ПРАВДА И ВЫМЫСЕЛ О БЛОКАДЕ
Рубрика в газете: Как это было, № 2019 / 4, 01.02.2019, автор: Вячеслав ОГРЫЗКО
О ленинградской блокаде написана уже не одна книга. Не все они по своему художественному уровню равноценны. Есть книги крайне важные. Как тут не вспомнить «Блокадную книгу» Даниила Гранина и Алеся Адамовича. Есть вещи менее выразительные, но и они в чём-то не утратили своё значение. Пример тому – роман-эпопея Александра Чаковского «Блокада».
Первую книгу своей эпопеи Чаковский закончил весной 1968 года и сразу отдал рукопись в редакцию журнала «Знамя». По просьбе главного редактора этого издания Вадима Кожевникова роман оперативно прочитал и отрецензировал Александр Дымшиц, который, как известно, был вхож во многие коридоры ЦК КПСС.
В своём отзыве критик сосредоточился в основном на политике и в первую очередь на том, как изобразил Чаковский первых лиц в советском руководстве – Сталина и Молотова, а также на том, каким у писателя получился Гитлер. Он увидел в трактовках романиста много нового, правда, небесспорного. Понятно, что в отсутствие в течение длительного времени серьёзной научной литературы о советских вождях любые приведённые писателем какие-то детали о крупных фигурах сразу вызывали интерес. Тут расчёт Чаковского полностью себя оправдал. Уже один показ одного Сталина мог много кого зацепить. Другое дело: откуда черпал Чаковский материалы, из каких источников – проверенных или из чьих-то сомнительных устных рассказов? Не случайно Дымшиц намекнул на то, что неплохо бы было какие-то эпизоды, связанные с высшим руководством страны, тщательней выверить по документам. Впрочем, в главном критик не сомневался: рукопись стоило принимать в набор. «Автор, – подчеркнул он в отзыве, – наш, самый что ни на есть «знаменский». Вещь крупная, интересная, стоящая в ряду таких вещей, как «Солдатами не рождаются» и «Щит и меч» (конечно, я имею в виду не индивидуальные черты, а эпичность, проблемность, историзм острого современного звучания)» (РГАЛИ, ф. 618, оп. 19, д. 18, л. 40).
С политической, а не с художественной точки зрения прочитал рукопись Чаковского и новый, переехавший в 1967 году из Казахстана, первый заместитель Кожевникова – Анатолий Ананьев, который тоже специализировался в основном на военной теме (к слову, имя ему сделал роман «Танки идут ромбом»). Понимая, что шеф вряд ли прочтёт полностью объёмную вещь Чаковского, он подготовил о рукописи трёхстраничную справку.
«Не буду говорить о достоинствах нового романа А.Чаковского, – отметил Ананьев, – они очевидны. Это прежде всего – читабельность книги. Интерес к событиям минувшей войны у нашего читателя несомненен. Тем более, когда речь заходит о людях; в сущности, руководивших этими событиями.
Самым удачным, на мой взгляд, является всё то, что связано с изображением Молотова. Его поездка в Берлин. Его разговор с Гитлером. Интересна во многом и сама трактовка начала войны, неудачи первого периода. Но здесь следует обратить внимание на ряд неточностей, главным образом, в формулировках (см. подчёркивания в тексте).
Что же главным образом настораживает меня в этом романе?
Это:
1. Гитлер показан таким, как его изображали в годы войны – мистик, маньяк, истерик, впадающий в раж. Полубог. К тому же и глуп. Может быть, такая трактовка и правомерна, но, вероятно, было бы правдивее изобразить его более опасным врагом, таким, каким он был на самом деле.
2. Неправильно, по-моему, трактуется вопрос, будто одинаково овладевают массами и хорошие (коммунистические) идеи, и плохие (фашистские). Дело в том, что фашистские идеи увлекли не народ, не массы, а буржуазию, и не только крупную, а главным образом, мелкую, бюргерство. Это следует оговорить.
3. Один и тот же приём (я имею в виду художественный) в изображении Гитлера и Сталина: два человека живут в том и другом. И хотя они разные, всё же невольно возникает нежелательная параллель.
4. Вряд ли стоит акцентировать внимание читателя на такой детали: будто Тухачевский – «наполеон», «диктатор» в потенции.Подтверждается ли это жизнью? Очевидно, нет.
5. Настораживает и требует большого уточнения ход мыслей и чувств Сталина, особенно, когда речь заходит об отношении его к людям, к отдельным личностям и народу (у автора в данном случае даже употребляется слово «толпа»), к войне.
6. В ночь перед войной собирается совещание Обкома партии. Ленинградского Обкома. На нём выступает майор Звягинцев. Он – представитель штаба округа. Может быть, это и правомерно, именно на таком уровне был представлен военный округ, но на совещании не было представителя от флота, в то время как флот в ту ночь, по свидетельству Кузнецова, тогдашнего Наркома Военно-морского флота, был приведён в боевую готовность № 1.
Создаётся весьма нежелательное впечатление, будто один Звягинцев думал верно и знал всё и всё предвидел, а остальные, кому действительно надо было знать и предвидеть всё, благодушествовали.
7. Пока неясен образ академика Валицкого. Он противоречив. Непонятно, действительно ли его притесняла Советская власть, или это он лишь вообразил себе в силу своего вспыльчивого характера? (см. разговор его в Обкоме партии). Сын же Валицкого, Анатолий, вообще трус и предатель. По крайней мере, сейчас он так воспринимается. На его глазах фашисты изнасиловали его любимую девушку, Веру, а он вёл себя как трус. Его заставляют стрелять в Кравцова, и он выполняет это. Патриотические нарывы его настолько мелки и незначительны, что они не могут стать движущей силой в нём. Откуда же он взялся такой? Воспитание? Дом, семья, отец? Мостик между отцом и сыном не перекинут в романе (это было бы не в пользу отца Валицкого), но и не объяснено поведение Анатолия;
8. Многие реплики героев романа слишком осовременены (см. подчёркивания в тексте)» (РГАЛИ, ф. 618, оп. 19, д. 18, лл. 22–24).
Суммировав все замечания сотрудников редакции и рецензентов, руководство журнала «Знамя» подготовило для Чаковского предложение по доводке рукописи до ума. 28 июня 1968 года редакционное начальство сообщило писателю:
«1. Редколлегия журнале оценивает роман А.Чаковского (первая книга), как значительное произведение, и считает возможным опубликовать его после авторской доработки в этом году.
2. Поскольку роман полудокументальный, изображение событий и исторических личностей требует квалифицированной научной проверки. С этой целью редакция с согласия автора привлекает консультантов.
3. Изложение мыслей Сталина о причинах нападения гитлеровцев на Советский Союз и поражений Красной Армии в первые дни войны в том виде, как это сделано автором, пока не оправдано ни по содержанию, ни по приёму выражения. Многие из размышлений на эту тему носят тривиальный х-р.
4. История с уничтожением Тухачевского не подтверждена научными материалами, описание её затянуто; в таком виде эта история в романе политически вряд ли целесообразна.
5. Раздел романа, посвящённый дипломатической миссии Молотова в Берлин, необходимо уточнить в соответствии с историческими документами.
6. Изображение Гитлера и его ближайшего окружения страдает затянутостью, повторами, однообразием. Когда автор показывает события глазами гитлеровцев, в произведении нередко теряется чувство меры. Характеристика Гитлера дана почти исключительно как нашего идейного противника и почти не вскрыта связь фашизма с немецкими монополиями, немецким империализмом.
7. Изображение деятельности ленинградской партийной организации в самый канун войны необходимо сверить с фактами действительности. В этом разделе следует рассказать о боевой готовности Балтфлота к отражению вражеского нападения.
8. Главы о изображением cyдеб Кравцова, Анатолия и Веры во многом носят следы спешки, нередко нарушается логика образов, местами повествование отдаёт детективом.
9. Судьба учёного Валицкого затянута, особенно сцена в обкоме, образ этот нуждается в уплотнении.
10. Публицистические рассуждения автора и выводы из рассуждений героев порой не соответствуют общепринятым оценкам, в честности разговор Звягинцева и Королёва о силе коммунистических и фашистских идей.
11. Обратить внимание автора на то, что в высказываниях положительных героев имеются фрондирующие реплики; некоторые реплики неправомерно осовременены.
12. Подробные замечания о романе сделаны в отзывах членов редколлегии» (РГАЛИ, ф. 618, оп. 19, д. 18, лл. 1–2).
В редакции «Знамени» были уверены в том, что Чаковский тянуть с доделками не будет. Поэтому, чтобы не терять времени, Кожевников, не дожидаясь отредактированного варианта, распорядился отправить рукопись главному цензору страны П.К. Романову. Он сообщил:
«События романа А.Чаковского развиваются в первые годы Отечественной войны (блокада Ленинграда), некоторые главы романа отражают события, связанные с окончанием финской кампании и подписания договора о ненападении с гитлеровской Германией.
Главы с участием И.В. Сталина (сцены на даче Сталина и заседание Политбюро ЦК ВКПб) написаны автором в соответствии с фактами, записанными маршалом Г.К. Жуковым в его мемуарах, издаваемых АПН. При подготовке романа к печати мы ещё раз проверим соответствие фактов этих сцен с воспоминаниями Г.К. Жукова.
Сцены переговоров В.М. Молотова с Гитлером и Риббентропом написаны автором на основе изданных в АПН воспоминаний В.Бережкова «С дипломатической миссией в Берлине». (Изд. АПН 1966 г. тираж 600 000 экз.)
Наконец, в этой части романа существуют главы, где события развиваются накануне и в начале Отечественной войны в Ленинградском обкоме КПСС, в одной из этих глав фигурирует тов. Жданов. Факты этих глав документально автором не подтверждены, они написаны А.Чаковским на основе опроса свидетелей этих событий и в соответствии с соответствующими главами «Истории Великой Отечественной войны 41–44 г.г.
Просим Вас определить возможна ли публикация в журнале указанных глав романа с участием И.Сталина, В.Молотова и А.Жданова без апробации их в соответствующих инстанциях» (РГАЛИ, ф. 618, оп. 19, д. 18, лл. 11–12).
Однако, похоже, в Главлите брать на себя всю ответственность за рукопись романа даже такого проверенного автора, как Чаковский, не стали. Руководству «Знамени» посоветовали заручиться согласием в ЦК КПСС.
8 августа 1968 года Ананьев доложил в ЦК:
«Руководство Главлита СССР считает необходимым согласование названных эпизодов с участием И.В. Сталина с ЦК КПСС.
Сообщаем содержание этих эпизодов:
Эпизод первый. Весной 1940 года в Кремле происходит совещание военных руководителей, посвящённое итогам войны с Финляндией. Это совещание излагается через воспоминание одного из героев произведения, работника штаба Ленинградского военного округа, военного инженера Звягинцева. Он вспоминает о том, как на совещании выступали советские командиры, посвящая свои речи вопросам укрепления обороноспособности страны. На совещании присутствовал И.В. Сталин, который поддержал выступление Звягинцева. Эта речь Сталина в романе не излагается. Лишь позже, в беседе с сослуживцем Звягинцев говорит о том, что выступление Сталина было посвящено укреплению обороноспособности страны: Сталин призывал к бдительности в связи с агрессивными намерениями фашизма.
Звягинцев вспоминает лишь одну реплику Сталина: «…следовательно, вы считаете, что инженерные войска должны обладать техникой такой же подвижности, как и все остальные рода войск? Мы вас правильно поняли?» Звягинцев отвечает, что имел в виду именно это.
Эпизод второй. В нём описывается кунцевская дача Сталина (следует отметить, что дача И.Сталина была уже изображена в опубликованном в журнале «Октябрь» романе Н.Сизова). Описывается распорядок дня Сталина.
Далее происходит следующее: в ночь на 31 июня 1941 года начальник Генштаба Г.К. Жуков звонит по телефону Сталину и сообщает, что немцы бомбят наши пограничные города. Сталин передаёт указание Поскрёбышеву немедленно вызвать в Кремль членов Политбюро, а также наркома обороны и начальника Генерального штаба.
Жуков вспоминает эпизод, как днём раньше он и нарком обороны были у Сталина с сообщением о немецком перебежчике, который утверждал, что немцы собираются напасть на СССР. Сталин высказал тогда сомнение, не провокация ли это, но согласился утвердить директиву войскам о том, чтобы армия была наготове на случай возможных немецких военных провокаций.
На исходе речи начгенштаба и нарком обороны прибывают в Кремль. Там уже собрались члены Политбюро. Им докладывают о начавшихся военных действиях. Сталин предлагает Молотову немедленно связаться с немецким послом и выяснить, что же происходит. По телефону из МИДа Молотову сообщают, что только что звонил ненецкий посол и сам просил срочной встречи с Молотовым. Молотов уезжает в МИД и вскоре возвращается с сообщением, что Германия объявила войну Советскому Союзу. На этот раз Сталин подавлен. Присутствующие на совещании военные с горечью думают о том, что Сталин допустил ошибку, не придав должного значения их вчерашнему сообщению о перебежчике. Сталин заблуждался, думая, что Гитлер не решится напасть на СССР, пока не разделается с Англией. Сталин даёт директиву войскам отбить атаки врага, но государственную границу не переходить. (Исключение допускается лишь для авиации). В тексте романа существует также короткая сцена размышлений Сталина на четвёртый день войны, когда немецкие войска подходили уже к Минску. Сталин размышляет о следующем:
а) Страна всё время готовилась к возможной войне, зная об агрессивных намерениях Гитлера. Как только партии и народу удалось создать индустриальную базу, принимались энергичные меры по созданию необходимых вооружений.
б) Договор с Германий был вынужденной мерой в условиях мюнхенского предательства западных держав и их попыток натравить Гитлера на СССР.
в) партия никогда не переоценивала значение этого договора и воспитывала народ в духе бдительности.
г) Сталин признаёт, что слишком уверовал в невозможность нападения Гитлера на СССР, пока Германия воюет с Англией, он сожалеет, что стремясь не давать Гитлеру повода для провокаций, затормозил ряд необходимых мобилизационных мероприятий.
Эти раздумья Сталина даются на фоне изображения ежечасно усиливающейся деятельности партии, армии и народа по организации отпора врагу.
Таково содержание тех глав романа «Блокада», в которых изображается И.В. Сталин.
В одной из глав романа изображается А.А. Жданов. В этой сцене он, как член Военного совета Ленфронта, вызывает к себе военного инженера Звягинцева, чтобы лично убедиться в том, как идёт подготовка укреплений в районе г. Луга. Жданов говорит Звягинцеву о том, что партия требует отказаться от всякой беспечности, осознать размеры опасности, грозящей Родине. Он говорит, что на войну против фашизма поднимается весь советский народ. Жданов поручает Звягинцеву организовать завоз взрывчатки в место предполагаемой базы партизан.
Этим участием А.Жданова в эпизоде исчерпывается.
Просим санкционировать публикацию указанных глав с участием И.В. Сталина, членов Политбюро и А.А. Жданова в романе А.Чаковского «Блокада» (РГАНИ, ф. 5, оп. 60, д. ?, лл. 124–127).
В аппарате ЦК тоже решили, что пора бы уже руководителям журналов научиться брать ответственность на себя. 22 августа 1968 года заведующий отделом пропаганды ЦК В.Степаков и заместитель заведующего отделом культуры ЦК З.Туманова сообщили своему начальству:
«Редакция журнала «Знамя» (т. Ананьев) обратилась с просьбой разрешить опубликовать первую книгу нового романа А.Чаковского «Блокада», ряд эпизодов которого связан с деятельностью И.В. Сталина.
В последнее время в печати опубликован ряд литературно-художественных и военно-мемуарных произведений, посвящённых первому периоду Великой Отечественной войны, где говорится и о деятельности И.В. Сталина. Среди них роман Г.Коновалова «Истоки» («Волга» № 9–11, 1967 г.), поэма С.Смирнова «Свидетельствую сам» («Москва» № 10, 1967 г.), воспоминания Н.Кузнецова «Годы войны» («Октябрь» № 9, 1968 г.) и С.Штеменко «Генеральный штаб в годы войны» («Воениздат», 1968 г.).
Главный редактор журнала «Знамя» В.Кожевников и автор романа, главный редактор «Литературной газеты» А.Чаковский, – ответственные партийные литераторы и они в состоянии сами решить вопрос о целесообразности публикации этого произведения.
Просим согласия сообщить об этом редакции журнала «Знамя» (РГАНИ, ф. 5, оп. 60, д. 61, л. 128).
Позже Чаковский продолжил работу над эпопеей. А в какой-то момент у чиновников появилась идея экранизировать первые книги романа.
Фильм вышел на большой экран в начале 1975 года. Он собрал для того времени огромную аудиторию. Однако некоторым партийным руководителям в Москве эта кинокартина не понравилась.
15 февраля 1975 года Андрей Кириленко после очередного заседания Секретариата ЦК КПСС дал указание сделать следующую протокольную запись:
«Поручено т.т. Шауро и Ермашу [один был завотделом культуры ЦК, а другой председателем Госкино. – В.О.] изучить вопрос о содержании первой и второй частей кинофильма «Блокада» с учётом состоявшегося на заседании Секретариата ЦК КПСС обмена мнениями и соответствующие предложения внести в ЦК КПСС» (РГАНИ, ф. 4, оп. 44, д. 15, л. 63).
Добавлю, эту протокольную запись тут же сделал тогдашний первый заместитель заведующего общим отделом ЦК КПСС Клавдий Боголюбов.
Вновь к вопросу о фильме «Блокада» партфункционеры вернулись 25 февраля 1975 года. В протокольных записях состоявшегося в тот день заседания секретариата ЦК КПСС осталась краткая стенограмма обмена мнениями. Я приведу её полностью:
«3. О кинофильме «Блокада»
КИРИЛЕНКО. В прошлый раз мы обменивались мнениями по этому фильму. Условились, чтобы товарищи, которые не видели его, посмотрели.
УСТИНОВ. Мы смотрели с Арвидом Яновичем и Владимиром Ивановичем этот фильм. Надо сказать, что артист, который играет роль Ворошилова, совершенно непохож на него. А это очень важное значение имеет. Всё же, когда артист сходен с настоящим человеком, то это очень важно и для зрителей убедительно. Жданов на всём протяжении фильма неактивен, ведёт он себя не так, как член Политбюро. Сталин в некоторых местах показан весьма удручённым.
КИРИЛЕНКО. А кто был, Дмитрий Фёдорович, неудручённым в то время? Такая вражеская лавина катилась на Москву, на другие города, началась блокада Ленинграда. Тут были причины быть удручённым.
УСТИНОВ. Заседание Военного Совета Ленинградского фронта также показано недостаточно убедительно. Жданов ведёт себя как-то несерьёзно. Некоторые батальные сцены импровизированы.
КИРИЛЕНКО. Тов. Романов мне говорил, что они всем составом бюро обкома и с активом смотрели кинофильм в том варианте, который сейчас идёт на экране, и остались довольны. Если мы сейчас выскажем какие-то замечания или, например, какие-то куски вырежем из этого фильма, то что же тогда получится. Зритель сразу заметит и обнаружит цензуру с нашей стороны. А этого допускать нельзя.
Я разговаривал с т. Гречко. Он посмотрел, правда, одну часть, но говорит, что никакого драматизма не видит. Правда, Жуков по приезде в Ленинград разбушевался, но стоит ли из-за этого нам делать какую-то купюру в фильме. Есть отдельные сцены в кинофильме, как говорит т. Гречко, которые не увязываются с дисциплиной и Уставом, существующими в армии. Некоторое недовольство он высказал атакой морской пехоты, которую организовал Ворошилов. Можно было обойтись без этого. Вместе с тем т. Гречко говорит, что в фильме очень хорошо показан героизм гражданского населения Ленинграда, его взаимодействие с воинскими частями.
ШАУРО. Сейчас просмотрели кинофильм около 500 тысяч человек в Ленинграде и Москве. Недостатки, о которых говорил т. Устинов, действительно имеют место. Что касается купюр, то, по-моему, делать их не следовало, потому что это будет замечено зрителями.
КИРИЛЕНКО. Надо дать обстоятельную статью в «Правде», может быть, и в других газетах. Всё же фильм поставлен по художественному произведению, написанному писателем. Это не документальный фильм в полном смысле слова, хотя там многие сцены основаны на документальных фактах.
ПЕЛЬШЕ. Я считаю, что достаточно ограничиться рецензией в «Правде».
КАТУШЕВ. Может быть, всё же эпизод, когда Жуков приезжает в Ленинград и появляется на заседании Военного Совета, вырезать, уж очень он бросается в глаза.
ДОЛГИХ. Вообще я считаю, что фильм слабый, много в нём неправдоподобного, артисты не совсем подходят к данной роли. Может быть, следует действительно ограничиться статьёй.
УСТИНОВ. Тов. Шауро этот фильм смотрел раньше, ещё до выхода на экран. Надо было им вместе с т. Ермашом, если они понимали эти недостатки, довести дело до конца, вести борьбу за то, чтобы этих эпизодов не было. А они так пропустили это, согласились с неправдоподобными эпизодами.
ПОНОМАРЁВ. Я считаю, что надо установить за правило, чтобы подобного рода фильмы, являющиеся важными политическими фильмами, которые отражали большие события в жизни нашей страны, народа, партии, предварительно до выпуска на экран просматривались в ЦК.
КИРИЛЕНКО. Вот возьмите вы также телевизионный кинофильм «Семнадцать мгновений весны». Похождения нашего разведчика Штирлица настолько широки, что прямо забываешь иногда, что он находится в тылу врага и действует довольно свободно. Надо бы тоже посмотреть, как появился этот фильм. К тому же, чем объяснить, что этот фильм уже три раза показывали по телевизору, какая необходимость в этом. У нас появилось какое-то увлечение показом детективных фильмов по телевидению. Я бы считал необходимым подготовить нам проект постановления Секретариата, в котором отразить следующие вопросы: ничем не оправданное увлечение детективами как в литературе, так и в кино, и на телевидении; чем вызвана необходимость показа в короткое время три раза фильма «Семнадцать мгновений весны».
Подчеркнуть необходимость увеличения выпуска военно-патриотических картин и книг, но с консультацией их через Главное политическое управление Советской Армии и Военно-Морского Флота.
Признать необходимым выделять для каждой картины, где затрагиваются военные вопросы, военных консультантов.
Если не будет возражений товарищей, то можно было бы протокольно записать и поручить т.т. Шауро, Смирнову Г., Ермашу продолжить изучение данного вопроса с учётом состоявшегося на заседании Секретариата ЦК обмена мнениями и доложить свои предложения ЦК» (РГАНИ, ф. 4, оп. 44, д. 15, лл. 72–74).
Итак, какие выводы следовали? Один из тогдашних руководителей военно-промышленного комплекса страны Устинов счёл, что фильм «Блокада» не совсем верно отражал события военных лет (а если быть точнее, отражал, может, и верно, но не так, как через 30 лет после войны это хотелось бы видеть Устинову). Его в этом поддержал секретарь ЦК по тяжёлой промышленности Долгих и секретарь ЦК по связям с соцстранами Катушев, до этого поднимавший экономику на Волге в городе Горький. Понятно, что игнорировать мнения отвечавших за развитие ВПК людей Кириленко никак не мог. В то же время у него хватило ума вывести фильм из-под нависшего удара, предложив ограничиться разбором отдельных недостатков в «Правде», а в дальнейшем чаще привлекать к работе над картинами военных консультантов.
Ну а теперь о других итогах. Конечно, и эпопея Чаковского, и экранизация его романа самостоятельного художественного значения не имели. И книга получилась слабой, и фильм неважным. А читал народ тогда эпопею и шёл в кинотеатры в основном из-за того, что он не имел других источников на эту тему.
Как только появились научные труды о блокаде, другие материалы, интерес у публики к творчеству Чаковского моментально исчез.
Возможно, автор этой очень интересной статьи не в курсе, но Жуков, прочитав “Блокаду” так, извините за вульгаризм, разъе…, её автора, что товарищ Чаковский потом долгие годы при одном лишь упоминании имени и фамилии прославленного полководца, начинал чуть ли не выть. Этому есть документальное подтверждение, которое не так уж и сложно найти в Интернете.
Уже зрелым парнем я проходил обучение на курсах при Высшем политическом училище МВД СССР в Ленинграде в 1982 году. К тому времени я уже имел представление о ленинградской трагедии, почитав книги разных авторов. Но мне довелось проехать на велосипеде по дороге, проходившей через Всеволожский район до “Разорванного кольца”, посетить все имеющиеся музеи под открытым небом. Но самое важное – случайная встреча с блокадницей в электричке, когда я ехал к знакомым во Всеволожск из Ленинграда. Эта чудесная женщина работала в типографии газеты “Ленинградский рабочий”, как-то выжила. И мне довелось услышать о блокаде из её уст. Я был потрясён. Все книги, написанные по заказу, как Чаковским, и прочими авторами с личным отношением к происходившему, с преломлениями на политику и современность, не дают верного представления о том, что происходило в Ленинграде. Верить можно только живым людям и документалистам, фиксировавшим факты. Художественному кино я давно не верю, в том числе, например, киноподелкам Михалкова о войне, другим его фильмам “по мотивам”. Всё это ложь, режиссёрские вздрыги политически ангажированного, обласканного советской властью, ельцинским и путинским режимами угодливого не без таланта кинодельца. Таким не верю.
О том, что книги отдельных писателей нельзя воспринимать как правду жизни, мне стало ясно не сразу. Имея большой жизненный опыт, я согласен с выводами В. Огрызко, что и книга и роман ,мягко говоря, слабоваты. Но в то время, читал и смотрел подобное, потому что иного не было. А читая такое, была хоть какая-то возможность сравнить книжное с реальностью.
Разве я знал тогда, что сегодня В. Огрызко извлёк из архивов?
Про блокаду сегодня говорят и пишут все, кому не лень, но я мало верю этому – у меня жена блокадница, а сам я учился в после блокадном Питере, где жизнь была не намного лучше блокадной. У меня есть материал “После блокады”, но его никто не публикует, потому что это правда.
В каждом времени есть конъюнктурщики.
Мне пришлось ехать с А. Ананьевым в поезде №49 (Ленинград-Мурманск) в одном купе – путь не скорый. Я был в чине капитан-лейтенанта и мы быстро нашли общий язык. Как он радовался, что его книга “Танки идут ромбом” попала в “Роман – газету”. – Теперь мне хватит на всю жизнь! – радостно восклицал он.Все разговоры были о гонораре, а не о достоинстве произведения. А мне хотелось узнать правду… Выводы делайте сами.
Очень интересно было прочитать, как партийные боссы вмешивались в творческий процесс, пытались душить творческую волю писателя (пусть это был и писатель третьего ряда). Похоже, что и сейчас некоторые окололитературные деятели мечтают о тех временах. Хлебом не корми этих людей – дай только поруководить, покомандовать русской литературой…
Курганову. Вам, родившемуся через лет двадцать после войны, лучше других известно, что говорил Жуков, и как реагировал Чаковский после публикации “Блокады” и выхода фильма. И почему автору этого не знать? Вряд ли он не читал досужие источники в Сети. Кстати, в одном источнике приводится мнение маршала Конева о том, почему Жуков не одобрил “Блокаду” и оно не совсем конгениально тому, что якобы говорил Жуков. Напоследок. Посмотрел бы я тогда на теперешних критиков, какие бы они писали издавали в те времена романы о войне, Сталине, Жукове…
Любопытный получился отсыл в дебатах партначальников к кинофильму “Семнадцать мгновений весны”. В нем доминировала не документальность, как того желала власть, а сказка. Очень красивая. И она-то всех победила.