. Или скажем по-другому. Бывают такие сны, хорошие или плохие, снятся живые, яркие, осязаемые люди, и сразу по пробуждении думаешь, что не забудешь их никогда. Но нескольких минут достаточно, чтобы они смертельно потускнели, а потом и вовсе исчезли. Убеждаешься, что это лишь сон, грёзы, обман. Героев Гузели Яхиной, узнав однажды, не забудешь никогда. Пусть будут они на периферии сознания – не друзья, не родственники, – но знакомые, встреченные в жизни. Думаю, от того так происходит у Яхиной, что искусство её есть продолжение жизни. И неудивительно, что книги Яхиной переведены уже более чем на 30 языков: люди устали от мертворождённого искусства, люди взыскуют в искусстве живого дыхания.
Вот старуха, свекровь Зулейхи, слепая, придирчивая, словом, личность самая малоприятная, после расстрела сына и ареста невестки брошенная в раскулаченном доме, как чеховский Фирс. Казалось бы, и читателю стоит забыть этот ходячий труп, но нет-нет, да и вспомнишь о ней, встревожишься. Столетняя самодурка, выбралась ли она из остывшего дому, а если выбралась, то куда пошла, где преклонила голову?
Или вот встретилась Зулейхе в сибирской ссылке выдворенная из Ленинграда дама полусвета, какая-то Изольда Леопольдовна, двумя-тремя штрихами очерченная. В пятидесятиградусный мороз на лесоповале бранит судьбу на французском. Обучает Юзуфа, сына Зулейхи, родившегося уже в лагере, языку Руссо и Вольтера. Никогда не подличает, но всегда цепляется за жизнь… Что сталось с нею? Может быть, скостили ей срок в войну и сделалась она санитаркой?
И даже для вурдалака, выдворенного из Мавзолея, писательница вскользь находит слова, показывающие его живым человеком. Нет у неё ни пиетета, ни ужаса перед ним: рябой, закомплексованный, с несовершенным пищеварением.
Откуда у Яхиной эта живая вода – ни один критик, ни один литературовед не ответит, потому что такие обстоятельства в творчестве неподвластны человеческому рассудку.
Ещё одно неоспоримое достоинство прозы Яхиной – это языковое богатство, столь щедрое, что она очень часто не знает, что с ним делать и впадает в излишества, никак не обусловленные логикой повествования.
Всё течёт, всё меняется. Мельчают явления и люди. Но мечта о чём-то большом, роскошном, о том, что заключалось когда-то в выражении «вне всякого сомнения», – эта мечта сохраняется. И читатель, не только отечественный, но и зарубежный, увидел в Яхиной воплощение такой мечты.
И всё-таки надо признать, что художественные достоинства и и недостатки творчества Яхиной волнуют читателей и экспертов постольку, поскольку. Важнейшая составляющая успеха здесь – политическая. Это касается не только основных тем её творчества (раскулачивание, депортация народов), но и её происхождения.
Русские до сих пор считают себя «господствующей исторической народностью» (Н.Я. Данилевский, «Россия и Европа») просто в силу многочисленности, евреи – самой культурной. Однако, одарённой, как никто, в современной российской литературе оказалась дочь татарской провинции. Кого-то это радует, кого-то задевает, но равнодушных нет. Для нас это ещё непривычно, у нас привыкли всех, кроме русских и евреев, считать «полудикими племенами» (вновь цитирую «Россию и Европу» Данилевского – отвратительная книга, полная шовинистической спеси). Помнится, столичная Примадонна весьма уничижительно высказывалась о татарке Алсу и башкирке Земфире. Между тем для Британской и Французской метрополии это пройденный этап. На последнем Евровидении Францию представлял великолепный Билаль Ассани, этнический араб, родители которого в Париж «понаехали». А разве могла бы сборная Франции стать чемпионом мира по футболу 2018 года, если бы в её составе не было Мбаппе и Погба, чьи родители – выходцы из бывших французских колоний.
Поэтому прекрасное владение русским языком ей, падчерице империи, я и не собираюсь вменять в заслугу. В «Зулейхе» есть вставки на французском, в «Детях» – на немецком. Конечно, фрагменты эти простенькие. Но окажись Яхина в других языковых условиях, она могла бы писать на том же французском ничуть не хуже, чем Милан Кундера, переселившийся во Францию даже уже в зрелом возрасте. Языковая одарённость не может быть привязана к так называемому Muttersprache (материнский язык, нем.), например, Владимир Набоков по-настоящему обрёл себя как писателя, лишь перейдя на английский.
Итак, в случае Яхиной мы имеем дело с явлением исключительного таланта. Утверждая это, следует с той же решительностью сказать, что речь идёт об ущербном творчестве. Скажем мягче: о несоответствии данных и результатов.
Обычно, отмечая этическую увлечённость авторов, приходится порицать их за невнимание к эстетике. Здесь можно было бы сказать, что случай противоположный. Но это будет не совсем верно. Яхина не сумела или не захотела прояснить отчётливые этические координаты для своего творчества. Вопросы не возникали бы, если бы она, как вышеупомянутый Кундера, была бы писателем-релятивистом, утверждающим относительность всего и вся. Но одно дело релятивизм, который я допускаю и даже приветствую, другое – неопределённость, моральная уклончивость. Это притом, что в центре внимания её повествований острые социально-политические явления в Советской империи: раскулачивание в Татарстане («Зулейха открывает глаза») и уничтожение Республики поволжских немцев («Дети мои»).
Не сравнивая масштабы талантов, хочется сравнить её творчество с шолоховским. Она, конечно, сколько-то уступает ему в художественной одарённости, но моральное родство у них несомненное. Шолохов ведь потому и остался второстепенным писателем в мировой литературе, что «Тихий Дон» его чуть-чуть большевистский и малость белогвардейский; «Они сражались за Родину» – роман антисталинский, но ровно настолько, чтобы остаться лояльным мёртвому тирану. То же самое можно сказать и о яхинских произведениях: Зулейха открывает глаза, но видит только то, что даст возможность автору избежать сколько-нибудь серьёзной моральной конфронтации с изображаемой эпохой.
Я не подталкиваю её к морализаторству, всю трагичность её положения как художника, возросшего в имперском общежитии, я понимаю. Действительно, на какую сторону российской истории Яхиной встать, если в этой истории одной из гордых страниц является «покорение Казани»?
Неудивительно, что творчество Яхиной в своих интересах стараются использовать противоположные идеологические силы. Людмила Улицкая, приверженница либеральных ценностей, пишет радушное предисловие к роману «Зулейха открывает глаза» не столько ради яхинского таланта, сколько для того, чтобы истолковать произведение как «прославляющее любовь и нежность в аду». (Конечно, Улицкая имеет в виду ад сталинского коллективизма). Телеканал «Россия-1» экранизирует «Зулейху» явно с другими целями, и не придётся удивляться, если роман будет истолкован в интересах неоимпериализма.
Когда же Яхина будет писать в своих собственных интересах? Ведь второй её роман «Дети мои», полный поразительных по творческой силе фрагментов, из-за моральной индифферентности не существует как единое художественное пространство. И это, как говорится, только «начало конца», если Яхина не сделает для себя отчётливый и жёсткий моральный выбор. Или она на стороне коллективизма, «роевого начала» – и тогда надо будет смириться со всеми преступлениями против людей и народов, – или на стороне индивидуализма, свободного развития личности, – и тогда гуманистическое по сути творчество Яхиной приобретёт единство и смысл.
А кто думает иначе?
Поздравляю Илью Кириллова с этой статьёй – новый уровень критического анализа для него – хотя и раньше тексты его были очень ёмкими. Но давайте скажем прямо: женщины это особый всё-таки вид человеческих существ, не случайно ведь в спорте есть женское первенство, а есть мужское. Пусть о женщинах-прозаиках и пишут женщины-критики, а печатают их пусть женские журналы. А Илье Кириллову я бы посоветовал написать о мужчине-прозаике, типа есть же Равиль Гниатуллин, Сухбат Валиутдинов… Им тоже давали премии солидные. Это просто как совет Илье Кириллову.
Интерес к литературе и погруженность в скрепы Евровидения “в одну телегу впрячь не можно”. Кириллов этого не знает. Потому и восторги неумеренные и “открытия” соответствующие. Это кто ему доложил, что Набокова сделало классиком овладение английским языком. Это вроде из римского права: после–это не значит из-за. Интересно, какого вурдалака обнаружил в Мавзолее сей вьюнош от критики. К таким сравнениям прибегают в тех случаях, когда чувствуют, ну как плохие танцоры, некие изъяны
Танцор не чувствует изъяна,
Он так родился и привык.
А виновато – фортепьяно,
И всякий, сущий в ней язык.
Вьюношу от критики
учит Ушаков:
“Мы тут – аналитики,
ты же – бестолков”.
Только нет у вьюноши
страху ни на грош.
Возвещает, сплюнувши:
“Нет, и я хорош!”
Вот такие “кирилловы” и шли в армию Власова.
Власов был плохим танцором. Это можно заключить хотя бы из того, за что его подвесили в тюрьме. Жестоко, но справедливо.
1. Цитата от “популярного” критика Кириллова: “Это притом, что в центре внимания её повествований острые социально-политические явления в Советской империи: раскулачивание в Татарстане («Зулейха открывает глаза») и уничтожение Республики поволжских немцев («Дети мои»).
1. 1. По п. первому. Явление “раскулачивание” шло не только в Татарстане, но и в “славянских” (Россия, Украина, Белоруссия) областях в рамках жёсткой схватки в 30-е годы, в период коллективизации сельских частнособственнических хозяйств. Напомню что в центральной России деревня было социально расслоена: бедняки, середняки и кулаки.
1.2. План Сталина и ЦК состоял в Создании Крупно-товарного сельхозпроизводства на Базе машино-тракторной аграрной технологии и для Всего населения, тогда СССР. Это просто не понимает критик И.Кириллов, да и автор. Это была Схватка Индивидуализма и Коллективизма. Стратегически (накормить население своей отечественной продукцией) Сталин был прав. Он кстати “придерживал” партактивистов (карьеристов, часто доносчиков) от перегибов (статья “Головокружение от успехов”). Жаль, примерно 2-3 миллиона семей крестьян-кулаков, переселённых в Сибирь.
1.3. Потом, с 1939 года пострадали уже сами доносчики. Но продовольственная Проблема созданием колхозов и совхозов (для такой огромной “пестрой” по виду хозяйств страны) была решена.
2.1. По мнению от Кириллова, цитирую: “…уничтожение Республики поволжских немцев («Дети мои»).
Это совсем другая ситуация. Началась с 22 июня 1941 года и идёт фашистская Агрессия с объявленной целью – уничтожение славянского (русского) народа, в 1942 году наступление на Сталинград. А в тылу на берегах Волги находится компактное поселение поволжских немцев. Я что-то не слышал о создании в той республики антинацистской дивизии. Потенциально можно было ожидать “удар в спину” от тех граждан. Естественно, что немцев выслали. 2.2. Это практика для любой власти в любой стране в такой ситуации. Играть на тех страданиях литературно неэтично. И такого рода произведения, конечно, Оценят любыми премиями наши закордонные “заклятые друзья”.
2.3 Вредить нам будут всегда и везде в Малом и Большом. Поэтому, прежде чем писать, надо читать , а вернее, проштудировать религиозно-национальную Историю Российской Империи и СССР.