Поиски Бобо
№ 2024 / 3, 27.01.2024, автор: Максим АРТЕМЬЕВ
Одно из самых непонятных и загадочных стихотворений Бродского – «Похороны Бобо». О нём существует много исследований, пытающихся докопаться до сути содержания. О стихотворении писали Валентина Полухина, Лев Лосев, Лев Баткин, Борис Парамонов, Максим Шраер, Дмитрий Бобышев. Но никто не предложил приемлемого объяснения хотя бы имени героини. Сам поэт комментировал это крайне скупо, как отмечает Полухина, «в беседе с Томасом Венцловой 19 марта 1972 года пояснил, что «Бобо – это абсолютное ничто», тем самым то ли запутывая разгадку, то ли намекая на разгадку».
Скажу сразу – я не претендую на разгадку, более того, оговариваюсь, что не имею представления о том, кто и что предстаёт перед нами в стихотворении и откуда имя «Бобо»? Я лишь хочу поделиться маленьким филологическим приключением, случайно со мной произошедшим.
На днях я читал стихотворение «Похоронный марш куклы-марионетки» (Marcha fúnebre de una marionette) перуанского поэта Хосе Мария Эгурена (1874–1942), местного классика, провозвестника символизма и модернизма. Как по мне, авангарда в его творчестве маловато – простые и понятные стихи, без какой-то зауми, без сложных ассоциаций и метафор. Назвать его «перуанским Блоком», или тем более, «Рильке» – затруднительно, и просто невозможно. Название не должно удивлять, в 1872 году у французского композитора Шарля Гуно вышла одноимённая сюита – Marche funèbre d’une marionnette, получившая популярность, и которую в XX веке использовал Альфред Хичкок как музыкальную заставку к своему телевизионному циклу.
В стихотворении глаз зацепился за строчки –
En la trocha aúlla el lobo
cuando gime el melodioso paro bobo.
Т.е. «на тропинке завывает волк, когда жалуется мелодично синичка-глупышка». Причём в первом издании сборника «Символическое» Эгурена 1911 года, где и было напечатано данное стихотворение, слова paro bobo выделены курсивом. Bobo по-испански «глупенький», «недоумок». Так называли ещё персонажей классической комедии, обладающих данными чертами.
Что-то меня словно толкнуло, я начал думать, что же мне напоминает прочитанное? В голове вертелись какие-то «похороны Бобо», но их автора я сразу не вспомнил и полагал, что это что-то французское, пока не заглянул в Интернет. Итак, у Бродского хоронят «Бобо», у Эгурена в «Похоронном марше»» используется это слово. Два пересечения налицо. Но этого слишком мало для выдвижения каких-либо предположений.
Обратимся к биографии Иосифа Бродского. В 60-е годы (а «Бобо» написано им в 1972) он подрабатывал переводами с иностранных языков, конечно, с подстрочников. В том числе он переводил из кубинской поэзии и куплеты аргентинских гаучо. То есть с латиноамериканской поэзией соприкосновение у него имелось. Что после отразилось в знаменитом цикле «Мексиканский дивертисмент», показавшем глубокое проникновение в суть испанского романсеро.
Эгурена, насколько мне известно, до 1982 года, до появления сборника «Поэты Перу», в СССР не печатали и, соответственно, не переводили. Но это не исключает возможности того, что Бродскому могли попасть его стихи на глаза в 60-е, когда в окололитературных кругах Ленинграда они могли циркулировать как потенциальный материал для перевода. Разумеется, это предположение носит абсолютно умозрительный характер. Вероятность его минимальна. И эта история больше про удивительные совпадения у поэтов, принадлежащих к разным культурам и эпохам.
И ещё, женские имена, использованные Бродским в стихотворении – Бобо, Кики и Заза – звучат как прозвища парижских проституток начала XX века. И «кики», и «заза» в одних из своих значений имеют абсолютно неприличный смысл. Опять-таки, неизвестно – знал ли об этом поэт? Остаётся испанское «бобо». Я даже не уверен, что Бродский понимал этимологию этого слова, из какого оно языка. Кстати, и это уже об Эгурене, paro – «синица» не живёт в Перу, как, впрочем, и волк, так что действие стишка происходит в Европе.
Так что радостное волнение, охватившее меня при натыкании на «бобо» в похоронном марше перуанского поэта, мол, вот она, разгадка тайны Бродского, долго не продержалось. Пришлось признать, что версия маловероятна. Но, повторю, вознаграждением стало осознание того, как тесно связаны между собой культуры и литературы, столь далеко друг от друга находящиеся.
НА ФОНЕ БРОДСКОГО
***
В Венеции пейзажи, ох, красивы!
И жизнь красива…Но, пускаясь в путь,
Тень Бродского гуляет по России –
И вновь поэтам не даёт заснуть…
Лишь на рассвете, подарив им силу,
В Венецию спешит,
К себе в могилу…
Николай ЕРЁМИН КрасноАдск-КрасноРайск-КрасноЯрск
Отняв у графоманов всю их силу,
Тень Бродского ушла к себе в могилу.
Называть сегодня Бродского графоманом само по себе уже признак графомании.
Идея этого стихотворения, на мой взгляд, не соответствует действительности, извините.
Тень Бродского не даёт заснуть не поэтам, а пишущим стихами и мечтающим о поэтической славе. Да, действительно, в век поголовной грамотности населения России таких сочинителей пруд пруди. Однако поэзия и стихотворчество, как известно, не одно и то же. Поэтов можно на пальцах сосчитать, и если что-то мешает им заснуть, то уж никак не тень Бродского.
“Стишок писнуть, пожалуй, всякий сможет
О девушке, о звёздах, о Луне…”.
Отняв ???????????????
у меня –
Подарив!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!
Наследник Великосербова явно не наследник
Бродского
Я – не наследник Бродского, Еремин!
Не потому, что я настолько скромен,
А потому, что и стрезва, и спьяну
Его наследье мне по барабану.
Бобо мертва. На круглые глаза
вид горизонта действует как нож.
Но . . . тебя, Бобо, Кики или Заза
им не заменят. Это невозможно.
Идёт четверг. Я верю в пустоту.
В ней как в аду, но более херово.
И новый Дант склоняется к листу
и на ПУСТОЕ МЕСТО ставит слово.