Правнуки кумыкского поэта улетят на Марс?

Рубрика в газете: Мы - один мир, № 2023 / 44, 09.11.2023, автор: Мурат АСКЕРОВ

Уважаемая редакция!

3 августа этого года исполнилось 80 лет со дня рождения и 60 лет с начала творческой деятельности известного дагестанского, кумыкского поэта и переводчика Магомедова Бадрутдина Магомедовича. К нашему прискорбию, Бадрутдин Магомедов 13 ноября 2017 года ушёл в мир иной. Дагестанская литературная и научная общественность почтила память поэта Вечером памяти, прошедшем в октябре сего года в г. Махачкала и посвящённом 80-десятилетию со дня его рождения.

Продолжая замечательные традиции вашей газеты, вы опубликовали в «Литературной России» статью поэта, переводчика, публициста, президента Клуба писателей Кавказа Миясат Муслимовой (Махачкала) «В ладонях любви моей…» о Бадрутдине Магомедове (№ 2023/32, 18.08.2023). За что мы очень вам благодарны. Сам Бадрутдин Магомедов не раз публиковался на страницах вашей газеты.

Я являюсь переводчиком нескольких произведений Бадрутдина Магомедова, в том числе его драматической поэмы «Муки рая», дважды изданной в Москве. Я сам, будучи аспирантом МГУ им. М.В. Ломоносова, в 2023 г. имел честь увидеть свои стихи на страницах вашей газеты.

Удел живых – помнить об ушедших в мир иной, и в силу своих возможностей делать всё, чтобы память о них не канула в лету.

Поэтому я обращаюсь к вам с просьбой опубликовать в вашем еженедельнике интервью, взятое мною у дочерей Бадрутдина Магомедова – Аиды и Гульнары, в котором они вспоминают о скоропостижно ушедшем отце, о его творчестве, о своей семье.

13 ноября – день смерти поэта Бадрутдина Магомедова. В связи с этим, огромная просьба к вам, если это возможно, опубликовать это интервью в ближайшие дни к этой прискорбной дате.

 

С уважением

 Мурат АСКЕРОВ,

поэт, переводчик,

кандидат философских наук

---

– Гульнара, какие яркие воспоминания у тебя остались из детства?

– Можно ли их назвать яркими, не уверена, но эти воспоминания, от которых на душе становится тепло, где молодые папа и мама; дом, вечерами полный гостей; ночи, где мы с младшей сестрой засыпали под мелодичные песни папы с мамой. Это стало почти традицией, когда долгие интересные разговоры завершались игрой мамы на гармони и песнями в исполнении мамы с папой в два голоса. А если было ещё не так поздно, то и мы с сестрой могли присоединиться к ним со своими танцами. Мы тогда с сестрой ходили в танцевальный ансамбль «Счастливое детство», и шанс продемонстрировать свои таланты не упускали (смеётся).

Довольно рано мы с сестрой стали понимать кто в доме «хозяин». Это, конечно же, мама со своим строгим нравом и сильным характером. Благодаря этому в доме всегда был порядок и уверенность в завтрашнем дне. Она всегда была надёжным тылом для нас и папы.

Если мама была головой, то папа был душой и сердцем нашей семьи. Мы в нём души не чаяли. Благодаря своему жизнелюбивому, весёлому характеру и находчивости он любые неприятные ситуации превращал в шутку или даже в юмористический спектакль, в котором все герои в итоге оказывались довольными и счастливыми. Я думаю, если бы было возможно соединить папу и маму в одном человеке, получился бы идеал. Хочется верить, что во мне это соединение произошло (смеётся).

– Аида, расскажи и ты о своём детстве. Каково это – быть дочерью поэта?

– Да, поэзия сопровождает нас, так или иначе, всю жизнь. Но осознание, что папа – талантливый поэт, к нам пришло позже. В нашем детстве он был папа, который очень любил своих дочерей и иногда даже гордился ими. Любил хвалиться, что я отличница в школе, или успехами Гули в математике, к примеру.

Мы, конечно, понимали, что папа был незаурядным человеком и отличался от всех тех, кто нас окружал, но о его таланте мы тогда судить не могли. Об этом мы узнавали от других людей, поклонников его творчества, которые отмечали, что его стихи полны необыкновенных образов и настраивают на духовный лад.

Помню, что он очень долго мог находиться в своём кабинете (тогда это был маленький застеклённый балкончик на первом этаже) и что-то постоянно писать и печатать. Там же была тахта, на которой он периодически отдыхал и засыпал. Поэтому мы редко с ним «встречались» в крохотной квартирке. Бывало, он читал нам с сестрой свои стихи. То, как он это делал, с какой глубиной и выражением, трогало нас до слёз. Мы также слышали, как он читает стихи для других, потому что в доме часто бывали гости. Поэты, писатели, композиторы, известные и неизвестные. В основном он читал своё, из новых стихов. Но, бывало, читал и Есенина, и Блока…

Я запомнила его смех. Когда мы жили на седьмом этаже, соседи даже с первого этажа соседних домов заражались его смехом, а те, кто не мог уснуть, тайно его «ненавидели» (смеётся).

Ещё помню, папа любил рассказывать свои истории, связанные со службой во флоте. Эти истории настолько меня вдохновляли, что я стала рисовать исключительно море и корабли. И на вопрос, кем хочу стать в будущем, отвечала – моряком (смеётся).

Да уж, моряком я не стала, но уплыла далеко и надолго (смеётся).

Кстати, папино стихотворение «Тревога» оказалось пророческим. Мне было семь лет, когда он буквально предсказал моё будущее. Дальновидный, способный чувствовать людей, умеющий находить индивидуальный подход к людям, настоящий, с невероятным чувством юмора, таким я помню папу в моём детстве.

И ещё помню, как папа мог радоваться, словно ребёнок. Глаза его начинали сиять от счастья, если происходило что-то, что ему нравилось. Никогда не забуду его глаза, наполненные счастьем, когда мы поехали на землю Шекспира в Стратфорд на Эйвоне. Казалось, что мечта его жизни тогда сбылась. Я наблюдала такую картину. После дома-музея Шекспира, как бы в продолжение его, шёл магазин сувениров. Все туристы бежали туда, чтобы обрести какую-нибудь безделушку на память. Папа же направился в комнату, где Шекспир проводил свои вечера, встал на колени перед камином и взял оттуда на память пепел в спичечной коробке, а также горсть земли из сада поэта. Они до сих пор хранятся в его кабинете. А от себя он подарил библиотеке Шекспира свою книгу с пьесами Шекспира в переводе на кумыкский язык. Она хранится сейчас у них в музейном архиве.

– Гульнара, твоё детство и юность прошли в творческой семье, как тебя воспитывали?

– Не было такого, чтобы папа нас за что-то ругал или отчитывал. Мы его уважали и любили за его доброту и за то, что он не навязывал нам свои уставы. Я только сейчас понимаю, что он делал всё правильно. Удивительным образом, будучи мальчишкой, выросшим в дагестанском селе, он был очень демократичен в своих взглядах, относился к нам с пониманием и уважал наше мнение. Он был нашим другом, мог посоветовать или отговорить, но очень деликатно, чтобы не обидеть. Помимо мягкости и доброжелательности, он иногда мог быть и достаточно вспыльчив, когда его допекали. Он был деликатным в общении, вежливым, но мог быть и довольно страстным, когда дело касалось его позиции и убеждений, всегда был готов их отстаивать, допустим, в жарком споре. Не боялся говорить правду.

Мне кажется, что ему было сложно. Знаете, он ощущал на себе серьёзную ответственность за своих людей, за родной язык. А язык для него заключался не только в «слове, грамматике и предложениях», но и в культуре, в нации, в народе.

Он делал потрясающие вещи, в том плане, что писал, печатался, жил и обеспечивал семью. Это было очень сложно. Помимо этого, он помогал другим поэтам издаваться и получать какие-то гонорары. Благодаря своему жизнелюбивому характеру, творчеству и умению шутить он пережил сложный период своей жизни. И в этом, конечно, ему помогала наша мама. Всегда поддерживала и никогда ни в чём не упрекала. Не было ни одного дня, чтобы мама не работала. Были времена, когда мы жили только на её заработок. Её мудрость и сила духа помогали нам с сестрой чувствовать себя защищёнными, а папе быть свободным в своём творчестве. Она всегда говорила нам о папе уважительно.

Дома мама была строга и непоколебима. Она была этакой «Маргарет Тетчер» в своём государстве (смеётся). Но при этом последнее слово всё-таки всегда оставалось за папой. За таким добрым и честным, справедливым королём, слово которого – закон. Хорошо помню, как мы с сестрой засыпали и просыпались под звуки его печатной машинки. Как будто звуки эти нас умиротворяли. Ощущение, что папа дома, а значит всё хорошо, светло и весело. Мы ценили эти моменты, потому что никогда не знали, когда будет очередная творческая командировка.

Помню, после каждой командировки папа возвращался с тяжёлым чемоданом, мы бежали к нему навстречу в ожидании подарков в виде кукол или модной одежды. Но находили в чемодане книги (в том числе и детские, для нас), камешки или какие-нибудь старинные, как нам тогда казалось, безделушки из мест, где он побывал. Это сейчас мы понимаем, что это был бесценный антиквар, и дорожим этим всем. Всё это сейчас хранится дома в его кабинете.

Но затем он откуда-то из карманов или из-за пазухи неожиданно доставал подарки и дарил их нам сюрпризом (смеётся). Он любил дарить радость. Как рассказывала бабушка, папа с детства был таким человеком, которому стоит зайти в комнату, где все сидят грустные, и начинается оживление, все улыбаются. У папы был особенный подход к нам, к нашему воспитанию. Без криков и оров он мог донести до нас мысль.

Однажды мама поругала меня за яркий окрас на лице (подросток 80-х), сами понимаете. Папа посмотрел мне в лицо и сказал: «Разве цветок в поле нуждается в дополнительной окраске?»

Не могу давать оценку, как меня воспитали мои родители, знаю только одно: детство и юность мои были счастливые. Для меня папа и мама были моим маяком, воплощением чести и достоинства. Папа был самым близким человеком, который всегда поймёт и не осудит.

– Аида, ты в воспитании детей придерживаешься тех же принципов, что и родители?

– Непростой вопрос. Не думаю, что я придерживаюсь каких-то строгих правил. Я, скорее, стараюсь не внушать детям те или иные установки, принципы. Традиции, да, и почитание и уважение к старшим. Считаю важным давать им больше свободы выбора. Уверена, что, не набив своих собственных шишек, человек не станет личностью.

В своё время мне эту свободу давали родители. Я за это им очень благодарна. Это – доверие, понимание. А иначе как найти самого себя? Как понять, кто ты?

И потом, действительность вокруг нас так стремительно меняется, что передающиеся по наследству устои зачастую могут навредить. Что в жизни важнее – мои собственные принципы или счастье близких людей? Конечно же, в моём отношении к воспитанию детей сыграли роль и те папины рассказы из детства. Истории о мудрой бабушке Даражат, у которой воспитывался папа. Расскажу маленькую историю, потому что это, на мой взгляд, очень смешно. Однажды, когда папе было лет пять, а его дяде Абдулбеку (сыну Даражат) шесть, они ели из одной чаши сметану и никак не могли её поделить между собой поровну (видимо, в то время в доме не было лишней посуды). Чтобы мальчишки не подрались, бабушка Даражат положила сверху поперёк чаши деревянную ложку и велела, чтобы каждый ел из своей половинки.

И ещё одна история: папа в детстве очень любил читать. Естественно, в то время достать книгу было непросто. Он тайком брал из школьной библиотеки книгу, прочитывал её за ночь и возвращал утром, так, чтобы никто не заметил. Однажды бабушка Даражат застала его спрятавшимся в углу и читающим взахлёб книгу. Он честно ей признался, что «украл» книгу из школьной библиотеки, но, как всегда, вернёт её туда же. Тогда бабушка Даражат кивнула головой и сказала: «Только не забудь вернуть, сынок. Когда-нибудь люди будут читать твои книги, я уверена в этом». Вот это воспитание, вот это доверие, вера в ребёнка! Вы только представьте себе, если бы бабушка повела себя по-другому, запретила бы, поругала, отлупила… Возможно, мы никогда не узнали бы такого замечательного человека и талантливого поэта, как Бадрутдин.

– Аида, ты и Гульнара давно уже живёте за границей. Как папа на это смотрел? Не скучаете ли вы вдали от родины?

– Да, это так. В недавнем прошлом нас разбросало по Советскому Союзу, сейчас же мы разбрелись по всей планете. Папа говорил: «Вот все разъехались, одни мы с мамой остались. Как же так?» А я отвечала: «Папа, твои дети покоряют весь земной шар, наши правнуки улетят на Марс и Венеру. И мы будем говорить, что они осваивают космос» (смеётся).

Скучаем ли мы? Да, скучаем, конечно, но всегда можем приехать, когда захотим. Сейчас нет таких границ, какие были раньше, когда человек уезжал и не мог уже вернуться. У нас есть ощущение, что мы все близко, рядом. Да, ещё одна наша семейная черта – мы поддерживаем родственные связи, несмотря на расстояния.

Сам папа так и остался жить в Дагестане. Однако он много путешествовал, бывал за границей. Но его всегда тянуло на Родину, и это понятно. Сильная духовная связь с родной землей и своим народом для него всегда была важна.

– Гульнара, в каком из стихотворений или произведений, на твой взгляд, наиболее точно проявляется личность отца?

– Отметить какое-либо стихотворение с этой точки зрения трудно: он был Художником предельной искренности. Он всегда оставался самим собой. И в этом смысле я бы сказала, что внутренней своей сущностью он походил на шекспировского Гамлета. Ведь он в жизни и в творчестве всегда стремился к правде, которая для него, в конечном счете, оказывалась выше и важнее всякого рода идеологии и политики.

– Аида, у папы нет звания. По моему мнению, извини за каламбур, Бадрутдин незаслуженно не Народный. Как это, на твой взгляд, могло произойти?

– Это произошло просто. Во-первых, папа звания не выпрашивал. Не секрет, что есть немало поэтов, писателей, едва ли получивших эти звания за свои творческие достижения и заслуги, а буквально вымолившие их у властей предержащих. За исключением, пожалуй, литераторов советского времени. Отчего, видимо, с некоторого времени это звание потеряло для папы значимость. Поэтому для него не быть в ряду тех, кто был «удостоен», не стало трагедией. Вряд ли читатель будет оценивать его творчество по наличию или отсутствию какого-либо звания. Тем более, папа не был лишён любви народной. Те, кто любит поэзию и понимает её глубину, по достоинству оценят его творчество.

– Гульнара, в наше время много говорят о несправедливости. Что для тебя это слово?

– Несправедливость – понятие субъективное. Для нас, к примеру, несправедливостью стал внезапный уход отца, ещё полного сил. Это стало для нас абсолютной трагедией. Сначала было угрызение совести, что при всех возможностях организовать необходимое лечение, он пошёл сам, своими ногами в больницу для профилактики. К сожалению, активная творческая жизнь поэта внезапно оборвалась. Его не стало в течение десяти дней болезни.

И всё же, несмотря на своё болезненное состояние, папа не переставал творить до последних минут своей жизни, На тумбочке рядом с его больничной кроватью мы нашли клочок бумаги, на котором были написаны его последние слова:

 

Минувший день пророчит день грядущий,

Я вновь собой скрепляю их союз.

Но в эту ночь Господний глас влекущий

Зовёт с собою вдаль от дольних уз…

 

Врачи почему-то решили, что ему нельзя писать, что это повредит его здоровью. Как ни иронично, вредило в этот момент его здоровью именно их непонимание, что единственным спасением для папы было – писать (он боялся не успеть дописать поэму «Рамзес», которую мы планируем издать в его посмертном сборнике), что его мозг не перестанет работать от того, что у него заберут листы и ручку. Когда в очередное наше с мамой посещение его в больнице, уходя, мы спросили, что ему нужно, он ответил: ручку и бумагу (прослезилась).

Конечно, мы можем бесконечно обвинять самих себя, врачей за эту несправедливость. Но на всё воля Всевышнего…

– Аида, как ты думаешь, считал ли Бадрутдин себя успешным?

– Папа не был лишён некоторого самолюбия, но никогда не делал того, что шло наперекор его морали и воспитанию. У папы был свой собственный цензор. Он не подстраивался под время и обстоятельства. За это некоторые люди его не понимали и не принимали. Было немало и тех, кто всячески строил против него козни. Но папа им неизменно отвечал своим «пером», что ещё больше их обезоруживало.

Несмотря на это, папа всё-таки был в какой-то степени и везунчиком. У него было полное ощущение того, что он делал то, для чего он родился. Ему легко давалось сочинять, создавать образы. Сил и здоровья папе хватало на разноплановые проявления таланта, – стихи, выступления, переводы, помощь молодым начинающим поэтам (некоторые из них, кстати, получили звание «народного»). Он любил людей в целом, находя в себе мудрость прекрасно общаться, как с властями предержащими, так и с простыми, обычными людьми. Независимо от статуса, состояния, он в каждом человеке находил что-то своё, неповторимое.

– Аида, у папы был свой кабинет?

– У папы был свой рабочий стол в квартире, кабинет появился позже, когда он отстроил свой новый дом. Но папа писал и дома, и на работе. Последние тридцать лет он проработал редактором кумыкского отдела «Дагкнигоиздата». Некоторые вещи он творил очень быстро, а над другими корпел месяцами, годами. К примеру, «Гамлета» В. Шекспира он переводил в течение пятнадцати лет! Иногда уезжал в Переделкино, в Дом творчества от Литфонда. Писателям в то время давали туда путёвки, чтобы они могли спокойно работать.

– Гульнара, куда вы планируете передать рукописи отца, личные вещи?

– Я уже говорила, что в доме, в котором последние годы жил отец, на втором этаже находится его кабинет. После его кончины мы решили создать в нём нечто вроде музея. Все его книги, и собственного сочинения, и подаренные ему, вся библиотека, все его рукописи, мебель, вплоть до канцелярских принадлежностей, и его знаменитая пишущая машинка – все они в нетронутом виде там и хранятся.

– Аида, остались ли у отца неизданные рукописи? Планируете ли вы их опубликовать?

– Надо сказать, что отец немало издавался и в республике, и в Москве, и даже за рубежом. Но, к сожалению, скоропостижная кончина оборвала многие и многие его замыслы не только поэтические, но и в прозе. Среди больших произведений неизданными пока остаются составленная им «Жемчужная книга» и драматическая поэма «Рамзес». Однако есть и подвижки. Так, готовится к печати его поэма «Две звезды одной плеяды» в твоём, кстати, переводе на русский язык, за что мы тебе весьма и весьма благодарны. Но мы не намерены на этом останавливаться, и планируем издать в будущем все его неопубликованные произведения.

 

Беседовал Мурат АСКЕРОВ

---

Бадрутдин Магомедович Магомедов (1943–2017) – известный дагестанский (кумыкский) поэт и переводчик, автор многих поэтических сборников на кумыкском и русском языках. Лауреат Государственной премии Республики Дагестан. Народный поэт Кавказа, заслуженный работник культуры Дагестана. Член Союза писателей СССР 1977 года. Член Правления Союза писателей РД.

В 1967 г. окончил с отличием Центральную международную комсомольскую школу при ЦК ВЛКСМ в Москве. В 1972 г. окончил филологический факультет ДГУ им. В. И. Ленина и Высшие литературные курсы при Литературном институте им. М. Горького в Москве.

Работал в райкоме комсомола Ленинского (сельского) района ДАССР, редактором кумыкского вещания Гостелерадиокомитета, заведующим литературной частью Кумыкского музыкально-драматического театра им. А.-П. Салаватова, редактором кумыкского выпуска журнала «Литературный Дагестан», в последние годы – редактором художественной литературы на кумыкском языке Дагестанского книжного издательства.

Начал публиковать свои стихи с 1963 г. на страницах республиканских периодических изданий на кумыкском языке. Стихи Б. Магомедова в разные годы переведены на русский язык и выпущены отдельными сборниками в Москве издательством «Современник».

Б. Магомедов впервые перевёл на кумыкский язык трагедии Шекспира «Гамлет» и «Макбет», которые изданы отдельной книгой. Пьеса «Макбет» поставлена в Кумыкском музыкально-драматическом театре.

Б. Магомедов – лауреат премии журнала «Дружба народов» за 1981 г. и дипломант фестиваля германских пьес в СССР в 1981 г. Он – член-корреспондент Международной академии информатизации, член Международного центра Шекспира в Страдфорде-на-Эйвоне в Англии.

Помимо заслуг на литературном поприще, Б. Магомедов пользовался огромным авторитетом среди народа за общественную деятельность и высокие человеческие качества. Он принимал активное участие в общественной жизни, в частности, в работе Общественной палаты города, в фонде «Белые журавли», созданном Расулом Гамзатовым.